Обернувшись, Лука посмотрел в указанном направлении и нахмурил брови.
– Гонфалоньер – последний человек, с кем этот колдун будет иметь удовольствие беседовать. Это он прокладывает путь, ведущий на костер.
– Колдун? И ты его знаешь?
– Я не знаю его, но знаю, кто он есть, – высокомерно уточнил Лука.
– Это неважно! Говори! Расскажи, что знаешь, и не заставляй нас сгорать от нетерпения.
– Ну так знайте, любопытные прелестницы, что этого человека зовут Деметриос Ласкарис. Он утверждает, что ведет свою родословную от византийских императоров. Это греческий медик, и мой кузен Лоренцо очень уважает его за знания и надеется, что Ласкарис вернет ему обоняние.[6] Он даже подарил ему дом, недалеко от Фьезолы. Говорят также, что там происходят странные вещи… там вызывают дьявола!
По мере того как Лука говорил, голос его все время понижался. Закончил он драматическим шепотом. У него был дар раздражать Фьору.
– У нас вилла на Фьезоле, и мы никогда ничего не слышали о греческом медике, – заметила Фьора. – Как только человек не похож на других, тут же начинают злословить о нем!..
Даже ценой своей жизни она бы не смогла ответить, почему вдруг встала на защиту человека, еще недавно так сильно напугавшего ее. Возможно, потому, что, воспитанная на греческой философии, она находила шокирующими все эти пересуды, окрашенные суевериями. Без сомнения, это был необыкновенный человек, и он обладал странным даром предвидения. Но только из-за этого нельзя его было приравнивать к безумным колдунам, которых хватало в окрестностях Флоренции.
– Наверное, не надо распространять такие слухи, – добавила она. – Я была бы очень удивлена, если бы монсеньор Лоренцо, с его здравым и светлым умом, ценил какое-то демоническое создание.
– Какая муха тебя укусила? – запротестовала Кьяра. – Посмотри на этого несчастного, с которым ты так грубо обращаешься! У него слезы на глазах…
– Пусть он меня извинит. Я сегодня немного раздражена, – поднимаясь, произнесла Фьора. – Бывают дни, как, например, сегодня, когда ничто мне не нравится.
– Несчастье в том, что я всегда попадаю в эти дни! – с горестным вздохом произнес Лука.
Фьора засмеялась и, чтобы немного утешить несчастного обожателя, слегка погладила его по щеке:
– Платон говорит, что никто не избежит своей судьбы! До свидания вам обоим! Музыканты играют калату, идите потанцуйте. Я поищу отца и попрошу его проводить меня домой… Я устала!
Легкость, с какой Фьора изменила свое мнение, противоречила ее предыдущим словам, но Кьяра, так же как и Лука, знала, что бесполезно пытаться удержать ее, если у нее нет желания. Оба они вздохнули, но с разными чувствами, глядя, как она в своем перламутровом парчовом платье удаляется из залы.
– Ну, что ж, – вздохнул молодой Торнабуони, – пойдем танцевать, раз она этого хочет!
– Это вряд ли можно назвать галантным предложением, – подытожила Кьяра с насмешливой гримасой, – но почему бы и нет? Я люблю танцевать.
Фьора нашла Бельтрами в музыкальном салоне. Около камина, куда черные рабы подбрасывали ароматные поленья, он беседовал с венецианским послом Бернардо Бембо, которого хорошо знал и часто встречал на Адриатическом побережье. Фьора подошла, но говорил посол, и она не осмелилась прервать его.
– С тех пор как умер папа Пий II, пытаясь осуществить Крестовый поход против турок, Венеция одна борется с неверными. Никто по-настоящему не может оценить опасность, исходящую от султана Мехмеда II. Ни папа Сикст IV, занятый единственно тем, что выгодно пристраивает своих племянников, ни Ферранте Неапольский, ни Сфорца Миланский, ни Генуя. И только Адриатика предохраняет христианские страны от турецкой угрозы, чья армия вот уже два года как продолжает начатое и дошла до Фриула.
– Тем не менее Венеция проявила необыкновенную храбрость, отбросив противника от стен Шкодера, находившегося у нее под носом.
Бельтрами заметил Фьору, которая стояла неподалеку, дожидаясь окончания беседы, и притянул ее к себе.
– Что же касается этой молодой особы, которая, как вы, несомненно, заметили, с любопытством слушала наш разговор, то разрешите, благородный сеньор, вам ее представить: моя единственная дочь Фьора.
Девушка сделала изящный реверанс, и венецианец не мог сдержать улыбки.
– Я действительно заметил, что ваша дочь с интересом нас слушает. Но я так залюбовался ее красотой, что поневоле потерял нить беседы. Надеюсь, я не наговорил глупостей?
– Что вы, напротив! Чего тебе, девочка? Почему ты не танцуешь, особенно после той чести, которой тебя удостоил Лоренцо?
– Потому что после танца с Лоренцо мне не хочется танцевать ни с каким другим кавалером… – И она тихонько попросила: – Отец, давай вернемся домой…
По настоятельному тону, которым были произнесены эти слова, Франческо понял, что дочерью движет отнюдь не каприз.
– Как хочешь, но тебе придется немного подождать, пока я не освобожусь. Как только монсеньор Лоренцо окончит свои переговоры и сможет заняться с сеньором Бембо, мы сразу же уедем.
Едва Бельтрами успел закончить фразу, как в сопровождении Филиппа де Селонже в комнате вновь появился Лоренцо Великолепный. На губах его, как всегда, играла приветливая улыбка, бургундец же, напротив, был мрачен, глаза его сверкали. Казалось, он с трудом сдерживает ярость. Оба мужчины приблизились настолько, что стал слышен их разговор.
– Граф, несмотря на то, что я вам только что сказал, вы все-таки мой гость! Вы молоды, и вам, наверное, будет приятно поухаживать за дамами.
Голос Филиппа прозвучал так же резко, как звук труб во время недавнего рыцарского турнира:
– Большое спасибо, монсеньор, но я не смогу пойти на бал. Я вам уже говорил, что мой государь, герцог Карл, сейчас воюет, и вместе с ним воюет вся Бургундия. Я солдат, а не дамский угодник, и так как нам нечего больше сказать друг другу, то разрешите откланяться…
– Как вам угодно. Надеюсь, мы еще увидимся.
– Разве это так необходимо? – надменно спросил де Селонже.
– Разумеется. Я же должен передать вам письмо для герцога Карла. Ведь он оказал мне честь, направив ко мне своего посланника. Письмо… с выражением моего самого искреннего восхищения.
– Восхищения? На что ему ваше восхищение, если он не добился того, чего хотел. Миланец продемонстрировал куда большую дальновидность, благосклонно выслушав предложение герцогини Иоланды Савойской, состоящей в союзе с герцогом Бургундским.
– В союзе, направленном против собственного брата, короля Франции? – Голос Лоренцо внезапно стал резким. – Увлекшись политическими интригами, герцогиня, разумеется, вольна забыть об узах крови. Что до меня, то я предпочитаю не портить родственных отношений. Хочу напомнить, что и мой герб украшают цветы лилии! Правда, они имеются и на гербе Бургундского дома, – добавил он с презрительной усмешкой, – но его это, как видно, не волнует… Мессир де Селонже, желаю вам доброй ночи! А, сеньор Бембо! Я вас искал! Пожалуйста, следуйте за мной!