Читать интересную книгу Темная алхимия - Сара Лаветт

— С помощью массажа ступней можно привести в порядок все тело, — сообщил Свитхарт.

— М-м-м, — пока он трудился, она дрейфовала на краю сознания. Туда-сюда, но что-то вернуло ее обратно. Его руки переместились на другую ступню, скользили вокруг щиколотки, возвращались к пальцам. Она снова уплывала.

Почти прослушала его тихие слова:

— Зачем ты выходишь замуж?

Все еще находясь между сном и явью, она позволила вопросу достичь сознания, задумалась над ответом, это заняло какое-то время. Я собираюсь выйти замуж, потому что пришло время… потому что мы хотим завести ребенка… потому что мне нужна семья… потому что я хочу быть нормальной, жить нормальной жизнью… потому что я влюблена, потому что он мне подходит.

Потому что не было одного-единственного ответа… и потому что Свитхарт на самом деле задал совсем другой вопрос… она не ответила.

Стук в дверь вернул Сильвию к реальности.

Она медленно приподнялась на кровати, потерла глаза. Одна. Она заснула?

В животе заурчало. Обслуживание номеров.

— Иду, — пробормотала она. Снова постучали. Она побрела к двери, хрипло позвав:

— Свитхарт!

Официант поставил поднос на столик рядом с зеленым креслом. Театральным жестом снял металлические крышки, объяснил, что «лапсанг сушонг» заваривается, поставил в узкую вазу розовую розу и исчез в мгновение ока.

Она вцепилась в сэндвич, проглотила его за минуту, выпила молоко и только после этого снова почувствовала себя человеком.

В соседнем номере раздались тихие звуки. Свитхарт появился в дверях, вошел в комнату.

— Я уснула, — удивленно сказала она.

— Ты все еще спишь, — он посмотрел на нее так, что ей стало неловко. Не то чтобы он смотрел нескромно или сексуально, но определенно интимно, снова читая в ней, как в книге.

— Сейчас слишком поздно звонить домой, верно? — поспешно спросила она, чувствуя себя разоблаченной. — То есть слишком рано. — Теперь она поняла, его лицо было почти просящим, под маской воина скрывалась уязвимость.

— У тебя желтое пятно на подбородке.

— Это сыр, — сказала она, вытираясь салфеткой.

— Больше нет, — он продолжал смотреть на нее, его рот смягчился. — Ты похожа на синдеси, новобранца в сумо. — Он почти улыбался.

— А ты на Чоу Юнь Фата, — парировала она. — В «Наемном убийце». Вот кого ты мне сегодня напоминаешь. Это комплимент.

Если он и ответил, она не услышала, потому что погрузилась в свои мысли. Она почти ничего не знала о жизни Свитхарта, его прошлом, его семье. Что он так упорно преследует, за чем он так отчаянно гонится? Он тратит свою жизнь на выслеживание «негодяев».

Он же, в свою очередь, знает, о ней только то, что имеется в досье и его базе данных, а этого недостаточно. Она сделала своей профессией стремление понять, что заставляет людей поступать плохо.

То есть их объединяет одержимость, это темная связь: преследование тех, кто опасен для мира, патологически самовлюбленных и алчных извращенцев.

Алчность. Мысли Сильвии вновь вернулись к Саманте Грейсон.

Она взяла с подноса вилку, изучила зубцы и поводила ею в воздухе:

— Не исключено, что Саманта была промышленным шпионом.

— Возможно. Гретхен и Люк занимаются проверкой ее деятельности — финансовые дела и тому подобное, — с помощью МОЗАИКи, — Свитхарт говорил о своих ассистентах из калифорнийского офиса.

— Хорошо. Хочешь выяснить, не покупала ли она на свою лаборантскую зарплату «феррари», икру и бриллианты? Мне нравится «феррари». А что ты думаешь о Лэнге?

— Я не думаю, я знаю, — ответил Свитхарт, — серое и красное: закомплексованный британский бюрократ, серый человечек, чей мирок перевернула с ног на голову сексуальная авантюристка. Красное — это страсть, а теперь жажда мести. Вот что такое Пол Лэнг.

— Иными словами, британец, подсевший на эмоциональные стероиды, — сказала Сильвия. — У меня живот болит.

— Ты слишком быстро все съела.

Она со вздохом посмотрела на остатки сэндвича:

— Что мы знаем о работе Лэнга, чем он занимается?

— Помимо всего прочего, он специалист по международному черному рынку оружия: ядерного, биологического и химического.

Сильвия зевнула и потянулась:

— И что Саманта Грейсон в нем нашла? У меня сложилось впечатление, что ее привлекали более простые радости жизни. Лэнг явно не из тех, в кого она могла влюбиться.

— Значит, ее покорило обаяние МИ-6.

— То есть Саманту привлекали связи жениха.

— Социальные?

— Профессиональные. — Сильвия задумалась: — Ты сказал — обаяние МИ-6. Возможно, его работа в сфере международных отношений, пусть даже канцелярская…

Резко зазвонил сотовый телефон на ремне Свитхарта. Тот поднес к уху трубку, пробормотал приветствие. Прислушиваясь к обрывкам разговора, Сильвия поняла, что он говорит с Люком или Гретхен, своими ассистентами из Лос-Анджелеса.

— Откуда она, говоришь? — переспросил Свитхарт.

Из телефона послышалось неразборчивое бормотание, будто внутри динамика сидели крошечные бурундуки.

— Так, это потом, а сейчас немедленно соедини с ней, — приказал Свитхарт и резко нажал кнопку на телефоне. Он повернулся к Сильвии, открыл было рот, но его прервал голос в трубке. Взволнованный женский голос, с сильным акцентом:

— Не называйте мое имя.

— Хорошо, если так вам будет удобнее, — согласился Свитхарт.

— Я слышу эхо — вы говорите по громкой связи? Вы сейчас один?

— Я с напарником, — Свитхарт кивнул, точно собеседница могла его видеть, и продолжил: — Насколько я понимаю, вы работали вместе с одной личностью в Датской лаборатории. — Произнося это, он нацарапал на бумажке для Сильвии: «Гисла Шмидт — работала с Палмер».

— Да. — Шмидт помедлила и выдала краткую историю своего сотрудничества с Палмер. Они работали вместе пять лет назад. Зоотоксины. Во время этих экспериментов несколько сотрудников довольно долго болели. — Шмидт пояснила: — Мне нездоровилось три дня. Мышечное напряжение, боли в груди, затрудненное дыхание, ноги онемели, я испугалась до смерти — и тут мне позвонила она. Посочувствовала, спросила, как мои дела, я ответила, что неплохо, потому что еще жива. Она стала задавать вопросы. Когда я почувствовала недомогание? Где возникли первые болевые ощущения — в животе или в голове? Насколько быстро мне стало хуже? Рвало ли меня? Даже спросила, много ли рвало и сколько раз. Как моя голова? Что я чувствую? Ей были нужны подробные и точные симптомы.

Когда я сказала, что мне неприятно об этом рассказывать, она извинилась. Но продолжила настаивать. Говорила, это нужно для отчета, таковы требования внутренней безопасности лаборатории, стандартная процедура. Я это понимаю. И я не думала об этом, а через два дня кто-то из руководства звонит мне. Ему нужен отчет. «Стандартный», говорит. Когда я говорю, что уже ответила ей на стандартный опросник, он говорит, что понятия не имеет, о чем я толкую. Он говорит, что она, наверно, проводит собственное исследование, потому что ничего не слышал о лабораторном опроснике.

— Вы сообщали кому-нибудь еще об этом случае? — спросил Свитхарт.

— Конечно, — Шмидт поколебалась, — заведующий отделом был в курсе, он сказал, что пойдет к заместителю директора лаборатории. — Она помолчала. — Мне неприятно об этом говорить.

— Я понимаю, но это очень важно.

— Зря я позвонила.

— Мы признательны за вашу откровенность, вы нам очень помогли.

Шмидт тяжело вздохнула.

— На этом все и кончилось.

— Мы ничего об этом не знали.

— А ничего и не случилось. Все списали на неисправности вентиляции, распыление токсичных культур. Месяцем позже она заявила, что уезжает в Англию. И уехала через две недели.

— И никакой реакции со стороны руководства?

— Никакой, — ответила Шмидт, — она делала это и с другими. Заражала, а затем выспрашивала подробности об их болезни, симптомы. Она будто каннибал — принимает тебя, как дорогого гостя, кормит-поит, но лишь для того, чтобы откормить, а потом убить.

— Позвольте уточнить. Вы сказали, что директор лаборатории проигнорировал жалобы на вашу коллегу.

На этот раз молчание затянулось почти на минуту:

— Когда я повешу трубку, не пытайтесь найти меня. Я больше не смогу с вами говорить. — В трубке слышалось ее дыхание; наконец она сдалась: — Как у вас говорится? Высокопоставленные друзья? Кому-то в верхах очень нравится доктор.

После того, как Гисла Шмидт повесила трубку, воцарилось молчание. Затем Сильвия сказала:

— Мне начинает казаться, что если в твою жизнь вошла Кристин Палмер, то все меняется. Ты никогда не будешь прежним.

Сильвия одна, в своем доме. Трясущимися руками она открывает дверцу шкафа. Ее одежда аккуратно развешана — слева брюки, посередине рубашки, справа жакеты. Одиннадцать пар туфель стоят в ряд.