Читать интересную книгу Игрушки дома Баллантайн - Анна Семироль

«Элизабет, я волнуюсь, — говорит он ей вечерами. — Нам нельзя показываться чужим. Тебе лучше сидеть здесь, зачем ты уходишь? Куда?»

— Я, в отличие от тебя, работаю, — высокомерно фыркает девушка. — Роксана — не благотворительный фонд, за ее услуги надо платить. Я отрабатываю свою еду и теплую постель.

«Ты… спишь с мужчинами за деньги?» — пытается смягчить вопрос Брендон.

От ее взгляда покраснел бы даже камень.

— Рядовой, мне месяц, как шестнадцать! В таком возрасте если с кем и спят, то по любви. И не все сюда ходят, чтобы… — Она изображает пальцами нечто неприличное и продолжает: — Некоторые тут общаются, слушают музыку. Здесь работает прекрасная виолончелистка Камилла. Кстати, перерожденная. Очень тобой интересовалась.

«Я тут не для того, чтобы амуры крутить», — обиженно отвечает Брендон.

Элизабет смеется, утыкается лицом в подушку, потом выныривает и спрашивает:

— А для чего, рядовой? Что тебя здесь держит?

Он долго молчит. Собраться с силами и сказать правду оказывается нелегко.

«Я переправлю тебя за границу и вернусь к Баллантайну. Если возвращусь раньше, Байрон вытянет из меня всю информацию о том, где ты находишься. А когда ты покинешь Нью-Кройдон, он не сможет тебя достать».

— Он тебя убьет? — спрашивает Элизабет серьезно.

«Думаю, да. Но не сразу».

Она хмурится. Садится в постели, обнимает подушку руками и ногами.

— Никогда не подумала бы, что я это скажу, но… Мне будет тебя жаль.

Брендон делает вид, что пропускает ее слова мимо ушей, и утыкается в газеты, которые Элизабет приносит ему по утрам. На этот раз новости с фронта щедро разбавлены материалами, посвященными предстоящим выборам мэра. Газеты в один голос предрекают сенатору Баллантайну победу. Брендон хмурится.

«Эти люди хоть немного представляют себе, что их ожидает, если Байрон официально займет пост главы города? Ненормальные», — думает он раздраженно. Нью-Кройдон, гигантский город-порт, вторая столица империи, промышленное сердце государства, неужели ты добровольно сдашься тирану? За что, за какие заслуги Байрону такая роскошная игрушка?

Брендон переворачивает страницу — и холодеет. В Солте найден труп маленького ребенка. Девочка с перерезанным горлом, опознать не удалось. Подброшена в мусорный контейнер. Где-то в глубине души тлеет надежда, что это не Бри, но Брендон слишком хорошо знает Байрона. Он складывает газету и, пользуясь тем, что Элизабет ушла позавтракать, прячет ее под матрас на кровати.

Когда девушка возвращается, они одновременно начинают:

«Я тут решил…»

— Послушай, я тут подумала…

И умолкают. Элизабет прыскает в кулачок, Брендон прячет улыбку.

— Что ты решил?

«Сперва ты скажи».

Она подает ему небольшой сверток.

— Вот. Роксана нашла где-то. Посмотри.

Брендон разворачивает пеструю тряпицу. В ладони ему ложится шкатулка, на пол падает маленький ключ. Шкатулка музыкальная, вся состоит из затейливо переплетенных механических деталей, шестеренок, зубчатых колесиков, пружин и рычажков. Гладкая лишь ее крышка, на которой грубо выгравировано имя мастера и штрихами намечен четырехлистник клевера.

— Это мое детство, — с неожиданным теплом говорит Элизабет. — Раньше она пела. Теперь не заводится. Я почему-то решила тебе показать. А то мне кажется, что тебе тут скучно в четырех стенах.

«Спасибо. Я посмотрю. Вряд ли я сумею ее починить, но попробую».

— А что ты собирался мне сказать?

«Я хотел бы сопровождать тебя сегодня вечером. Если твоя работа терпит мое присутствие».

На лице девушки снова появляется отцовская усмешка.

— Так и быть, рядовой. Подержишь свечку!

* * *

В салоне накурено и душно от пряного запаха парфюма, и даже легкий ветерок, гуляющий между распахнутыми окнами, не освежает воздуха. Кокетливо смеются девушки Роксаны, разодетые в вызывающие наряды. Посетители играют в карты, из соседнего зала слышится костяной стук бильярдных шаров, пожилой господин в длиннополом пиджаке обсуждает с Роксаной городские новости. Брендон напряженно вслушивается в их беседу, надеясь, что никто не вспомнит о найденном в Солте теле малышки.

— А я вам говорю, дорогая, что Баллантайну не взять мэрское кресло. Он слишком дорог нашему императору в качестве сенатора.

— Я думаю, сэр, что через каких-то пять дней мы увидим, кто из нас был прав, — уклончиво отвечает Роксана и подливает собеседнику коньяка в бокал. — Скажите, а что вы думаете о строительстве автомобильного завода к северу от города?

— Это хорошее дело, дорогая. Новые рабочие места для людей, а не для проклятых кукол, — с жаром откликается собеседник.

Брендона по щеке слегка похлопывает маленькая, словно у ребенка, ладошка.

— Дружочек, ты как будто не здесь, — капризно восклицает сидящая у него на коленях девушка.

«Прости, Джун, — поспешно отвечает Брендон. — Никак не могу расслабиться с непривычки».

Нежные губы оставляют на его щеке ярко-розовый оттиск помады.

— Не волнуйся, — мурлычет Джун. — Наш диван гостям практически не видно, да и я тебя неплохо прикрываю. Это правда, что перерожденные не умеют целоваться?

Она хитро улыбается и прикусывает нижнюю губу острыми зубками. Брендон вместо ответа кивает и напряженно всматривается в зал. Он не видит Элизабет, и это беспокоит его куда серьезнее, чем собственная безопасность.

Джун осторожно начинает расстегивать на Брендоне рубашку. Он мягко отводит ее руку в сторону.

— Ты меня совсем не хочешь? — шепчет она.

«Совсем», — отрезает Брендон. Он уже мечтает, чтобы девица оставила его в покое и нашла себе кого-нибудь посговорчивей.

— Дружочек, я с тебя денег не возьму, — обиженно говорит девушка. — Ты же гость Роксаны, так что…

«Лучше займись одним из тех, кто приходит сюда целенаправленно за сексом».

Девушка поджимает губы и, шурша платьем, сползает с колен Брендона. Он провожает ее холодной улыбкой и равнодушным взглядом. «Научился», — сказал бы Байрон. Джун уходит, но ее место тут же занимают две другие штатные красотки.

— Скучаешь, милый? — жарко шепчет на ухо блондинка лет двадцати пяти.

Брюнетка-перерожденная просто молча улыбается, садится рядом с Брендоном и жмется к его плечу.

— Ты так нас стесняешься? — хихикает блондинка. — Какой скромный молодой человек!

«Дамы, я очень рад вашему вниманию. Но вынужден вас огорчить: мне не до развлечений», — без улыбки объясняет Брендон.

«У тебя грустные глаза и усталый вид, — жестикулирует брюнетка. — Мы всего лишь хотим помочь».

«Где Элизабет?»

— Ах, вот оно что! — нараспев произносит блондинка. — Мы ждем другую… Жаль, жаль.

«Она придет, не волнуйся. Скорее всего, с кем-то общается. Вон Камилла вышла с виолончелью, Лиззи садится за пианолу. Значит, сейчас и Элси появится», — плавно говорит на амслене брюнетка. Брендон впервые видит куклу, настолько красиво жестикулирующую. Ее руки словно танцуют.

Наконец откидывается край тяжелой бордовой портьеры в углу зала, и появляется Элизабет. На ней длинное бирюзовое платье, бархатные черные перчатки и крохотный сверкающий кулон на цепочке. Обычно растрепанные волосы уложены в аккуратную прическу. Девушка кажется куда старше, чем есть на самом деле.

Лицо Элизабет сосредоточенно и очень серьезно. Она проходит, становится между Лиззи и Камиллой и скользит взглядом по залу, словно ищет кого-то. Лиззи начинает тихонечко наигрывать на пианоле, но Элизабет качает головой, и музыка стихает. Смолкают и разговоры в зале, из соседних комнат подтягиваются люди. Мужчины смотрят на Элизабет с обожанием, девушки улыбаются. Все ждут.

— Так получилось, что сегодня я буду петь не то, что обычно, — негромко говорит Элизабет. — Прошу простить меня за лирическое настроение. Маленькая предыстория. Жила-была девочка, которой когда-то давно мама подарила музыкальную шкатулку. Шкатулка замолчала. Мамы, возможно, у девочки уже нет. Но песня из этой шкатулки живет.

Она оборачивается на виолончелистку, и Камилла берется за смычок. Плавная мелодия постепенно набирает силу, и, словно бутон цветка, распускается нежнейший голос Элизабет:

Os iusti meditabitur sapientiam Et lingua eius loquetur iudicium Beatus vir gui suffert tentationem Quoniam cum probatus fuerit accipiet coronam vitae Quam repromisit Deus diligentibus se Kyrie, Ingis Divine, Eleison O quam sancta, quam serena, quam benigna Quam amoena esse virgo creditur Quam amoena O castitatis lilium…[1]

Брендон ошеломлен. Он завороженно слушает голос невероятной, кристальной чистоты и безмолвно шепчет: «Уста праведника измышляют мудрость, и язык его произносит суд… Блажен человек, переносящий испытания… Испытанный, получит он венец жизни…»

Откуда она знает эту молитву? Кто учил ее латыни? Голос, пробуждающий внутри самое живое, давно забытое, потаенное… Брендон слушает ее и понимает, что ее голос, ее песня его никогда не отпустит. Не покинет. Она станет его сердцем — живым сердцем в давно мертвой груди.