– Да. Да. Да. Да, папочка, – раздался нестройный хор голосов.
– Мари, сейчас же сняла запирающее заклинание с нашей комнаты. В наказание лишаешься карманных денег и неделю сидишь под домашним арестом. Настя и Кели, вас это тоже касается! Теперь Бетрина...
Глядя на сжавшуюся девочку, не сводящую с отца глаз, полных слёз и ужаса – потому что боялась не наказания, а того что он в ней разочаруется – я отчётливо осознала, что не могу допустить, чтобы Сирион на неё наорал. Как же я её понимала в тот момент. Сама, когда была ещё маленькой девчушкой, гадала, почему папа меня бросил? Что я сделала не так? А Бетрине в разы сложней, ведь она знает о том, что Сирион ей не родной.
Обхватив лицо эльфа ладонями, я повернула его к себе и выдохнула:
– Это не она!
– Прости, что?
– Это не Бетрина меня покрасила, – произнесла я уверенно.
– А мне казалось, что на улице не до такой степени холодно, чтобы так посинеть, – прошипел он ехидно.
– Это... косметическая маска, для увлажнения кожи, – быстро нашлась я с ответом.
– Ну что ж. Тогда все свободны, а ты... – перевели на меня взгляд, – пошли, будем проверять, стала ли твоя кожа мягкой и шелковистой, – слегка подкинув вверх, он снова прижал меня к своей груди и подошёл к двери, приказав: – Ручку поверни!
Выполняя требование, заметила с какой смесью недоверия и благодарности смотрят на меня монстрики. Да и плевать, я не пыталась выслужиться перед ними, просто... Не стоит эта глупая война детских слёз.
Как только мы с мужем остались наедине, я забилась в его руках, требуя поставить меня на пол. Что бы он там ни думал, демонстрировать ему гладкость своей кожи я не собираюсь. Сирион с явной неохотой всё же меня отпустил. Не глядя на него, я прихватила из секретера два флакончика, упаковку влажных салфеток и спряталась в ванной.
Один флакон я весь вылила на голову, втёрла чуть вязкую субстанцию в волосы и закрутила их в култышку. А из второго начала поливать салфетки и буквально по сантиметру очищать тело от краски. Наконец ополоснувшись и посмотрев на результат в зеркале, досадливо скривилась. Ну не такие у меня длинные руки, как нужно для того, чтобы очистить всю спину!
Завернулась в полотенце, прихватила наполовину опустевший бутылёк с очистителем, салфетки и, вернувшись в спальню, нерешительно застыла, глядя в пол и кусая губу.
– Что такое? – заинтересовался моим поведением супруг.
– Мне надо съездить к Тее...
– Сейчас?! Зачем?
– Я не могу отмыть всю краску – не дотягиваюсь, – промямлила я себе под нос.
– В чём проблема? Давай помогу, – подошёл он ко мне и забрал из рук реквизит.
– Нет, это слишком... интимно.
Чёрт, пристрелите меня кто-нибудь, что ж так стыдно-то? Самое смешное, был бы на его месте кто-то другой, мне бы и в голову не пришла дурь, что подобное неприлично. А вот мысль о прикосновениях господина адвоката словно током по натянутым нервам бьёт, вызывая дрожь во всём теле.
– Позволь спросить, а где это интимное место находится? – даже не глядя на Сириона знаю, что он улыбается.
– Между... Между... Между лопаток, – выдавила я с трудом.
– Ох, прости, я и не подумал, что всё настолько интимно. Пожалуй, я за всю жизнь такого разврата не видел! Садись, давай, – увлёк он меня к кровати и, легонько подтолкнув, усадил, тут же плюхаясь за моей спиной.
Что-то булькнуло и, осторожно перекинув волосы через плечо, Сирион прикоснулся холодной салфеткой к моей коже, вынуждая вздрогнуть. Пока он мягкими касаниями смывал краску, я, прикрыв от наслаждения глаза, изображала из себя ледяную статую, стараясь не шевелиться.
– Почему ты заступилась за Бетрину? Зачем солгала? – нарушая затянувшееся молчание, прошептал он сипло, опаляя горячим дыханием мой затылок.
Будто молния в позвоночник ударила, по коже рванули тысячи мурашек, а под плотно зажмуренными веками от пронзившего тело удовольствия замелькали искры. Пришлось собрать всю свою силу воли в кулак, чтобы мой голос прозвучал ровно.
– Она лишь ребёнок и боится, что ради меня ты её бросишь. Её можно понять, есть много случаев, когда с появлением молодой жены мужчина забывает о своих детях. А Бетрине и того сложней – она знает, что ты ей не родной отец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Мне было двадцать восемь, я год как закончил юридический факультет и ещё нарабатывал опыт и репутацию, служа бесплатным адвокатом. Это дело стало поворотным в моей судьбе. Единственное, которое я проиграл. Так получилось, что я был в отделении, когда привезли невменяемого мужика, убившего свою жену на глазах у их двухлетней дочери. Ну, меня и подрядили его защищать, раз под руку попался. Пока его допрашивали, девочку оформляли в детский приют. Она сидела, маленькая такая, испуганная, с глазами полными слёз, но не плакала. Не по годам взрослая, самостоятельная и никому не нужная. На неё и внимания-то никто не обращал, а я взгляда отвести не мог от грязного засаленного платьица и до невозможности худого тельца. Сердце ныло и душу словно кто-то наизнанку выворачивал. Я и сам не понял, как и в какой момент принял это решение, но уже через четыре часа я вышел из отделения с ребёнком на руках и свидетельством о рождении в кармане, в котором значится, что она моя родная дочь.
– Как ты это сделал? – прошептала я поражённо.
– Когда отец главный судья города – это не так уж и сложно. Хочу сказать тебе спасибо, если бы ты не вмешалась, я действительно мог бы наговорить ей что-нибудь такое, о чём потом сам бы очень жалел.
– А что с тем делом?
– Сказал же: проиграл. Прокурор требовал смертной казни, а я... вообще этого урода защищать не стал, просто просидел весь судебный процесс молча, и всё. Бетрина ещё полтора года со мной спала из-за мучающих её кошмаров. Как ты понимаешь, добрых чувств к её биологическому папаше во мне это не вызывало. А после этого дела я открыл свою контору, чтобы больше никто не смог меня заставить работать на тех, кого я считаю виновными.
– А как Настя отнеслась к появлению у тебя дочери?
– Сказала, что я весь в мать и тоже начал таскать в дом невесть откуда взявшихся детей. Поначалу даже водиться с ней отказывалась. Я едва не сдох, разрываясь между работой и ребёнком, ладно хоть Мари помогала, ей тогда уже двенадцать было. Через полгода бабуля всё же сжалилась надо мной. Зато к появлению на свет собственных детей я уже изрядно подготовлен, – произнёс он с горьким смешком.
– Не сомневаюсь, ты будешь замечательным отцом, – заверила чуть слышно.
Кто мне скажет, почему у меня глаза-то так щиплет? Того и гляди разрыдаюсь. Сама знаю – ещё пара таких историй и миссия по выполнению пункта 3.4 будет провалена с оглушительным треском.
19
НЕЙВАРА.
В дверь постучались, и после разрешения войти в комнату скользнул дворецкий, принёсший папку с документами. Забрав её и отпустив слугу, Сирион извлёк конверт. Протягивая его мне, супруг поинтересовался:
– Дорогая, не окажешь ли мне честь, сходив со мной на выпускной бал в магической академии?
Сказать по правде, это место – последнее, которое я хотела бы посетить, даже руки задрожали, и конверт я открыла с трудом. Изучая пригласительные, я закусила губу, не зная, как отказать супругу, смотрящему на меня с предвкушающим нетерпением.
– А тебе очень надо на него идти?
– Очень, – ответил муж, нахмурившись. – Это связано с расследованием одного дела, и мне пригодилась бы твоя помощь.
– И в чём она бы выражалась?
– Скажем так, никого бы не удивило, что молодожёны уединились в каком-нибудь кабинете или тёмном уголке. А вот если я буду делать это один, возникнут вопросы.
– Хорошо, я согласна, – кивнула, тяжело вздохнув.
– Почему мне кажется, что это решение далось тебе с трудом? – спросил Сирион, присаживаясь передо мной на корточки и сжимая мои ладони в своих.
– Там работает парочка личностей, с которыми я не желаю встречаться, – призналась, раздосадованно поморщившись.