Читать интересную книгу Возмездие за безумие - Елена Поддубская

Глядя на действия батюшки, Сюзанна перекрестилась. Галя – за ней. Потянувшись за духовником гуськом, пришедшие зашли в боковую часовню, пристроенную к собору. Родители девочки встали посреди залы перед купелью и священником, будущие крёстные Игорь и Лена – за ними, скрывая за собой Сюзанну и Веру. При входе в божий дом, монашки у входа заставили женщин покрыть головы платками, мужчин распоясали. Маленький куклёнок, утопающий в пелене, специально купленной для крещения накануне в бутике при Соборе, шевелил ручками и ножками и изредка попискивал. Галя не переставала покачивать дочь. Виктор стоял гордо, с прямой спиной, словно был не в церкви, а на партсобрании. Перед крестинами Игорь и Виктор три дня постились и не пили, как требовал церковный закон. Скупая трёхдневная пища превратила лицо Виктора в обозначенный углами квадрат. Глаза мужчины блестели от нетерпения в ожидании окончания церемонии. Ноздри широко раздувались, вдыхая благовония. Безусловно, в церкви счастливый отец оказался, следуя настояниям жены. Но теперь, стоя перед маленьким иконостасом, вовсю проникся духовностью и был величав от собственной богобоязненности: то и дело крестился и шевелил губами молитвы, повторяя слова батюшки. В согнутой руке на подушечке Виктор держал маленький серебряный крестик с настоящим рубином – подарок от крёстных, навязанный опять же Сюзанной. Лене и Игорю трудно было отказать соседке в участии: драгоценный камень являлся символом зодиакального знака этого месяца.

– Конечно, отдай! – одобрила Лена траты на нательный знак, понимая важность возложенной на Игоря миссии. Деньги, потраченные внепланово и сверх нормы, были предназначены для отпуска в Турции в конце августа. Но, похоже, отдыхать больше этим летом не получится. Теперь, глядя из-за спины на обоих мужчин, Лена тихо вздыхала: вряд ли когда Полин сможет оценить стоимость подаренной вещи. Надетый через несколько мгновений на шею, крестик сразу же станет неотъемлемой частью её гардероба и не будет иметь в глазах девочки никакого значения. «Могли бы обойтись и чем-то попроще», – подумала Иванова, жалея о Турции. Их недавняя поездка в Юрмалу пришлась на холодную неделю, а тело просило тепла.

Слева от Виктора топтался на месте Иванов. Важный, от предоставленной ему роли, Игорь осторожно осматривался по сторонам. В церкви Иванов бывал крайне редко. В Бога верил, но не так, чтобы бить лбом об пол каждый день, а крестился скорее от испуга, чем по убеждениям. Вот и теперь, услышав первые запевные слова священнослужителя, Игорь осенил себя знамением на уровне носа. Батюшка, от внимания которого не ускользнула куцеватость жеста, продолжая распевать и крестить всех большим крестом, дошёл до Игоря и упёрся в него взглядом. Игорь замер, как кролик перед удавом. В висках застучал пульс, дыхание участилось. Внезапно мужчина почувствовал себя нехорошо: показалось, что в часовне душно.

– Осознанно ли готовы вы стать крестным отцом рабе божьей Полине? – голос священника тона не менял, отчего Игорь не сразу понял, что вопрос относится к нему. Вера, стоящая за отцом, подтолкнула его и прошептала:

– Говори «да».

Игорь автоматически повиновался. Священник продолжал смотреть на Игоря, не отрываясь и окладывать себя крестом. Игорь, стараясь быть достойным, послушно повторил такой же широкий жест.

– На благо, – кивнул батюшка, и в глазах его Иванов увидел добродушный блеск. И сразу дышать стало легче. Батюшка отошёл к Лене и задал тот же вопрос. Лена, укутанная огромной тафтовой накидкой, была похожа больше на восточную невесту, чем на крёстную мать, но своё поручительство огласила с готовностью. Ещё через несколько минут орущую девочку окунули в купель. Затем батюшка обмахнул всех святой водой. Новоиспечённым крестным дали по просфорке, осенили крестом трижды, после чего процессия, под пение небольшого церковного хора, несколько раз обошла купель и неожиданно вышла из часовенки. Яркий солнечный свет моментально вернул всех в реальность. Вера, щурясь на солнце, но довольная освобождением от церковного плена, посмотрела на Галю из-под ладони, приставленной ко лбу козырьком.

– Тётя Галя, а почему небесным покровителем Полин назвали Святую Юлию?

– Почему? – мамаша, ещё секунду назад поглощённая крестинами, вдруг округлила глаза, – Юлечка! Доченька! Господи, да как же это мы без неё всё провели?! – Гале вспомнились плач и мольбы старшей дочери, доносящиеся в телефон из Сочи, куда Виктор услал её на теннисный сбор сразу после возвращения из Испании, и она посмотрела на мужа растерянно:

– Витя, а как же Юля?

– А что Юля?

– Она ведь не была на крестинах Полин?

– Так она и на родинах не была.

– В смысле?

– В смысле, что не нужна ей эта муть: таскаться по роддомам да по церквам! – Виктор махнул рукой на собор, уверенно втянул ремень в брюки и хлопнул Иванова по плечу, – Я тоже, если бы не возможность достойно отметить крестины, ни за что не согласился бы на них. Поехали, Игорёха, я заказал столики в «Золотой подкове».

Женщины, все без исключения, посмотрели на Ухова с возмущением.

– Окстись! – приказала Сюзанна, – У ворот божьего дома стоишь, а несёшь такую ахинею, богохульник, – женщина перекрестилась и не оставила соседа в покое до тех пор, пока он не сделал то же самое, – И зачем старшую дочь не позвал ни на родины, ни на крестины? Ответь.

– Да пошла ты! – отвязался от соседки Ухов, уже нимало не беспокоясь сквернословить вблизи святого места

– Неисправимый, – охарактеризовала поведение мужа Галя. Возможно, она сказала бы что-то ещё, но в этот момент запищала Полин, и мать тут же забыла обо всех.

Из ресторана вечером пришлось заказывать такси.

Глава 13. «Ты ещё жизни не видела. Поживи для себя»

Роман Киселёв был воспитанным юношей из хорошей семьи. Его отец, Вадим Николаевич, работал в советские времена заместителем председателя отдела социального обеспечения в горсовете. После прихода к власти демократов, Киселёва старшего оставили в администрации города на знакомой должности: заниматься социальными вопросами. Вадим Киселёв был человеком исполнительным, не скандальным, а главное – огромным трусом. Там, где, другие воровали тысячами, а то и миллионами, внедряя культурные или образовательные проекты, там где пускали налево фонды, отведённые на материнский капитал, призванный решать вопросы семьи и детства, там, где заворачивали на личные счета «свой процент» за и без того сверхдорогое медицинское оборудование, Киселёв старший только вздыхал. Воровать ему не позволяла не столько совесть, сколько неумение делать это. Не было в нём хватки, наглости, умения врать в отчётах и не обливаться при этом потом. Такие люди всегда нужны в любой управленческой структуре. Благодаря таким, любой расхититель мог довести процент порядочности введенного ему подразделения до максимального. Одни считали Вадима Николаевича патриотом, другие – дураком. Но фактом оставалось то, что молчаливый и исполнительный отец Романа пользовался за счёт мэрии всеми благами, положенными работникам этих структур по закону: летним отдыхом на побережье в «своих» санаториях, премиями в каждом квартале, льготным питанием в управленческой столовой, квалифицированным медицинским обеспечением, списыванием расходов на бензин, телефон, компьютер и немалой добавкой на чернила, бумагу, портфели и даже одежду. Этого Киселёву и его супруге Марии Ивановне хватало. А при необходимости всегда был под рукой нужный коллега для решения любой проблемы: от скорого ремонта жилища, до устройства детей на учёбу в ВУЗ и на работу после него. Так городской служащий обеспечивал себе спокойную старость по достижении пенсионного возраста, до которого оставалось менее десяти лет, а семье уверенность в завтрашнем дне. Жили Киселёвы не выделяясь, не прибедняясь, не особо ограничивая себя в необходимом. Детей воспитывали на тех же принципах: не рвать и не зарываться.

У двадцативосьмилетнего Ромы был брат Антон, старше на два года, неженатый и работающий тоже в банке, только в другом. Мария Ивановна, их мать, которой в январе две тысячи тринадцатого исполнилось пятьдесят четыре года, имела диплом бухгалтера, но никаким бюджетом, кроме семейного, после рождения сыновей не занималась. Выглядела она бодрой, упитанной казачкой. Волосы красила уже давно в обычный чёрный цвет, без всяких допустимых оттенков, и укладывала их на голове в косу, заверченную высоким кольцом. Внешне Мария Ивановна походила на Нонну Мордюкову. Даже в манерах Киселёва была схожа со знаменитой актрисой: также зажимала при разговоре верхнюю губу, когда сердилась, сводила густые брови, не тронутые сединой, и всё время стреляла лучистыми глазами. Говорила Мария Ивановна с присущим здесь акцентом, хэкая и шокая. Проблемами семьи могла заниматься двадцать четыре часа в сутки. Мужу потакала во всём, абсолютно подстраивалась под его рабочий график и всегда была готова встретить Вадима горячим обедом, доброй улыбкой и приветливым словом. За всю свою жизнь Антон и Роман ни разу не слышали, чтобы родители ругались или обижались друг на друга. Вместе они никогда не скучали, друг другу не надоедали и в отпуск по отдельности не ездили. Мария Николаевна всегда и всем говорила, что благодарит мужа за ту жизнь, что он ей устроил. Вадим Николаевич трепетно относился к жене и был бесконечно признателен за её постоянную заботу о нём: от поглаженной рубашки до вычитанного квартального рапорта о проделанной работе.