жизни выпадает…» Сработало!
Матильда, смахнув с лица остатки слез, метнулась вглубь комнаты, подхватила сумочку, надела туфли на высоченной шпильке и сорвалась в забег к девичьей мечте по скидке в девяносто пять процентов. Я же под бдительным взглядом пышки сделала вид, что тоже поторопилась за Мотей.
Дошла до угла, за которым меня ждал мрачный Мор.
— Ну, от одной мы, допустим, избавились. Но вторая-то не клюнет уже на подобное. Да и нас обоих она уже видела.
— Не переживай, — отмахнулась я. И начала вслух медленно считать: — Пять. Четыре. Три. Два…
До одного не дошла. Дверь распахнулась, явив миру пышногрудую Бани. Провокационное алое платье с запахом давало возможность лицезреть два высших образования, которые у пышки имелись и без всякого диплома. Волна волос, которые спешно покинули бигуди, спадала на плечи. Лицо после огуречной маски сияло.
Одним словом, это была красавица самых смелых мужских грез, в полном женском боевом доспехе. И она отправлялась на битву. На битву за место в очереди на распродажу.
Бани стрелой пронеслась мимо нас с Мором. Мы лишь створкой дверного проема в коридоре успели прикрыться, как любовники, застигнутые рогатым супругом, краем одеяла. Но пышка нас даже не заметила. Сейчас она была в режиме: вижу цель, не вижу препятствий, а если они попались мне под ноги, то сами виноваты.
Когда же мы выбрались в коридор и дошли до вожделенной двери, я иронично произнесла, указывая Мору на запирающее заклинание:
— Прошу.
— Хорошо, что не приказываешь… — пробормотал приятель и, распахнув полу халата, выудил из кармана брюк взламывающий амулет.
Приятель действовал настолько ловко и уверенно, что закралось подозрение: в домашнюю программу обучения аристократов явно, кроме этикета, языков и наук, входят еще искусства фехтования, музицирования и взлома.
Запирающее заклинание мигнуло, сдаваясь натиску артефакта, послышался щелчок, и в следующий миг мы оказались внутри.
Маленькая девичья комната после экстренных сборов двух девиц напоминала большой такой апокалипсис. Особенно Мора впечатлило красное кружевное неглиже на люстре.
— М-да, — прокомментировал Мор.
Мне было интересно, какие улики он сможет найти в комнате, где за почти три десятка лет успела смениться целая вереница жиличек?
Но приятель и не собирался ничего искать. Он занялся напольной живописью, шустро начертив пентаграмму. Расставил по ее лучам загодя припасенные артефакты и скомандовал:
— Становись рядом со мной, в центр. Сейчас мы прогуляемся во времени.
Я перепрыгнула через линии и оказалась на небольшом пятачке круга. Мор пожадничал мела — рисунок вышел небольшим, и, чтобы не заступать за границы силовых линий, приходилось ютиться и прижиматься друг к другу.
— Не мог сделать побольше.
— Побольше… — проворчал друг. — Тогда и магии нужно прорву, и удержать плетение сложнее. А нам не во вчерашний день заглянуть нужно.
— А что, когда твоя тетя пропала, такой ритуал следователи не проводили? — задала я закономерный вопрос.
— Проводили. Но в отчете написано: накануне пропажи ничего особенного не произошло, — он произнес это столь сухим, я бы сказала, канцелярским тоном, что сразу стало понятно: цитирует какой-то протокол. — В тот день тетя моя проснулась, умылась, оделась, пошла на занятия. Вернулась вечером. Читала. Судя по всему, конспект. Потом что-то из него выписывала. Потом смяла и сожгла записи. Задернула шторы так, что комната погрузилась во мрак. А утром ее постель была пуста. Поэтому я хочу увидеть все лично…
Мне и самой стало интересно, что же могло приключиться с адепткой. Неужели ничего не выдавало ее волнения, она не предчувствовала…
— Не пихайся, — цыкнул на меня Мор и начал нараспев читать заклинание.
Я еще никогда не ныряла во временной поток. Ощущения были странными, словно мы в огромной колбе погружаемся на глубины. Вокруг стремительно проносились смазанными силуэтами рыб тени прошлого. Причем их действия шли в обратном порядке. Слышался чей-то приглушенный смех, рыдания, споры.
Да, стены этой комнаты повидали многое: и счастье, и отчаяние, и веселье, и грусть… Мы падали камнем на дно прошлого. И когда уже показалось, что этот полет не закончится, ударились о точку бытия.
Тот самый день. Сначала события в нем шли наоборот, затем и вовсе остановились. И начался их обычный ход. Я увидела девушку. Правильные черты лица, темные локоны и контрастировавшая с ними алебастровая кожа. Умные глаза и серьезное выражение лица. Она явно не витала в облаках, о чем-то вдумчиво размышляя.
Неторопливые выверенные движения, прямая осанка. Такую редко кому дает природа. Скорее она — результат многочасовых тренировок. Как и плавная походка этой юной леди.
Все происходило в точности, как Мор говорил. Умылась, оделась… И даже когда пришла, сев за конспект. Вот только меня чуть насторожила толщина тетради… словно она была обложкой для чего-то другого. Но в мутных тенях размытого прошлого легко ошибиться. А подойти, чтобы отогнуть страницы, не было никакой возможности.
А вот когда девушка села «делать пометки из лекции», я удивилась.
Она выводила в столбик даты:
«6 интарна 4975 года
12 нисара 5678
5 айбрана 5883
22 дейхира 5990»
В самих них не было ничего необычного: каждый адепт должен был знать историю магии, в том числе и когда произошли самые разрушительные выбросы магии.
Вот только в этом столбце тетя Мора почему-то забыла написать о природном выбросе силы, случившемся на пустынном плато в Минсе. Он произошел двенадцатого мейхава в пять тысяч восемьсот восемьдесят шестом. А также девушка пропустила резкое изменение магического фона из-за неудачных испытаний артефакта рядом с моим родным городком. Тогда ударной ментальной волной накрыло сотни миль. В общей панике погибло много людей. Я тогда была совсем крохой и знала о случившемся лишь из рассказов родителей. Но дату восьмое лунаса пять тысяч восемьсот восемьдесят девятого года запомнила навсегда.
Неужели такая педантичная и внимательная леди, какой мне показалась юная тетя Мора, могла забыть об этих двух бедствиях?
А рука Лирин меж тем дрогнула, так и не выведя последнюю дату. Она оторвала взгляд от листка. В ее глазах дрожали готовые сорваться слезы… А затем она резко отбросила карандаш, которым делала запись, схватила листок, смяла его и, сжав в руке, спалила с помощью заклинания. Даже пепла не осталось.
Захлопнув тетрадь, девушка порывисто встала из-за стола, словно решив что-то для себя. А затем задернула шторы, погасила артефакт-светильник и, судя по звукам, начала собираться ко сну. Или сделала все, чтобы наблюдатели так подумали.
Не знаю, но почему-то внутри меня росла убежденность: Лирин знала, что за ней следили. Не из будущего, как мы, проматывая время вспять, а в тот момент. И чего-то очень боялась.
Возможно,