Читать интересную книгу Лекарство доктора Сажина - Федора Кайгородова

— О-о, мы можем поехать на нашу дачу. Ехать, правда, придется на электричке. Но зато места там замечательные. Именно такие, какие вам сейчас нужны.

Они вышли к темный коридор и осторожно двинулись узкой тропкой, проложенной между завалами обуви.

— Почему здесь так много обуви? Даже, если у каждого по пять пар, все равно здесь в десятки раз больше.

— А это я стараюсь! — раздался Светкин голос из дальнего угла. — Знаете, сколько ботинок народ выбрасывает на помойку? Ужас!

— Это все со свалки? — когда они вышли на лестничную площадку, Ирочка была бледна и близка к обмороку.

Ужас, ужас, ужас!!!

Поезд тихо тянулся к юго-востоку. Сколько себя помнила Катя, она никогда не любила электричек, а надо же, как они изменились за последнее время. Ржавые вагоны с немытыми стеклами и лязгающими дверьми исчезли и вместо них появились удобные комфортабельные поезда. Меньше также стало торговых агентов с их жалко-просящими взглядами. Но сейчас она не замечала всех этих деталей, она сидела у окна, тихо покачиваясь в такт электричке, чувствуя умиротворение и покой.

«Кто мало видел — много плачет», — это выражение Лопе де Вега как нельзя больше походило к Екатерине Сажиной.

Жизнь ее проходила тихо и спокойно, никаких потрясений не было в прошлом, не ожидалось и в будущем, карьера также катилась без взлетов и падений. Она теперь понимала, что никогда не чувствовала себя счастливой.

Последние события пробудили ее тягу волю к жизни, наполнили душу радостным ожиданием чего-светлого и радостного. Она пока не осознавала этого, но как земля просыпается после сильного дождя, так и она просыпалась — медленно и уверенно. Жизнь стала интересной для нее, она внушала любопытство, теперь Катя жаждала не спокойной уверенности в завтрашнем дне, она хотела жадно жить!

Саша смотрел на ее подрагивающие в улыбке губы, и ему хотелось провести рукой по русым волосам, нежно прикоснуться к рукам. Ирочка коротко взглядывала на него, он застенчиво отводил взгляд.

«Она. Такая хрупкая. Такая ранимая девочка. Такая незащищенная. Как же можно было так ее обидеть!» — думал он, и руки сами сжимались в кулаки.

— Вот мы и прибыли! — сказал Саша, когда поезд остановился на маленькой станции.

По теплому песку они пошли через сосновый лесок. Шершавые стволы сосен дышали древностью и мудростью. У дерева, как и у человека, — свой характер. Березы — по-детски непосредственны и веселы. Тополя — задумчивы и печальны. Клены — по-деревенски простоваты. Дубы похожи на крепких мужиков от земли и сохи. Благородные ели словно пришли в гости к обитателям леса.

Они прошли небольшой пруд, где квакали лягушки и увидели высокий старинный дом с мезонином.

— Да у вас здесь дворец! — восхитилась Катюша.

— Дворец царевны лягушки, — засмеялся Саша, — одна коробчонка. Дом поделен между четырьмя хозяевами, наша коробчонка — синего цвета, окна на улицу.

— А мезонин чей же?

— И мезонин поделен на четыре ровные части, — со вздохом ответил Саша.

— Можно я там буду спать?

— Увы, увы, увы! Кровать втиснуть нам туда не удалось. А вот старое корыто — пожалуйста, к вашим услугам!

— Спать в корыте?

— А что? Вполне комфортабельная раскладушка получилась, — сказал юноша. — Мы туда матрац поролоновый положили, корыто большое, удобное…

— Слышали бы вы себя со стороны, — улыбнулась Катя. — Корыто большое, удобное…

Они уже подошли к высокому дому, похожему на птичник. С одной стороны вместо забора была возведена бревенчатая стена.

— Это мы от тети Глаши отгородились, — пояснил Саша, заметив удивленный взгляд девушки. — Дом достался нам в наследство от прабабушки, которая в свое время поделила его на две части и отдала своим детям. Моя же бабушка в свою очередь поделила свою половину еще на две части: моему отцу и его сестре, это и есть тетя Глаша.

— А твой отец, — Катя не заметила, что перешла на «ты», и Кузьмичев был этому несказанно рад, — не собирается поделить эту малюсенькую комнатушку на несколько частей?

— Нет! — покачал головой Александр. — У отца я единственный ребенок, и этот вот замок, — он обвел рукой свободное пространство, едва не смахнув с полки одеколон, — принадлежит мне по праву рождения!

Катя шагнула на скрипучую лестницу и осторожно поднялась на мезонин, похожий на ванную комнату.

— Какой отсюда вид прекрасный! — воскликнула она.

Саша быстро выкопал два куста картошки и мыл ее под краном, затем включил электрическую плитку.

— У вас же газовая стоит? — заметила Катя.

— Да! Но газ остался у тети Глаши! Чтобы им пользоваться, надо каждый раз просить родную тетю открыть вентиль. Да ты сама все поймешь про тетю Глашу, — сказал Саша.

— А что еще у вас растет?

— Все! Все, что может расти на одной сотке земли! — засмеялся Саша.

— Так мало?

— И эта земля стоит баснословных денег.

— Да, — задумчиво ответила девушка. — Каждый мой глоток свежего воздуха уже оценен в 20–30 рублей, словно исходящий звонок по мобильному. — Теперь я верю, что ваша дача — самое замечательное место на земле…А что мы будем делать сегодня?

— Мы сейчас поедим и пойдем купаться, у нас отличное озеро. Или, если хочешь, поедем на старом велосипеде с рамой.

— Хочу, хочу, хочу! — радостно засмеялась Ирочка. — Я все сегодня хочу!

Глава 17

Когда надеваешь зимнюю одежду — кажешься себе значительным! Зато в конце зимы хочется ее скорее сбросить и снова почувствовать легкость и обновление. Так и человек — он всегда меняется, он должен меняться. И если он упорно цепляется за отжившие стереотипы — либо он стареет, либо болеет, либо борется с проблемами. И когда это происходит, он все равно не остается прежним.

В Мурманске зимнюю одежду надевают рано.

Осень была теплой, как все последние годы. И хотя листья рано расстались с деревьями, земля отдавала остатки тепла. Снова и снова Станислав Громов собирал свой видавший виды рюкзак и уходил в сопки. Ему уже давно надлежало вернуться в Москву, он получил телеграмму… Утренний воздух отдавал морозцем, снег вот-вот обрушится тяжелым покрывалом на согретую землю, а он каждое утро наливал в термос чай, добавляя немного коньяку — в резиновых сапогах по сопкам в эту пору никто не ходил — и шел. Возвращаться надо было рано — световой день заканчивался часов в шесть: на севере начиналась полярная ночь.

Глядя, как дрожащее голубое марево отделяло землю от остального мира, шагая по мокрым кочкам или по мшистым камням, он начинал понимать, что значит «прирасти к северу». Дорога манила его, как любимая женщина, он уходил все дальше, досадуя, что не может остаться на ночлег — не было ни палатки, ни спальника. Уже давно собран был научный материал, уже описаны все эксперименты, а он все тянул и надеялся, что однажды она отзовется на его звонок, он приходил к тому дому, куда провожал ее, но не мог встретить.

Какая разноцветная здесь осень! — удивлялся Стас. — Любую краску найдешь, если захочешь. Мох, например, он здесь белый, бурый, красный, изумрудный, пастельного цвета… Самый красивый — голубой, он встречается высоко в горах, в его пушистых веточках то и дело вспыхивает брусника, и тогда бордовые блестящие ягоды на голубом поле выглядят сказочно-нереальными.

Брусника удивляла его своей жизненной стойкостью: где только она не растет — во мху, в кустах, на голых скалах, на маленьких головокружительных уступах. Как высоко ни взбирался Стас — везде была брусника и чем выше, тем изобильнее.

Ему нравились сопки. Когда ползешь по узким карнизам, когда взберешься наверх — встанешь на краю обрыва, посмотришь в сырую лощину, вдохнешь чистый прозрачный воздух, отведешь солнце рукою, оно, бывает, снизу светит и… закричишь от переполняющего тебя счастья, от восторга — то ли ты миром владеешь, то ли он — тобой!

Сверху Стас видел, как бесконечен мир, как независим он от человека, здесь на севере он понял грандиозность природы, это было другое ощущение окружающего, чем то, которое у него было раньше, в ограниченном рафинированном климате его родного города. Он чувствовал себя головастиком, выпущенным из удобной банки в незнакомую холодную, но чистую речку.

День медленно угасал, и человек заторопился, он знал, что день опрокидывается внезапно и сразу наступает ночь.

Последние несколько дней в ее квартире никто не поднимал трубку, а до этого вежливый мужской голос отвечал, что Виктория здесь больше не живет, а ее адреса и телефона он не знает и знать не желает.

Перекусив бутербродами, Стас направился к вахтеру студенческого общежития, которая разрешала ему звонить в любое время дня и ночи, мобильник Стаса был зарегистрирован в Москве, и звонки с него были слишком дорогими.

— Алло! — безнадежно сказал Стас.