А между тем у них «всякое лыко в строку», но только в том случае, если задета ученица же. В основе этого, конечно, доброе чувство товарищества, но и оно переходит нередко просто в своего рода групповой эгоизм, щепетильный к своей чести, но не считающийся с чувствами других — «не наших». Так было и в день инцидента с Б-вой и М-вой. Оскорбление, нанесенное мне Б-вой, прошло для класса совершенно незамеченным; замечание же, сделанное мной чуть не до истерики хохотавшей В-вской, превратилось в устах учениц в намерение выгнать ее из класса, хотя замечание было в гораздо более мягкой форме, чем слова Б-вой, брошенные по моему адресу. Сама В-ская, с которой я говорил потом после урока, видимо, вовсе не чувствовала себя обиженной, она согласилась, что мешала заниматься и обещала больше так не делать. А между том версия о том, что я чуть не выгнал со из класса, пошла гулять по гимназии. И когда однажды я пришел на урок в VIII класс, на доске было написано стихотворение относительно меня: «Укажи мне такую обитель, я такого угла не видал, где бы наш педагог и учитель нас из класса в три шеи не гнал. Ставит он во журнале колику…» Стихотворение это очень больно меня задело; но я, прочитав его, ни слова не сказал ученицам и стал заниматься как обычно; и урок прошел вполне мирно.
Мирно же прошел и урок грамматики со специалистами. В начале его И-и начала разговор о поставленных мной единицах, в чем ее поддержали и другие. Я постарался объяснить им, что единицы ставил не для исправления («единицами нас не исправите», возражали они), а как оценку их знаний, и что если существует балльная система и против пятерок они, например, не протестуют, то не могут протестовать и против единиц, так как сами сознают, что слабо знают грамматику. Отвечали на этот раз они довольно прилично, так что я в заключение даже похвалил их.
3 декабря
Нервность нынешних учениц опять дала о себе знать. Одна семиклассница, ответив урок на 4, закатила после этого истерику, объясняя это просто волнением при ответе. Тем же кончилось дело и у одной восьмиклассницы, которая не знала урока по педагогике. А на уроке грамматики произошло небольшое столкновение с недалекой но уму, но очень щепетильной М-вой. Отвечала она плохо, видимо, без всякого понимания. Нередко соседки подсказывали ей, и она пользовалась этим, иногда даже перевирая то, что подсказали. А когда я заметил, чтобы не подсказывали, М-ва категорически заявила, что ей не подсказывают и что самолюбие не позволило бы ей пользоваться подсказами. Такая беззастенчивая ложь взорвала меня, и я спросил: «Как же Ваше самолюбие позволяет Вам лгать в глаза? Очень оно у Вас странное!» Но на нее это, по-видимому, особенного впечатления не произвело.
7 декабря
Вчера по случаю именин получил поздравления от 14 бывших своих учениц разных выпусков, а теперь учительниц и курсисток (причем 4 из них даже телеграфных). Были поздравления и от нынешних учениц, а именно коллективное от VIII класса и еще отдельные поздравления от 7 учениц. Приятно сознавать, что, очевидно, есть все-таки ученицы, которые вспоминают меня добром. Такое отношение учениц — лучшая награда для учителя.
Бывшие ученицы
8 декабря
Вчера вечером были у меня в гостях две бывшие ученицы первого моего выпуска. Об этом выпуске и особенно о той компании, к которой принадлежали эти две ученицы, у меня останется навсегда самое теплое воспоминание. Умные, развитые девушки, сознательно пережившие минувшие бурные годы, они были в VIII классе уже людьми с определенными убеждениями, которые умели отстаивать и в разговорах, и даже в своих гимназических сочинениях. Но главное, что отличало лучшую часть этого выпуска, это глубокий идеализм и притом не отвлеченный, теоретический, а жаждущий живого дела. Не к диплому и даже не к высшему образованию стремились они, а к живой работе на пользу народа, хотя бы и с тяжелыми жертвами лично для себя. И в VIII классе они уже жадно искали новых путей для служения народу. Они занимались в воскресной школе, выписывали педагогический журнал, организовали педагогический кружок, где читали и обсуждали рефераты о воспитании. Был даже проект организовать свободную школу в деревне, где они стали бы по очереди заниматься с крестьянскими ребятами; одна из них даже уехала туда, но наткнулась на сопротивление священника и местных властей. Часть группировалась около одного рабочего кружка, и одна восьмиклассница (девица необыкновенно развитая, с философским складом ума и глубоким идеализмом) усердно училась сапожному ремеслу. Весной они устроили при Народном доме детский сад и привлекли туда массу ребятишек, которых пытались учить и воспитывать на началах свободы и самодеятельности.
По окончании курса они тоже остались верными себе. Особенно та самая В., которая наиболее выделялась из них, несмотря на то что была всех моложе (она окончила VIII класс 16-ти лет). Потом поступила она, несмотря на свою золотую медаль, простой швеей в швейную мастерскую, а осенью уехала в Москву, где пыталась поступить на какую-то фабрику; но этим подорвала свое и без того слабое здоровье. Однако и потом, прожив зиму на Кавказе и немного поправившись, она едет в Т. и энергично работает там над организацией детской колонии, пока болезнь снова не прерывает ее деятельность. И вот вчера эта В. вместе с подругой снова побывала у меня. Многое рассказали они о своей жизни за это время (с одной из них я не виделся 4 года). Немало тяжелого пришлось им перенести. Но их любовь к живому делу все еще не угасла. По крайней мере лучшие воспоминания их — это воспоминания о той детской колонии, где они вместе работали. Потом они работали на полях как крестьяне; а йотом учили собранных в колонии бедных ребят. И мне запомнилась из их рассказа яркая картина, проникнутая горячей любовью к детям, — картина летней ночи, когда руководительницы вместе с детьми сидят у костра среди высоких, черных сосен, и ночная тишина прерывается то пением одной из руководительниц, то звонкими детскими голосами.
18 декабря
Вот окончились и репетиции в VIII классе. Последняя неделя была какая-то шальная. Шли и обычные уроки, и репетиции, т. е. в сущности почти те же экзамены. Восьмиклассницам, которые по русскому обыкновению оттянули подготовку к самому концу, пришлось довольно круто. Надо было сдавать пройденные за целых полгода курсы. У словесниц тут же подошел срок подачи сочинения, которое они свободно могли бы кончить еще до репетиции, но которое тоже не было даже и начато до последних дней. Целый ряд моих уроков пропал из-за этих репетиций. А между тем необходимо было пройти по педагогике целый отдел, и притом довольно трудный (логику). Поэтому в первые часы я стал делать добавочные уроки по педагогике, а репетицию по ней попросил поставить самой последней. Но совместить все это восьмиклассницам было трудно, и начались массовые пропуски уроков. Некоторые, впрочем, остались исправными и на этот раз; аккуратно посещали все уроки и отвечали по какому угодно предмету даже в дни своих репетиций. Но таких учениц, привыкших методически работать и добросовестно относиться к делу, было немного. Большинство же, бросаясь пополнить пробелы по одному предмету, запускали в то же время другие; утомлялись от такой спешной и беспорядочной работы и получали на репетициях иногда слабые баллы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});