Сейчас, однако, ей стоило прервать размышления о его проблемах и подумать о своих. Она ожидала, что ей придется иметь дело с похмельем или, что было бы еще хуже, с продолжением пьянства. Мучимая тревожным предчувствием, она медленно встала с кресла и подошла к перилам веранды. Какое из двух зол выпадет Сегодня на ее долю?
Роза попятилась в дом и тут же высунулась обратно, почуяв что-то неладное.
Закери так резко рванул узду, что лошадь в испуге взвилась на дыбы и даже потом, встав на все четыре ноги, не могла успокоиться. Он уже спешился, а животное в ажиотаже продолжало бить копытами. Он швырнул узду Бену, выбежавшему из конюшни на звук бешеного галопа.
Арлин сразу увидела, что Закери был не просто пьян. Он кипел от ярости.
— Ты, — он показал пальцем на Розу, застывшую на месте, — иди в дом. Нечего тут подслушивать. Ты знаешь, что я этого терпеть не могу.
Она поспешила выполнить приказание, осмелившись напоследок бросить сочувственный взгляд на свою госпожу.
Арлин была напугана не меньше, но собралась в кулак и с храбрым видом встретила свирепый взгляд мужа. Его стоило бояться. Он был высокого роста, плотно сбитый, с массивной грудью, похожей на бочонок. Глядя на его лицо, заросшее густой щетиной, и узкие змеиные глазки, она удивлялась, как он когда-то мог казаться ей даже приятным. Правда, это было много лет назад, задолго до беспробудного пьянства, от которого нос его покрылся густой сеткой красных прожилок. Теперь в этом мужчине не было и намека на привлекательность. Возможно, изначально он и не был столь безобразен, но на его облик накладывали отпечаток подлость натуры, его мерзкое нутро.
Ему не нравилось, как она смотрела на него. Слишком уж высокомерно. Он грубо толкнул ее, так что она влетела обратно в свое кресло, беспомощно забарахтавшись в нем. От грубого толчка с ней сделался приступ кашля. Она торопливо закрыла рот обеими руками.
— Немедленно прекрати этот проклятый кашель! — заорал он. — Лаешь, как собака. С ума сойти можно.
Арлин попыталась взять себя в руки, чтобы не раздражать его надсадными звуками. Но все же не могла сдержать вопроса, буквально жегшего ей язык.
— Что с тобой стряслось? У тебя совершенно ненормальный вид.
Она тяжело, с хрипом втягивала воздух, стараясь войти в норму.
— Ты не ошиблась, черт побери. — Он сел возле нее и заглянул в ее покрасневшее лицо. — Я только что из «Салли». Ты не знаешь, что говорят в таверне? Нет? Так я тебе скажу! В городе и во всем округе смеются над вами с Эрин. Заявились на Розовый бал без приглашения! Я чувствовал, что вы с ней затеяли что-то непотребное, когда ты сказала мне об этой поездке. Никогда не ездили, а тут надумали!
Арлин молчала, а он продолжал бушевать:
— Ты что, потеряла рассудок? Вот они — глупые бабьи мозги! Ты думала, что у тебя какое-то положение в обществе? Возмечтала найти мужа для Эрин среди этих мерзких фарисеев и чванливых ослов.
Она делала медленные вдохи, пытаясь успокоиться и обдумывая тем временем ответ.
— Я знаю, это наша оплошность. Я сделала ошибку. Но мы рассчитывали, что нас позовут. Мы должны были попасть в пригласительный лист и…
— Что ты несешь, женщина? Это ложь. Какого черта ты морочишь мне голову! — Он потрясал кулаком. — Никуда тебя не приглашали, ни на бал, ни на другие сборища. И никогда не пригласят. Люди воротят свои носы от нас. От меня. А почему? Потому что я работаю. Потому что я хочу хорошо жить. Да, я не могу похвалиться происхождением. Моя семья не была ни благородной, ни богатой. На меня не сыпались деньги с неба. Не то что на этих ленивых и спесивых сукиных сынов. Мне пришлось самому гнуть хребет. Все, что я имею, я заработал. А они не могут этого перенести. Вот почему они меня обходят. И так будет всегда. Чем скорее ты и твоя дочь поймете это, тем лучше. А ей не мешает оставить свои непомерные запросы:
— Так вот, я недосказал, — продолжал он. У него раздулись ноздри и вспухли вены на шее. — В таверне я много чего наслушался. Они рассказывали, что Эрин устроила там хороший спектакль. Что она вытворяла с этим путаником Янгбладом? Говорят, это был совершенно непристойный танец. Как ты могла допустить? Если ты не сумела ее остановить, значит, ты виновата не меньше, чем она!
— Виновата в чем? — Арлин медленно поднималась на ноги. Внутри у нее закипал гнев, несмотря на поднимающийся изнутри страх. От пьяного Закери можно было ждать всего.
Он распрямился и уперся кулаками в бока.
— Эрин не сделала ничего неправильного, — оправдывалась она. — И Райан, конечно, не распутник. Он из хорошей семьи. Сейчас не о том нужно говорить, Закери. Дело совсем в другом. Эрин вынуждена расплачиваться за тебя. — Арлин даже осмелилась сделать акцент на этой фразе. — Ты неправильно толкуешь причины. В обществе с тобой не считаются не потому, что ты много работаешь и заботишься о собственном благе. Люди сторонятся тебя из-за твоего поведения. Ты пьянствуешь и дебоширишь. Ты сам ко всем придираешься и напрашиваешься на ссоры. И еще — никому не нравится, как ты обращаешься со слугами. Ты пытаешься скрыть это, но ты настолько несдержан, что слова вырываются у тебя сами собой и…
Она получила еще один грубый пинок, который снова усадил ее в кресло. Закери нагнулся и, размахивая кулаком у нее перед лицом, зарычал:
— Замолчи! Соображай, что говоришь! Ты должна была научиться хоть чему-то за все эти годы. Запомни, я не собираюсь отказываться от своих привычек. Я буду кричать и одергивать всех, кого захочу. Особенно тех, кто мне принадлежит. Ты тоже принадлежишь мне, как и рабы. Я не понимаю, почему нужно их защищать. Кто они такие? Всего лишь рабы! И никого не касается, как я обращаюсь с ними. И послушай, что еще скажу, — добавил он резким хриплым голосом. — Не смей впредь меня обвинять. Никогда не говори, что вас не принимают из-за меня. Если люди узнают всю правду, они не позволят тебе даже сидеть рядом с ними в церкви. Будешь стоять на балконе вместе с остальными черномазыми.
Арлин судорожно глотнула воздух, инстинктивно озираясь от страха, что их могут услышать. Убедившись, что вокруг никого нет, она вздохнула с некоторым облегчением.
— Это не относится к делу, — прошептала она, потрясенная последними словами мужа. Опять он швырнул ей в лицо эту угрозу. Увы, она слышала ее и раньше, когда он напивался в стельку. В этом состоянии из него так и лезла подлость, его буквально распирало от желания ранить человека как можно больнее. Он никогда не беспокоился о том, какие страдания причиняли ей подобные напоминания.
— Знай свое место, женщина! — закричал он, выворачивая верхнюю губу и скаля зубы. — Чтобы я больше не слышал ничего подобного! — Он презрительно посмотрел на нее. — Если еще повторятся такие выходки, я приму меры. Предупреждаю тебя, окороти свою дочь, прежде чем я сам не взялся за нее! Не то я сам позабочусь о ее муже. И постараюсь, чтобы при этом и мы не выглядели дураками.