— А тебе известно, — спросил он, — как индус десять дней занимается любовью со своей женой, прежде чем в нее проникнуть? В течение десяти дней они только ласкают друг друга и целуются.
Воспоминание о поведении Рональда, который очернил меня в глазах остальных, снова привело его в ярость.
— Не сердись, — сказала я. — Я счастлива, что он так поступил, потому что я отправилась погулять подальше от деревни и оказалась здесь.
— Я полюбил тебя, как только услышал акцент, с которым ты говоришь. Мне показалось, что я снова пребываю в путешествии. Твое лицо, походка, поведение такие необычные… Ты напоминаешь мне девушку, которую мне хотелось нарисовать в Фесе. Однажды я увидел, как она спит точно в такой позе. Я всегда мечтал разбудить ее, как сейчас разбудил тебя.
— А я всегда мечтала, чтобы меня разбудили именно такими ласками, — сказала я.
— Если бы ты не спала, я мог бы не решиться.
— Неужели, такой авантюрист, как ты, который спал с дикой женщиной?
— На самом деле я не жил с дикой женщиной. Это случилось с моим другом. Он постоянно об этом рассказывал, и поэтому я теперь говорю об этом так, словно бы это случилось со мной самим. На самом же деле с женщинами я веду себя очень робко. Мужчин я могу сбить с ног, могу драться, напиваться, но женщины, даже проститутки, меня пугают. Они надо мной смеются. Но сейчас все произошло в точности, как я себе это воображал.
— Но через десять дней я должна быть в Нью-Йорке, — смеясь, сказала я.
— Если тебе надо будет вернуться, на десятый день я сам отвезу тебя обратно. Но до той поры ты останешься моей пленницей.
В течение десяти дней мы работали на открытом воздухе, лежали на солнце. Солнце накаляло мое тело, и Рейнольдс ждал, пока я закрою глаза. Иногда я притворялась, что хочу, чтобы он сделал со мной что-то большее. Я думала, что, если закрою глаза, он мной овладеет. Мне нравилось, как он подходит ко мне, словно охотник, совсем беззвучно, и ложится рядом. Иногда он перед этим приподнимал мое платье и долго меня рассматривал. Потом он обычно прикасался ко мне так легко, словно бы не хотел меня разбудить, пока у меня не начинала выделяться влага. Тогда движения его пальцев ускорялись. Мы не отрывали губ друг от друга, наши языки ласкались. Я научилась брать в рот его пенис. Это его ужасно возбуждало. Он сразу терял всю свою нежность, заталкивал свой пенис мне в рот, и я боялась задохнуться. Однажды я даже укусила его, сделала ему больно, но он не обратил на это внимания. Я проглатывала его белую пену. Когда он целовал меня, наши лица были ею измазаны. Чудесный запах секса впитывался в мои пальцы, и мне даже не хотелось мыть руки.
Я ощущала, что мы подчиняемся одному магнетическому потоку, но при этом ничего больше нас не связывало. Рейнольдс обещал отвезти меня в Нью-Йорк. Больше оставаться в деревне он не мог. Мне же нужно было искать работу.
На обратном пути Рейнольдс остановил автомобиль, и мы легли на подстилку в лесу, чтобы отдохнуть. Мы ласкали друг друга. Он спросил:
— Ты счастлива?
— Да.
— А ты можешь оставаться счастливой, если и дальше будешь вести себя как со мной?
— В чем дело, Рейнольдс, что это значит?
— Послушай, я тебя люблю. Тебе это известно, но овладеть тобой я не могу. Однажды я сделал это с девушкой, она забеременела, и ей пришлось сделать аборт. Она умерла от кровотечения. С той поры я не способен овладеть женщиной. Я просто боюсь. Если бы такое случилось с тобой, я бы покончил жизнь самоубийством.
Я никогда ранее не думала о подобных вещах. Я ничего не сказала. Мы долго целовались. Впервые, вместо того чтобы просто поглаживать, он поцеловал меня между ног, и делал это до тех пор, пока я не достигла оргазма. Мы были счастливы.
— Знаешь, — сказал он, — эта маленькая рана, которая есть у всех женщин… пугает меня.
В Нью-Йорке была жара, и все художники пребывали где-то за городом. Я оказалась без работы. Я решила устроиться манекенщицей в магазин одежды. Найти место не составило труда, но когда меня просили по вечерам выходить с покупателями, я отказывалась и в конечном счете потеряла работу. Наконец меня приняли на работу в большой магазин возле Тридцать четвертой стрит, где служило шесть манекенщиц. Место было ужасающим и мрачным. Там имелись длинные ряды с платьями и скамейки, на которых нам позволялось сидеть. Мы ждали там в нижнем белье, чтобы успеть быстро переодеться. Когда выкликали наши номера, мы помогали друг другу одеваться.
Трое мужчин, которые занимались продажей моделей одежды, часто пытались приставать к нам, щекотать. Во время ленча мы оставались в магазине по очереди. Больше всего я боялась, что однажды мне придется остаться наедине с мужчиной, который был самым настырным.
Однажды, когда Стивен позвонил, чтобы узнать, может ли он вечером встретиться со мной, этот мужчина приблизился ко мне сзади и засунул руки под комбинацию, чтобы пощупать мои груди. Не зная, что еще сделать, я отпихнула его, не выпуская трубки и продолжая разговаривать со Стивеном. Но это его не обескуражило. Он попытался потрогать меня за задницу. Я снова пнула его ногой.
— Что там такое, что ты говоришь? — спрашивал Стивен.
Я закончила разговор и повернулась к мужчине. Он уже ушел.
Покупатели восхищались нашими фигурами не меньше, чем платьями. Старший продавец очень мной гордился и часто, положив мне руку на голову, говорил:
— Она натурщица для художников.
Я была вынуждена вернуться к прежней работе. Мне не хотелось, чтобы Рейнольдс или Стивен обнаружили меня здесь, в этом уродливом здании, демонстрирующей уродливые платья продавцам и покупателям.
Наконец меня пригласили позировать в мастерскую к одному южноамериканскому художнику. У него было лицо женщины — бледное, с большими черными глазами, длинными черными волосами, а движения — томными и расслабленными. Мастерская у него была красивая: дорогие ковры, большие полотна с обнаженными женщинами, шелковые гобелены; при этом там курились благовония. Он сказал, что ему требуется от меня очень необычная поза. Он рисовал большую лошадь, на которой скачет голая женщина. Он спросил, ездила ли я когда-нибудь верхом. Я ответила, что ездила в детстве.
— Это великолепно, — сказал он, — именно то, что мне нужно. Я изготовил приспособление, которое производит именно тот эффект, какой мне требуется.
Это было чучело лошади без головы, только туловище и ноги, с седлом.
— Вначале разденься, — сказал он, — потом я тебе все объясню. У меня никак не получается изображение этой позы. Женщина должна откидываться назад, потому что лошадь быстро скачет. Вот так. — Он сел на лошадку и показал мне.