– Вы пропустили куплет, – безжалостно прервала его мисс Грэхем. – Там было что-то о ложе из роз, не так ли?
– Кроме того, что петь подобные стихи незамужней даме не слишком прилично, ложе из роз – это чертовски неудобно, – искренне высказался граф. Снова смех. Руперт не ошибся, думая, что столь интересная обстановка в сочетании с откровенностью смогут произвести на Луизу необходимое впечатление.
Она не походила ни на одну из дам, которых он встречал ранее. С ней требовалось изобретать новые способы обольщения – и Руперту это нравилось, черт побери все на свете!
К счастью или нет, тему розового ложа мисс Грэхем развивать не стала. Впрочем, граф не очень расстроился: он намеревался в полной мере насладиться ухаживанием за девушкой, растянув его на приличное время, чтобы и он, и она смогли получить от этого как можно больше удовольствия.
В конце концов, напротив него сидит, если поможет Бог, его будущая супруга. Она достойна лучшего – того лучшего, что Руперт способен ей дать. Все остальное – деньги и спокойствие за обеспеченное будущее – принесет ему именно она, а он просто обязан отблагодарить ее прекрасным романом, который непременно у них начнется. Уже начинается.
– Я бы попросила вас продолжать, граф, но вынуждена сказать – вы не очень хороший исполнитель, – произнесла бессердечная Луиза. – И хотя я оценила ваш порыв и смелость, гитарная музыка звучит гораздо лучше.
– О, жестокая откровенность! – простонал Руперт, который был чрезвычайно рад, что не придется продолжать пение, дававшееся ему с трудом. – В таком случае, может быть, вы благосклонно примете чтение стихов?
– Возможно, – кивнула Луиза.
Граф завел длинную и весьма экспрессивную балладу о несчастной любви и зеленых равнинах, которую еще в детстве заставил его выучить гувернер. Чьего она авторства и когда написана, Руперт благополучно позабыл. Это было единственное затверженное произведение, которое он помнил от начала до конца и умел читать с подобающим выражением. Вот и пригодилась баллада.
Мисс Грэхем дослушала стихи, сопровождаемые игрой на гитаре, до самого конца, не прерывая и не делая замечаний, а затем снизошла до похвалы:
– Это было очень мило, граф. Стихи вы читаете гораздо лучше, чем поете.
– И лучше, чем играю? – лукаво уточнил он, перебирая струны.
– Играете вы совсем неплохо. У вас красивая гитара. – Луиза протянула руку и коснулась грифа инструмента. – Это ведь не английская?
– О нет. У нас еще не умеют делать такие. Настоящая испанская. Два года назад мне выпала возможность посетить Испанию в обществе моих друзей, и в Севилье я свел знакомство с одним мастером, Антонио де Торресом. Он обучался изготовлению гитар в Гранаде и сейчас делает лучшие инструменты во всей стране, а может быть, и в Европе. Когда я зашел в его мастерскую (хотя бы скорее назвал ее святилищем струнной музыки) и ощутил этот запах настоящего дерева и настоящего искусства… Вы ведь знаете, мисс Грэхем, что искусство имеет свой особенный запах?
– Как и идея, как и одержимость своим делом, – вздохнула она, и Руперт замер: он не ожидал от нее подобного ответа. – Этот запах ощущается сразу, потому я понимаю, о чем вы говорите.
– Откуда вам это известно?
– Я всю жизнь провела рядом с одержимыми идеей людьми, – Луиза пожала плечами. – Мой отец, его партнер, их окружение – все они увлечены своим делом, искренне любят его и считают самым важным на свете. Иногда эта идея заслоняет весь белый свет, однако я рада, что с моим отцом такого не произошло.
Ее отец – это тот человек, с которым придется иметь дело, когда настанет время просить руки девушки. Однако расспрашивать о нем вот так, напрямую, значило бы не только выдать себя с головой раньше времени, но и оскорбить чувства мисс Грэхем, которая явно не таких бесед ждет на окутанном ночью балконе. Поэтому граф сказал лишь:
– Вы весьма наблюдательны.
– Бытует мнение, что для того, чтобы иметь это качество, требуется быть мужчиной, а если наблюдательна женщина – это достоинство, вполне заслуживающее комплимента.
– Среди мужчин также много рассеянных и недальновидных. Но я бы не хотел обсуждать их сейчас. – Подвинувшись на несколько дюймов ближе к Луизе, граф взял пару новых аккордов. Превосходные струны пели под его пальцами. – Часто музыка говорит лучше всяких слов. И я рад, что моя музыка здесь, в небольшом саду посреди шумного города, нравится вам.
– Вы играете не по нотам? – вдруг удивленно произнесла Луиза. Руперт покачал головой:
– Нет. Я импровизирую.
– Надо сказать, весьма удачно.
– Мне льстит ваше признание.
Она вновь засмеялась. «Если я так часто могу вызывать ее смех, – подумал Руперт, – возможно, мы не только заключим выгодную сделку, но и сможем привыкнуть друг к другу».
Он вдруг ощутил мгновенный острый укол сожаления – будто собирался сорвать красивый цветок или наколоть на булавку еще живую бабочку, чтобы присоединить ее к коллекции, – однако это чувство тут же ушло, растворилось в очаровании происходящего. Казалось бы, мужчина задает тон, ведет, а женщина следует за ним, но с мисс Грэхем граф чувствовал себя… почти на равных. Странное ощущение, никогда прежде не посещавшее его рядом с женщиной. Бодрые вдовы, обставлявшие его в бридж, не в счет. Игра в карты – это одно, в ухаживания – совсем другое.
Тем более когда ставки столь высоки.
Руперт умел плести слова – и сейчас он занялся именно этим. Луиза не стремилась ни прервать разговор, ни напомнить о приличиях (впрочем, какие уже приличия на девичьем балконе), и потому граф старался вести себя в высшей степени предупредительно. В его планы не входило скомпрометировать девушку, но вкус недозволенного обществом удовольствия – разговора с мужчиной наедине, ночью, на балконе! – должен был ей понравиться. Запретный плод, как известно, самый сладкий. Если Луиза сочтет таковым графа, возможно, она захочет его заполучить, и тогда все удастся решить по обоюдному согласию.
Он едва видел в сгустившейся тьме ее светлый силуэт, словно окутанный легким туманом, чувствовал все тот же понравившийся ему цветочный запах, непохожий на запахи в саду, – и понимал, что сам наслаждается этой авантюрой, каждой удачной фразой, каждой небольшой пикировкой, и улыбается в ответ всякий раз, когда засмеется Луиза. Минуты текли одна за другой, и полночь, кажется, давно миновала. Из сада подкрался промозглый холод – тот, что собирается в середине ночи и исчезает лишь с восходом солнца, оседая росой на траве. Луиза поежилась, и граф решил, что пора заканчивать.
– Вы, должно быть, устали, мисс Грэхем.
– Как ни странно, почти нет. – Кажется, она тоже лишь сейчас заметила, что прошло немало времени. – Однако уже поздно.