Читать интересную книгу Из зимы в лето - Шломо Вульф

*** *** ***

"Национальность?" - палестинский генерал, небрежно отстранив рукой пограничногой офицера, подозрительно вглядывался в элегантного туриста с сединой на висках и в его спутницу - белокурую девушку лет семнадцати. Его привлекла к этим пассажирам прибывшего из Москвы самолёта золотая звёздочка Героя на лацкане пиджака мужчины. В последнее время туристы из СССР были исключительно бывшими евреями, но здесь настораживала явно нееврейская внешность спутницы этого яхуда, указанной в документах как его дочь. "Советский, - ответил Дани без улыбки. - Там написано." "А до ассимиляции? Еврей? Израильтянин? Как вас звали тогда?" "Козлов, ответила Катя. - Это мой папа. Дмитрий Козлов. А у вас будут неприятности, генерал, если вы придерётесь к нему. Он - Герой Советского Союза. Это у нас больше, чем депутат Верховного Совета или там министр, поняли?" "Я-то понял, - покраснел седой генерал. - Да физиономия вашего "папы" мне хорошо знакома... Только никак не припомню, нарочно или нечаянно он промазал, когда в меня как-то тут стрелял..." "Задержать или отправить обратно? спросил пограничник, угодливо сгибаясь. - Мне эта пара тоже подозрительна. Для любовницы она больно молода, а на дочь никак не похожа." "Пропусти... Не ссориться же с таким монстром, как его страна из-за какого-то... Козлова." "Да уж, не советую никому с нами ссориться, - злорадно добавила Катя. - Одни тут недалеко уже пробовали недавно. Так где тут у вас автобус до Иерусалима?" "Автобус до Эль-Кудса отходит с той стороны площади. Будьте осторожны, мисс Козлова, с терминологией." "Вы тоже, генерал, - с вашими придирками! На нас где залезешь, там и слезешь." "У вас очень интересная дочь, мистер... Даниэль Коэн... простите, Дмитрий Иванович Коз-лов, - протянул генерал Дани закрытый паспорт. - Не понимаю, зачем вам надо ею рисковать? Не один я вас узнал! Ваш папа, мисс Кэт, тут тоже был... немалый герой... Оставил по себе такую память!.." "Да и ты, Фарук, мною не забыт, - неприятно улыбнулся Дани. - Никто из вас не забыт. И ещё отнюдь не вечер, Фарук. Мёртвые взывают к живым. А ведь могли наши семьи до сих пор мирно жить в одном доме, растить внуков-друзей и дискутировать в общем клубе на улице Ха-Гефен о судьбах наших народов... Так вы же без нашей крови жить просто не можете, так? Как ваши братья по разуму косовары не могли жить без насилия над соседями. Где они сейчас? И нечего сверлить меня глазами! Да, в Союзе официально евреев нет, генерал. Но ам Исраель хай! Не забыл ещё? Мы тебе, всем вам это очень скоро напомним, если забыли. А бояться мне в Эрец Исраэль, нечего. Наш КГБ тоже не без евреев. Меня будут вести здесь. И я не завидую тому, кто Катеньку попробует обидеть. Предай это своим живодёрам. Они ведь трусливые твари, как все шакалы. И о своей дырявой шкуре подумай, Фарук. Сдаётся мне, что я в Хайфе тогда не совсем промазал... Хотя, сам знаешь, я мог выстрелить и лучше, помнишь? В последний момент, вспомнил твоих детей, моих соседей... Пока же запомни, я - Дмитрий Козлов!" "Добро пожаловать в нашу Палестину, мистер Козлов, - ощерился седой генерал. - Слава Аллаху, мы поменялись ролями. Теперь я буду рад с тобой подискутировать, на правах оккупанта твоего народа, как некогда ты снисходил к нам, арабам, в оккупированной сионистами Палестине. Добро пожаловать, мисс Кэт. Фарук аш-Хара позаботится о вашей безопасности в своей стране!" "Вот это другой разговор, - улыбнулась Катя, подавая ему руку. - Мы не забудем вашего гостеприимства, генерал. И если вы, с вашей дочерью, когда-нибудь приедете к нам в Израиль из своего Египта, то мой папа, еврейский генерал Дани Коэн, будет вас опекать, идёт? Только... я очень сомневаюсь, что вы решитесь сюда вернуться даже и туристом. И ваши дети. И ваши внуки, мистер Фарид..." "Аллах благосклонен к пустым мечтателям, - ощерился Фарук. - Ибо что остаётся униженным и изгнанным, как не мечтать?.." Да... Это была действительно уже давно Палестина, а не Израиль... Страна, битком набитая сбежавшимися со всей Африки и Азии на делёжку еврейского добра "беженцами". Фарук оказался прав. Это давно был и не Ерушалаим шель заhав - золотой Иерусалим, а грязный, кишащий толпами нищих бездельников и бесстрашными даже днём крысами Эль-Кудс, ещё одно позорное пятно на карте третьего мира. Даже мечеть на Храмовой горе не сияла куполом, как в чужом ей Израиле. "Шлём оккупанта", как называли этот купол правые, облупился и потускнел без ухода. Прохожие кидались к респектабельным иностранцам с предложением услуг и товаров. Катю они, казалось, прямо обожествляли - она пользовалась прямо всеобщим поклонением и восхищением. Со всех сторон сияли улыбки. На фоне её пышных золотых волос подозрительного Дани вообще не замечали. В толпах встречались и евреи-ортодоксы в своём неизменном чёрном одеянии и с полузабытой суетливой походкой, которая так смешила Дани и над которой охотно потешались у них дома - смотрите, как они спешат побездельничать. Теперь эти жалкие фигуры среди арабов казались ему умилительными и трогательными. Он положил десять долларов в руку нищего старика в чёрной кипе, сидевшего с кружкой и тихо спросил на иврите, как пройти к Западной стене. Нищий вздрогнул, затравленно оглянулся, подозрительно осмотрел с головы до ног подчёркнуто скромно одетую девушку и едва слышно спросил: "Откуда вы?" "Из Советского Союза." "Вы раньше... жили здесь?" "Я жил в Хайфе, на Кармеле." "И давно вы не были в Палестине?" "Я не был в Израиле восемнадцать лет..." "С последнего Девятого Ава, с самой Катастрофы Третьего Храма, - кивнул старик. - Тогда вы не знаете, что к Стене разрешается подход только иностранцам. Мы не можем даже вложить петек между камнями и коснуться рукой нашей святыни. Нам выделен "балкончик с видом на заборчик", как издевательски называют эту площадку арабские журналисты. "Заборчик"... Дани вспомнил, что и в независимом и победоносном Израиле сплошь "лево-больше-вистская армия", как называли ЦАХАЛ правые, предоставила евреям только чудом уцелевшую в веках Западную стену Храма, сохранив собственно святую прежде всего для евреев, их Храмовую гору за арабами, чтобы не оскорбить мусульман, не говоря уж о том, чтобы снести некогда намеренно возведённые на ней постройки утвержаюшие ислам именно на самой святой для евреев горе, с целью их унижения. Всегда так поступали все на свете победители. Все, кроме вооруженных самым мощным оружием и самой умелой в этом углу мира армией евреев с вечным галутом в душах своих... Если мы вернёмся, в тысячный раз подумал Дани, мы не будем больше оглядываться ни на кого. Дооглядывались, доделикатничались... "Так нам можно подойти к Стене?" "Конечно... Вы же иностранцы, русские. После событий на Балканах и тех клыков, что ваша страна показала на Тихом океане, у арабов проснулось былое уважение к русским. Они ценят силу. А уж такую силу, что проявили ваши сербы, просто обожают... Скажите, адони, - вдруг умоляюще коснулся он сухой дрожащей рукой пиджака Дани, на котором сияла чужая для его народа награда, - правда ли, что вы, евреи, сбежавшие в Россию, не забыли нас... Не передать, как нам тут плохо. За любую провинность, по любому навету нас бросают в вонючие ямы-тюрьмы, секут плетьми, отрубают руку, обвиняя в воровстве... У нас нет никаких школ для наших детей, нашей молодёжи закрыт доступ даже в те жалкие университеты, которые сохранились на месте наших. Нам уже пятнадцать лет запрещают выезжать из страны и разговаривать с иностранцами. Видите, как на нас смотрит тот полицейский? Меня могут снова высечь за то, что я жалуюсь вам... Он просто скажет, что слышал то-то и то-то, а никто у меня просто и не спросит, говорил ли я что-нибудь незаконное... Скажите мне, правда ли, что вы попросите у русских оружие для нашего подполья и поможете вернуть нам наш Израиль? Вы, я вижу, не забыли..." "Пусть отсохнет моя правая рука, если я забуду тебя, Ерушалаим" - тихо сказал Дани, а Катя серьёзно и торжественно повторила фразу на чистом иврите. "Бахура не гойка?" - поразился старик. "Это моя дочь, адони, - с гордостью сказал Дани. - Она воспитана надлежащим образом." "Тогда у меня к вам огромная просьба, гэверет, - заторопился старик. - Я приготовил записку, петек, и прошу всех туристов вложить его между камней... только вложить... Мужчины боятся - их могут за это выслать, а за женщинами там просто не следят потому, что нам под страхом смерти запрещается вообще обращаться к иностранкам..." "Давайте, - протянула руку Катя. - Я никого не боюсь. Я же тут с моим папой!" "Что вам дал яхуд, мисс? Дайте мне! - невысокий полицейский требовательно протянул руку к девушке. - Иначе вы немедленно пройдёте со мной в отделение полиции, и вас там обыщут. А у нас, - ухмыльнулся он, облизав толстые губы, - в полиции не служат женщины..." Как похож на покойного Арафата, подумал Дани и отвёл полицейского в сторону. "Послушайте, мистер,- сказал он по-английски, - ну что вам дадут наши неприятности?" "А сколько мне дадут... без ваших неприятностей? - ещё нахальнее улыбнулся микро-Арафат. - Меньше двадцатки даже не предлагайте." "Вот тебе твои двадцать долларов. Ещё двадцать получишь, если к нам больше никто не пристанет, и сам проводишь к Стене." "К Стене? - побагровел полицейский. Да ты уж сам не яхуд ли, мистер? Я думал вы оба янки, у тебя красивая жена." "Это моя дочь. Мы русские." "Русские евреи, - ощерился араб. - Те самые, которые, как пишут газеты, поклялись вернуться сюда с русским оружием и сделать нас похожими на косоваров в их рвах, так? Те самые, что утопили наших бойцов в Адриатическом море, когда они плыли на помощь нашим братьям, а?" "Я тебе этого не говорил..." "Сто долларов, - твёрдо сказал страж исламского порядка. - В дополнение к тем, что ты... мне так и не давал. И сто после Стены. И я забуду, может быть, что твоя дочь взяла у старого яхуда петек. И не донесу на него. И тебе, и ему спокойнее." "Скоро тебе, тварь, будет ещё спокойнее, чем тем косоварам, - нехорошо оскаблился Дани. - А пока... Господин офицер! - крикнул он по-английски стоящему с важным видом нарядному капитану с аксельбантами на мундире. - Ваш солдат занимается тут открытым вымогательством у иностранных туристов. Помогите нам, пожалуйста." Офицер галантно поклонился красивой Кате, отдав честь обоим. Его взгляд задержался на золотой звёздочке на груди Дани. "Если не ошибаюсь, вы кавалер высшего советского ордена, какой имеют единицы? Где вы получили награду?" "В Тихом океане. Мы без оружия потопили два торпедных катера янки." "О, я читал об этом... Так это вы - Дмитрий Козлов?" "Я... И я, к тому же, давний друг генерала Фарида. Ещё по временам оным... Мы были некогда... соседями по лестничной клетке в Хайфе." "Вот как... Вы позволите проверить ваши слова? - капитан нажал кнопку мобильного телефона и долго говорил по-арабски, то и дело тревожно оглядываясь по сторонам. - Вы сказали правду, - важно сказал он. - Он говорит, что вы когда-то подарили ему жизнь, а Фарид аш-Хара - наш национальный герой. Фарид приказал мне самому проводить вас к Стене, мистер... Дани Коэн. Мы уважаем героев, даже героев противника... Эй, стража! Этого вымогателя высечь. Двадцать плетей. Молчать!" - потянул он из кабуры пистолет. Незадачливый солдат понуро пошёл к ухмыляющимся полицейским... "Ужас, - шепнула Катя отцу по-русски. - Двадцать плетей... прямо как тётю Юлю тогда... если бы не ты..." Капитан шёл впереди сквозь сплошной базар Старого Города. У Стены было чисто и пусто. Касса, валюта, туристический объект... Молились трое американцев-реформистов. На женской стороне не было никого. Катя открыто вложила свою записку вместе с запиской старика, коснулась рукой тёплого гладкого камня и истово произнесла на иврите: "Алоhим, Ты строг, но Ты добр. Прости мой народ в последний раз! Прости его за то, что, проявив завидную доброту к врагам, он не стерпел своих братьев в своей же среде, что не берёг того, что Ты подарил ему по доброте своей, чудо - Страну Израиля для евреев... Прости свой неизменно жестоковыйный народ, как отец прощает неисправимого сына своего, и верни нас обратно... Только на милосердие Твоё уповаю... Велика верность Твоя!.." Всю свою короткую сознательную жизнь после второго замужества мамы она мечтала об этом моменте. Она слышала от Дани, что именно здесь небеса имеют окно на землю, но сейчас ощущала эту связь всем своим существом. Я хочу жить здесь, в Израиле, в Иерусалиме, - шептала она, и слёзы катились по её розовым нежным щекам. - Я еврейка. У меня и мама, и бабушка и все пра-пра-пра - еврейки. Я хочу, чтобы мои дети, внуки и все пра-пра-пра были израильскими евреями. Верни нас, Господи на нашу Родину... Освободи её для евреев..." "Мистер, вам не нужны сувениры со Святой земли? - тронул очередной араб рукав Дани. - Ведь это живая память об Эль-Кудсе..." "Я и так помню Ерушалаим, - вдруг ответил на иврите Козлов, вглядываясь в коричневое лицо под мусульманским убором. - Рад тебя видеть, Томи, - взволнованно добавил он тихо. - Я здесь как турист из Советского Союза. Это моя дочь Кати Коэн." "Наим меод, - галантно ответил "араб" и посторонился, пропуская гостей в свою тесную лавочку. - Прошу вас, - двинулся он дальше к потайной двери. - Здесь многие хотят тебя видеть, Дани. Тебя не забыли в Израиле." В полумраке большой комнаты сидели одетые по-арабски люди. Они восторженно приветствовали Дани и Катю. Дани вглядывался в едва узнаваемые лица, всплескивал руками, радостно щипал бывших друзей и хохотал незнакомым Кате тонким голосом. "Подполье давно готово к восстанию, - сказал Томи. - Весь мир это знает. Знают и палестинцы. Знают и готовятся. У нас есть оружие, но... у них есть точно такое же. У нас от ваших, у них - от французов и англичан. Всё, как в 1948... Но теперь наши враги уже не примитивные феллахи, а опытные и достаточно умелые воины. Мы ожидаем огромных потерь с обеих сторон, потому что жить после поражения мы не надеемся. Нигде! Но не надеются и они!... Это будет война на полное уничтожение одной из сторон. Югославская трагедия покажется после нё водевилем. Но и жить в рабстве мы больше не можем. Мы готовы к нашей Моссаде." "У вас есть надёжная... хотя бы мастерская, где можно кое-что изготовить по моим чертежам?" "Дани!! Боже, неужели ты снова с нами и - со своими изобретениями!.." "Так есть?" "Конечно. Мы тайно контролируем чуть не половину промышленности Палестины. Мы можем изготовить всё, что угодно... Даже если это потребует больших затрат. У нас хорошие спонсоры в диаспоре. Американские евреи - совсем не то же, что их нынешнее правительство. Правда у них совсем не то влияние, что было при живом Израиле, но..." "Тогда возьмите эту плёнку, - достала Катя из лифчика флакончик духов. - Сделайте чертежи и изготовьте волнопродуктор..." "Что это?" "Этническое психотронное оружие, - серьёзно ответила Катя. - Если подключить продуктор к мощному источнику энергии в Иерусалиме и начать вращать антенну, то волны ужаса проникнут на расстояние до ста километров в любую сторону. Человек невольно бежит прочь от зоны воздействия..." "Подождите... А как же евреи?" "Я же сказала этническое оружие! Евреи не почувствуют излучения. Но арабов в Израиле через несколько часов после начала работы продуктора больше не будет. Ни одного. Никогда. Действие облучения необратимо. И через три поколенья араб будет чувствовать в Эрец-Исраель непреодолимый страх! Но вне нашей страны все они будут живы и здоровы..." "Доктор Дани, это твоё изобретение? благоговейно спросил Томи. - И твоя дочь так хорошо с ним знакома?" "Кати - студентка факультета бионики. Мы изобретали вместе с ней." "Мы всё немедленно изготовим и запустим... Вы остаётесь с нами или вернётесь в Россию?" "Мы сейчас купим у тебя сувениры и выйдем отсюда, как зашли. За нами следят и палестинцы, и... наши гэбэшники в таком же камуфляже, Томи, как у вас. Кроме того, там осталась моя жена, мать Кати. Прости меня, но..." "О чём разговор! Ты сделал всё, что мог. Дальше будет слелано то, что сможем мы... Господи! Неужели нам удастся избежать крови!.. Ведь никто из нас никогда не хотел и не хочет убивать. А в качестве излучателя мы просто тайком используем одну из палестинских радиолокационных антенн. Просто подменим, подкупим кого надо... Но - насколько это надёжно? И как же это вы достигли этнической направленности? Это проверено Советской армией где-то? Против кого?" "Советская армия не снизошла до изобретения иностранца точно таким же мерзким образом, как в наши с тобой времена мы с тобой, Томи, пренебрежительно отвергали с порога изобретения наших репатриантов из Союза. Я прошёл тот же путь, что они. Мера за меру!.. Но продуктор был неоднократно проверен рыбной промышленностью. Целые косяки рыб, обуянные беспричинным страхом, не только шли в сети, но выбрасывались на берег на Дальнем Востоке. Собственно, в самом существовании таких волн никто и не сомневался. Давно известны "волны ужаса" в океане, приводившие к массовому самоубийству стад китов, стай рыб и порождавшие "летучие голландцы", с которых экипажи просто бежали в океан. Мне удалось установить источник излучения - результат подвижки тектонических плит на морском дне и записать их на плёнку. Оставалось выяснить его природу и синтезировать направленное излучение, влияющее на морские организмы. Что же касается психотронного оружия в наших условиях, то мы изучили некоторые сюжеты, не знакомые евреям, но убедительные для арабов - отдельно для мусульман и христиан. "Озвучил" их мой друг, парапсихолог, маг и народный артист Натан Поляковский. На его внушение наслаиваются многократно усиленные "волны ужаса" - неслышимый для человеческого уха инфразвук нарастающей мощности. В совокупности создаётся психически непреодолимое воздействие на определённый склад ума. Мы тайно испытали это оружие, направив излучение на здание военного представительтсва при консульстве Ливии в Москве. Результаты превзошли все ожидания: персонал консультва в тот же день в панике покинул Союз без объяснения причин, в то время как советская охрана не почувтсвовала ничего, кроме непонятного беспокойства. Меня, в числе прочих волновиков, привлекали консультантом для хоть какого-то научного обоснования феномена. Но у нас была готова версия. Мы сослались на преступные эксперименты северокорейцев, якобы выкравших наш рыбный продуктор для поворота к себе китайских и южнокорейских косяков рыб." "Ты всё время говоришь "мы", Дани... В России много евреев, не забывших Израиль в условиях жизни без антисемитизма?" "До удивления много, Томи. Иммигранты-израильтяне только и живут все эти годы надеждой вернуться. А среди русских евреев всегда было подспудная, врождённая тяга к Сиону. КГБ, конечно, тщательно следит за этими настроениями. Но уже три их стукача, приставленных лично ко мне, работают на нас. Только вот об этом "флакончике" знают только трое: я, Кати и Поляковский. На плёнке записано всё, что надо. Дальнейшее зависит от вас." "Арабов ждёт неприятный сюрприз, Дани..." "Мне очень жаль, что приходится воевать с ними. Восемнадцать лет назад я был за то, чтобы жить с арабами в одном доме. Не наша вина, что они предпочли насильственный трансфер еврев и погром.. Мера за меру!..." "Мера за меру! - тихо и грозно повторили все в комнате. - Мера за меру!" "Но я рад, что мы сделаем всё без крови и жертв, - подчеркнул Дани. - Что нам не придётся быть вторыми сербами. Что нам удастся воевать по-еврейски - достаточно умными, чтобы оказаться сильнее противника без его жестокости. Этому меня обучили в России. Вопреки расхожему мнению, я за эти годы убедился в том, что там преобладают добрые люди... Среди нас, тех кто завершит нашу грядущую победу, будет немало этнических русских."