Завтракали, или, пожалуй, обедали долго. Катя, с любовь поглядывая на мужа, подкладывала ему на тарелку лучшие куски, невольно засматриваясь на крепкие мускулы, точные, твердые движения.
Сергей действительно сильно изменился за прошедший месяц, и дело тут было даже не в физиологии - он словно по другому начал воспринимать окружающий мир, исчезло раздражение на себя и окружающих, противное, липкое чувство опасения, ожидание подвоха, появилась спокойная уверенность в себе, в своих силах и возможностях.
Даже когда они с Борисом шли по перрону, пробираясь через людскую толчею, Воронцов поймал себя на том, что теперь он идет в толпе не так, как раньше. Прежде бывало, что злой и раздраженный после работы, Сергей "цеплял" плечом в метро или на улице не в меру ретивых граждан, летящих ему на встречу, получая мстительную радость от таких столкновений, или же ругался сквозь зубы, наткнувшись на застывших посредине людского потока провинциалов с баулами, разглядывающих рекламный щит. Ругался не громко, но унизительно - чтобы рот не раскрывали, лапти!
Сейчас же все изменилось. Воронцов двигался через толпу мягко, уверенно, и при этом совершенно не думал об окружающих его людях. Натренированное тело словно бы само по себе, без вмешательства разума, уклонялось от столкновений, обходило, лавировало, причем совершенно естественно, не вызывая удивленных взглядов. Воронцов пронзал толпу, словно спица - клубок шерсти, и там, где раньше он бы весь извелся, психуя по поводу собственной и чужой неуклюжести, теперь его сознание оставалось совершенно спокойным...
После обеда, за чаем, Сергей рассказывал жене о своей учебе. Катя только охала да ахала, чаще всего притворно, подначивая мужа, когда слышала о жестоких спаррингах, гонках на выживание, или контактных тренировках типа "один против всех".
Слегка осоловев от еды и умиротворенного домашнего покоя, Воронцов начал было клевать носом - все же последствия вчерашней "отмечаловки" ещё сказывались, да и вообще, месяц, проведенный вне дома, в трудах и "битвах", требовал отдыха.
- Кать, ты извини, я пойду прилягу! - еле ворочая языком, пробормотал расслабившийся телохранитель.
- Конечно, конечно, Сережа! О чем разговор! Пойдем, я тебе уже постелила!
Воронцов бухнулся в мягкое, хрустящее лоно кровати, блаженно развалился на свежих простынях, закрыл глаза, почувствовал рядом теплое, по девичьи гибкое тело жены, обнял мягкое, родное плечо, прижал Катю к груди... Какой уж тут сон, если любящие друг друга люди месяц не виделись!
На следующее утро, трясясь в морозной, наполненной паром людского дыхания электричке Катя, из-за ста надетых для тепла одежек похожая на продавщицу-лотошницу, сказал Сергею, кутавшемуся в бушлат:
- Ты знаешь, сейчас, когда я вспоминаю, как я ушла от тебя тогда, в августе, я иногда ловлю себя на мысли: "Господи, какой же я бываю дурой!". Ты меня любишь?
Воронцов посмотрел в теплые глаза жены, чмокнул их по очереди, погладил рукой Катину руку:
- Больше жизни!
Борис С Леной встречали гостей на платформе станции, оба укутанные в тулупы, краснощекие и веселые.
- Ну вы, блин, даете! - словами генерала Михалыча из "Особенностей национальной охоты" поприветствовал Борис Воронцовых: - Мы уже пятую электричку встречаем, замерзли все! Пошли быстрее!
Друзья, на ходу переговариваясь, поспешили через заснеженный лес к дому Бориса, где его сестра, Света, уже поджидала всю компанию с полным столом всяких разносолов.
За обедом, подождав, пока все насытятся, Борис с Леной обьявили о своей будущей свадьбе. Под это дело Воронцов достал предусмотрительно захваченную с собой бутылку шампанского, бахнул в потолок пробкой. Выпили за счастье нарождающейся ячейки общества, посидели, поболтали...
Часа в два решено было идти в лес, жечь костер и дышать свежим воздухом. Воронцов только там, на поляне, под заснеженными соснами, понял, насколько он отвык в мрачноватом далеком Питере от простых радостей жизни, от светлого, морозного леса, солнца на синим небе, жаркого костра, вокруг которого подтаивал снежок, от общения с друзьями.
В дом вернулись уже под вечер, когда опустившееся светило проложило на снегу длинные сиреневые тени. Все с аппетитом, нагуляным на морозе, поужинали, и отправились на второй этаж, в просторную мансарду, где жил Борис, отдыхать.
Когда Воронцов был здесь в последний раз, мансарда выглядела так, как всегда - полки с книгами, археологические находки, множества керамики, по которой Борис специализировался, боксерская груша, словом, типичное жилище одинокого, молодого, интеллигентного мужчины.
Теперь все изменилось. Чувствовалось, что здесь поселилась женщина, и не просто женщина, а Лена, художница, дизайнер, рукодельница. Голые стены заполнили картины, Сергей увидел знакомые пейзажи Корьево, темные еловые леса, глинистые косогоры, низкие тучи, серые крестьянские домики... Было тут и множество натюрмортов, напротив, наполненных светом, радостью, написанных яркими, сочными цветами.
Широкую кровать Бориса, отныне - супружеское ложе молодоженов, украшало огромное, расшитое Леной вручную покрывало такой красоты, что Катя только ахнула, всплеснув руками - ну надо же!
Вышивки, макраме, какие-то коряжки, маски из коры и птичьих перьев, расшитые занавесочки - положительно, комната Бориса теперь больше напоминала зал художественного салона! Воронцов неожиданно заметил в углу старинную, темную от времени икону и зеленый огонек лампадки перед нею. Эту икону, Богородицу с Младенцем, он уже видел, дома у Лены, в Корьево. Раз переехала икона, логично было предположить, что назад художница уже не вернется. Сергей хотел спросить, но его опередила Катя:
- Господи, Борька, Ленка, красота-то у вас какая! Не то что у нас все стандартно и утилитарно! А как же Ленин дом?
- Да продали мы его! - улыбнувшись, махнула смуглой рукой художница: Вчера последний раз в нем была, в своей обители тоски и одиночества!
- Много денег выручили? - поинтересовался Воронцов, прикидывая, что за Ленину развалюху в далеком Корьеве, куда она убежала пару лет назад после развода с мужем, горячо любимым, но променявшим её на богемную круговерть с иглой в вене и кокаином на усах, больше двух миллионов никто не даст.
- Да, спасибо Борьке, аж целых полторы тысячи долларов выручили! опять улыбнулась Лена: - Он у меня, оказывается, записной коммерсант, расклеил кучу обьявлений, разослал во все газеты, мол, продается прекрасный деревенский дом конца прошлого века в экологически чистом уголке Смоленьщины, рядом лес, река, грибы-ягоды, и так далее!
- Ну, а что, неправду, что ли, написал? - притворно надулся Борис, одновременно подмигивая Воронцову - знай наших!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});