Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лекарь полил рану на спине франка спиртом, а затем зашил ее. После этого они с Юсуфом снова перевернули франка, и Ибн Джумэй занялся раной на животе. Он зашил ее, оставив небольшое отверстие в конце раны.
– А почему вы не зашили ее полностью? – спросил Юсуф, который поддерживал франка в сидячем положении, пока лекарь накладывал мазь и бинтовал торс.
– Гадость, которая скопилась внутри, должна получить выход, – спокойно пояснил Ибн Джумэй. – Иначе она его убьет. – Он наклонился к раненой ноге франка и нахмурился. – А теперь самое неприятное. – Он откупорил маленький красный флакон, осторожно вылил немного содержимого на ватный шарик и начал очень осторожно прикладывать его к ране. – Это экстракт мака, – объяснил Ибн Джумэй, прежде чем Юсуф успел задать вопрос. – Он помогает облегчить боль.
– Но он же без сознания.
– Я лекарь, и мой долг не причинять ненужных страданий пациенту. Даже без сознания он это почувствует. – Ибн Джумэй взял крошечный ножик и поднес его к ране на ноге франка.
Прочитав молитву на иврите, он сделал два диагональных надреза поперек раны, так что получился косой крест. На краях надрезов тут же выступили кровь и гной, и Юсуф отвернулся, опасаясь, что эта картина заставит его попрощаться со съеденным чуть раньше завтраком. Когда он снова посмотрел на стол, Ибн Джумэй уже заканчивал промывать рану губкой. Затем он взял щипчики, немного помедлил, а потом сказал Юсуфу:
– Держи ногу здесь и вот тут… – Он показал щипчиками на место над коленом и около паха. – Держи крепко, чтобы он не двигался. – Ибн Джумэй обошел стол и встал напротив Юсуфа. – Очень важно, чтобы он не шевелился. Ты понял?
Левой рукой Ибн Джумэй растянул кожу вокруг раны на ноге франка и вонзил в самый ее центр щипчики. Франк застонал, все его тело конвульсивно дернулось, и, разумеется, нога под руками Юсуфа тоже.
– Держи крепче! Он должен быть совершенно неподвижным! – приказал Ибн Джумэй, и Юсуф изо всех сил сжал ногу франка, а Ибн Джумэй тем временем все глубже вонзал щипчики в рану. Кровь полилась на пол, попав на лицо и руки Юсуфа. – Поймал! – наконец вскричал Ибн Джумэй и вытащил щипчики с зажатым в них коротким зазубренным наконечником стрелы, с которого капала кровь. – Отвратительная штука, согласен? – сказал он и протянул наконечник Юсуфу. – Сохрани его на память о том, какова природа войны. Можешь больше его не держать.
Франк перестал метаться и лежал неподвижно, а Ибн Джумэй принялся зашивать рану.
– Он выживет? – спросил Юсуф, потрогав пальцем острый наконечник.
– Даст Бог, нет. Я никогда не вскрывал франка, и мне бы очень хотелось это сделать. Интересно посмотреть, чем они отличаются от нас.
Юсуф нахмурился. Он купил этого раба и чувствовал свою ответственность за него. Ибн Джумэй увидел его реакцию и успокаивающе улыбнулся:
– Но он молодой и сильный, боюсь, он выживет.
– А когда ему станет лучше?
– Это известно одному Богу. Если все пойдет хорошо, он встанет на ноги до зимних дождей. Но если инфекция в ноге начнет распространяться, тогда мне придется ее отрезать. – Ибн Джумэй наложил последний шов и посмотрел на Юсуфа. – В этом случае, боюсь, может случиться худшее.
В своем забытьи Джон все еще находился на поле боя перед стенами Дамаска, а недалеко от него в покрасневшей от крови воде реки Барада стоял Кролик. Сарацин, поднявший меч высоко над головой, подбирался к нему сзади, Джон закричал и хотел броситься к другу, но, как ни старался, река не становилась ближе. Он в ужасе смотрел, как сарацин с безумной ухмылкой на лице пронзил Кролика мечом сзади, и окровавленное острие вышло из груди его друга. А потом лицо сарацина сморщилось и превратилось в злобное лицо Рейнальда…
Джон пришел в себя, услышав, как кто-то свистит. Он лежал на полу в маленькой комнатке, освещенной лишь лучом света, проникавшим сквозь решетку на двери. Он был без рубашки, а на животе у него лежало что-то теплое. Он посмотрел вниз, увидел, что над ним наклонился какой-то мужчина, и попытался сесть, но мир вокруг тут же начал дико вращаться, и он снова упал на спину. Свист прекратился.
– Не спеши, молодой человек, – произнес голос на франкийском языке, но с сильным акцентом, гласные были слишком длинными и какими-то чужими, а согласные гортанными.
Потом над ним нависло лицо, смуглое, с короткой бородой и добрыми карими глазами.
– Вы кто? – спросил Джон. – И где я?
– Выпей-ка это, – сказал мужчина, приподнял одной рукой голову Джона, а другой поднес чашу к его губам.
Жидкость в чаше оказалась холодной и горькой, но, несмотря на неприятный вкус, Джон жадно ее выпил. Губы у него потрескались, а в горле было сухо, как будто он не пил несколько дней.
– Вот так, – проговорил мужчина. – Теперь я отвечу на твои вопросы: ты находишься в доме Наджима ад-Дина в Баальбеке. Я – Ибн Джумэй, еврей и на данный момент твой лекарь. – Джон собрался что-то сказать, но Ибн Джумэй покачал головой. – Спокойно. Не спеши. – Он положил пальцы на запястье Джона и уставился в пол. – Хорошо, пульс ровный, – пробормотал он и снова посмотрел на Джона. – А теперь назови свое имя.
– Джон.
– Ага, интересно.
– Как я сюда попал? – спросил Джон.
– Ты раб. Тебя купили после сражения у стен Дамаска. – Ибн Джумэй протянул Джону новую чашу с горьким питьем. – Это произошло неделю назад. Ты получил серьезные раны и некоторое время находился без сознания. Я надеялся, что ты умрешь.
Джон поперхнулся.
– Я очень хотел сделать вскрытие, – объяснил Ибн Джумэй. – Но не важно. Похоже, что у Бога на твой счет другие планы. – Он улыбнулся. – Знаешь, мне кажется, у тебя пророческое имя. Джон – это перевранное франками еврейское имя. Оно означает: «Бог великодушен».
Джон закрыл глаза, потому что на него вдруг накатила страшная усталость.
– Я раб, – сказал он. – Бог не был великодушен ко мне.
– Но ты жив.
Джон покачал головой. Ему следовало умереть вместе с Кроликом. Он мечтал отдать свою жизнь во имя Бога. Почему же Господь не забрал его? Мысли в голове пленника потекли медленнее, веки стали немыслимо тяжелыми, а голова невероятно горячей.
– Мне жарко, – пробормотал он. – Мне следует сделать кровопускание…
Лекарь рассмеялся.
– Это тебе нужно меньше всего. – Он положил мокрую прохладную тряпку Джону на лоб, и тот мгновенно почувствовал облегчение. – Ты должен отдохнуть, – мягко сказал лекарь. – То, что ты выпил, поможет тебе уснуть. Потом принесут еду и питье. Съешь все. Я зайду завтра.
Джон попытался ответить, но уже начал проваливаться в сон и свои темные кошмары.
* * *Шли недели, Джон главным образом спал под действием лекарств и сражался со страшными, мучительными снами. Дни разнообразили лишь посещения Ибн Джумэя. Добрый лекарь менял Джону повязки и рассказывал про его нового хозяина. Наджим ад-Дин был суровым человеком, но справедливым и великодушным. Так что, в определенном смысле, Джону повезло: все могло быть гораздо хуже.
Как-то раз Джон проснулся от скрипа двери и, повернувшись на бок, увидел не Ибн Джумэя, а худого сарацина с седеющими волосами, пронзительным взглядом, резкими чертами лица и сурово поджатыми губами. Джон сел, мгновенно почувствовав, что с этим человеком шутки плохи. Сарацин вошел в маленькую комнатку, следом за ним появился Ибн Джумэй.
– Встань, – приказал странный человек на латыни с сильным акцентом.
Джон встал, покачнувшись, когда его больная нога коснулась пола. Сарацин подошел и принялся внимательно его разглядывать, потом ощупывать руки и ноги, точно покупал лошадь на ярмарке.
– Рубашка, – приказал сарацин.
Джон непонимающе покачал головой:
– Прошу прощения?
В следующее мгновение мужчина резко влепил Джону пощечину. Юноша провел языком по внутренней поверхности щеки и почувствовал вкус крови. А мужчина тем временем приблизился к нему и резко сказал что-то по-арабски.
– Ты не должен говорить, пока тебя не спросят, – перевел Ибн Джумэй. – Он хочет, чтобы ты снял тунику. Делай, как он говорит.
Джон стянул через голову полотняную тунику, и мужчина подошел ближе, чтобы посмотреть на шрамы на плече и животе Джона. Наконец он кивнул, повернулся к Ибн Джумэю, и они о чем-то коротко переговорили на арабском языке. Потом Ибн Джумэй сказал Джону на франкийском:
– Это Наджим ад-Дин Айюб, но ты будешь называть его муаллим, это значит «господин». Он считает, что ты готов начать работать. Делай, что скажут, и тебя будут кормить, одевать и обращаться с тобой уважительно. За непослушание полагается наказание.
– Чего стоит слово неверного? – ввернул Джон на франкийском языке.
И снова Айюб влепил ему увесистую пощечину тыльной стороной ладони.
– Я держу свое слово, – сказал он на латыни. – И позволяю Ибн Джумэю говорить за меня только потому, что не хочу пачкать свой рот вашим варварским языком. Ты меня понял?
- Ричард Львиное Сердце: Поющий король - Александр Сегень - Историческая проза
- Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах - Дзиро Осараги - Историческая проза
- Осада - Джейк Хайт - Историческая проза