кровавая и пугающая его составляющая. Что-то, что в конце не выйдет к свету и не отринет тьму, а останется в ней и научит всех ею наслаждаться.
Если Ди была светом, то Бель — мраком. Мраком, в котором раздается голодный рык чудовищ, затаившихся на время, но все равно жаждущих сорваться с поводка и вырваться на свободу.
Именно по этой причине Ян ехал в океанариум.
Он ехал усмирять чудовищ.
Верил ли он, что у него всё получится? Получится спасти Ди… себя… Бель?
Нет, но его утешало воспоминание.
Воспоминание о том, как однажды, когда он блуждал в сером, липком, удушливом тумане, путь на свободу вампиру показала девушка, улыбка которой срезонировала в его душе, вызывав необратимые изменения. Нет, это не было любовью с первого взгляда. Ян не был уверен и в том, было ли это любовью сейчас. Скорее, это было верой с первого взгляда. Верой в то, что всё вокруг — иллюзия, вымысел. Реплика реальности. И только маленькая нереида — настоящая. Как небо над головой — настоящая и вечная, что — то, что было раньше.
Благодаря.
И будет потом.
Вопреки.
Но если Ди была небом, порой ярким, ослепляющим разливающейся над головой лазурью, порой приглушенным, словно разбавленным ртутью, то небом была и Бель. Только небом ночным, иногда — звездным, сказочным, словно сошедшим с глянцевой обложки романа про любовь, а иногда — непроглядным, пугающим, демоническим.
«Неважно, сколько лет ты прожил, семь, семьдесят или семьсот. Если ничего хорошего в жизни не сделал, ничего безвозмездно доброго и чистого, то считай, что и не жил вовсе», — сказала однажды ему Ди.
И сейчас Ян собирался сделать нечто такое, доброе и чистое, что возможно, только возможно, спасет и его душу.
А была ли у него она, душа — то? В последнее время он начал в этом сомневаться, ощущая что-то такое внутри, что болит и колется, словно вертящийся в тесной норе взъерошенный и возмущенно фырчащий еж. Но разве таким, как он, позволено иметь то, бессмертное и бесконечно живое, о чем спето, сказано и срифмовано так много?
Душа — это для людей, для тех, чья жизнь не равно чужая смерть, чужая кровь, чужая боль. Чье существование в этом мире скоротечно, словно зажженная на ветру свеча, которая вспыхивает ярко, горит быстро и потухает внезапно. Но именно за счет этой скоротечности есть в распоряжении людей что-то, ради чего стоит и жить, и страдать, и умирать. Сам Ян долго не мог понять, что же это такое, что есть у людей и отсутствует у тех, кто способен существовать и мыслить столетиями, наблюдая за бытием. А потом понял — это «что — то» является способностью созидать. За свою скоротечную жизнь людям удается создавать то, что остается после их смерти, то, что продолжает жить даже тогда, когда их плоть сгнила, а кости истлели в сырой земле. Память о них продолжает жить. Их творения живут. И это нечто, идущее под руку с бесконечностью.
— Все течет, все меняется, — сказала однажды Бель, сидя на полу в кабинете Князя, погрузив маленькие изящные ступни в густой длинный ворс ковра ручной работы и рассматривая один из его коллекционных альбомов. Она часто так делала, особенно — по ночам. Тихонько прокрадывалась в его кабинет, брала с полки очередной том и, подобрав полы длинного халата, усаживалась на пол, скрестив перед собой ноги. Он никогда не понимал этой её тяги сидеть на полу, хотя в её распоряжении были и кожаные кресла, и большой мягкий диван, и даже его стол, на который она никогда не стеснялась запрыгивать с довольной лисьей улыбкой. Но что он понимал, так это её страх перед ночью. Она никогда не говорила об этом вслух, но он знал — ей страшно засыпать, но еще страшнее — просыпаться. — А Будда как лежал, так и лежит.
— Какой Будда? — оторвавшись от своих бумаг спросил Князь, поднимая взгляд на Бель.
— Вот, смотри, — с легкой белозубой улыбкой повернулась она к нему, держа на весу раскрытую книгу и указывая пальцем на одну из разноцветных картинок. — Гигантские изваяния Будды в Полоннаруве. Это бывшая столица Шри-Ланки, некогда величественный город, считавшийся чудом инженерного искусства. Статуи Будды высечены прямо в цельной гранитной скале. Смотри, какие они огромные! — восхищенно выдохнула Бель. — Гляди, как их создатель тщательно проработал каждую деталь — мимику, складки одежды и даже заломы на подушке лежащей фигуры!
И Бель начала водить тонким пальцем по фотографии статуи, изображавшей погрузившегося в состояние глубокой медитации Будду. Восседало просвещенное существо на каменном троне в виде лотоса, а за его головой виднелась высеченная в скале арка, по своим очертаниям напоминавшая христианский нимб.
— Статуя высотой пять метров! — приглядевшись к описанию, сообщила Бель. — А вот эта, — она быстро перелистнула страницу и продемонстрировала Князю следующее изображение — опять Будду, но уже стоящего со скрещенными на груди руками и с тенью печали, легшей на каменное лицо. — Она еще выше — семь метров! Вот бы их увидеть…
— С каких пор ты интересуешься буддизмом? — хмыкнул Князь, ощущая, как в душе, словно снежный ком, нарастает нежность. — Ты же не веришь в религию.
— В религию не верю, — с готовностью кивнула Бель. — И в церкви тоже. Немного странно прозвучало, да? — она чуть скованно улыбнулась.
— Для кого-то другого — да, но не для тебя, — заверил её Ян, которому нравилось вот так вот просто сидеть ночью и разговаривать с ней. О чем угодно. Бель всегда умудрялась сделать даже самую глупую беседу очень увлекательной.
— Буддизм — это не столько про религию и веру, сколько про философию, — закончила свою мысль девушка, отбрасывая за спину тяжелую копну густых волос. — Знаешь, мне кажется, что в жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда он начинает интересоваться философией.
— И на какой стадии интереса сейчас находишься ты? — ему действительно было любопытно, какой точки нетипичного мировосприятия достигла Бель в своих размышлениях, в своей внутренней беседе со Вселенной.
— Я ищу ответы, но мне кажется, что я их не найду, потому что у меня нет правильно сформулированных вопросов, — медленно ответила она, словно сверяясь со своими внутренними ощущениями. — А если нет вопроса, то как же получить ответ?
— Так, тебе нужны вопросы или ответы? — Князь действительно пытался её понять, понять, как она думает. Это было очень сложно, но очень… занимательно.
— Я нуждаюсь в новой смысловой парадигме, потому что кажется, будто прежняя делает меня беспомощной… безликой.
— Говоря о парадигме, ты имеешь в