Читать интересную книгу Вторая путеводная звезда - Татьяна Гармаш-Роффе

Нет, граждане, нет, – въехали во двор к Тароватому три машины, – они же там и остались! А сделали бандиты ноги вместе с пленниками в самом прямом смысле: ногами!

– Мужики, пошли снова искать, – распорядился Серега. – Мы что-то пропустили! Теперь каждую щель надо обнюхать, понятно? Эти гады, ну не на крыльях же они отсюда улетели, а?

Громов снова распределил парней по этажам, а сам поднялся в башенку, ту, правую, где горшки с землей и удобрениями. Уж очень она не вписывалась в идею «замка», в соответствии с которой Тароватый отстроил свою дачу! Хотя этажом ниже располагается зимний сад, и почему бы, в конце концов, хозяину не держать в башенке нужные для этого зимнего сада вещи?

Открыв дверь в комнатушку, Серега, кажется, понял, в чем тут дело. В комнате было ТЕМНО. В прошлый раз он туда вошел, когда свет уже горел, включенный Димычем. Выходя оттуда, Громов сам, машинально, нажал на выключатель, и сейчас тут была темень непроглядная. Но ведь в комнатухе наличествовало окно! Пусть и с опущенными жалюзи, но какой-никакой свет оно должно пропускать!

Серега двинул к окну, нащупал шнур, поднял жалюзи…

Окно было глухое, бутафорское!

Вот оно, вот оно! – глухо бухнуло сердце в предвкушении открытия.

Он вернулся к двери, нащупал выключатель. Комнатка озарилась неярким светом.

Серега принялся методично осматривать стены и трогать все подряд предметы, находившиеся в этой странной комнате, в смутной, еще не до конца осознанной догадке. Поднимал и переставлял пакеты с удобрениями, с землей, горшки…

Как вдруг…

…Серега не сразу понял, что произошло. Комнатка в башне вздрогнула, потряслась несколько секунд и…

И поплыла вниз!

Это был лифт!

Остановившись и еще пару раз вздрогнув, комнатка замерла. Серега направился к той двери, через которую в нее вошел. Сначала дернул, потом толкнул. Но дверь, казалось, вросла в стены…

Зачем лифту ехать вниз, если из него невозможно выйти?

Серега задумался. Он не мог с точностью сказать, какой из его жестов привел лифт в движение: слишком быстро он переставлял разные предметы и теперь старался восстановить в памяти порядок своих действий…

Комната вдруг снова дернулась и…

Серега не верил своим глазам: перед ним разъехалась стена, вместе с горшками и удобрениями, обнаружив за собой… подземный ход! Темный, непроглядный, пахнущий прелой сыростью…

Он вытащил рацию, набрал код Димыча.

Глухо. Все правильно, он же под землей… Тут вам не кино, граждане. Это в кино на необитаемом острове можно позвонить по сотовому, а в тайге связаться по рации.

Несколько секунд Громов колебался. По правилам, он должен сообщить коллегам о своем местонахождении… Но темная пасть подземного хода манила.

«Только несколько шажков, только чуть-чуть», – сказал он себе.

И ступил в пасть.

Он вытащил из кармана фонарик, посветил – коридор был узким, тесным, но при этом длинным: его перспектива терялась в черноте.

Неожиданно он услышал звук закрывающихся за его спиной дверей. Он обернулся, наведя фонарик: стены комнаты сомкнулись за ним.

«Это просто лифт, хоть и своеобразный, – подумал Серега, – а у лифтов всегда двери закрываются, когда приехал на нужный этаж и вышел!»

Нет, не просто! Пазы дверей вошли друг в друга так, что дверцы никакими усилиями не разнять! Они его отрезали от дома. Полностью.

Он высветил стену в поисках кнопки: коль скоро это лифт, то у него должна быть кнопка, позволявшая вернуться…

Но ничего не увидел. Она должна быть, без сомнения, – только где?

Сереге не терпелось исследовать ход, и черт с ней, с этой кнопкой, – только как предупредить ребят? На всякий случай он достал мобильный из кармана… Чудес не бывает: не ловит в подземелье!

Интересно, а что будет, если парни начнут его искать, поднимутся в правую башню и увидят, что комнаты на месте нет? Хотя, скорее, когда лифт уезжает, то и дверь в комнату блокируется, так что они будут стоять у двери, недоумевая, отчего она заперта… Потом взломают и увидят шахту лифта! Они все поймут и пустятся вослед Громову!

Эта мысль полностью утешила Серегу. «Значит, будем продвигаться вперед!» – весело подумал он. Любил он, Громов, приключения.

Хорошо начальства рядом нет: а то бы услышал он фразочку: «Любишь ты, Громов, приключения на свою жопу! А что весь отдел подставляешь, об этом ты думаешь?!»

Какой отдел он подставляет, мать ва… мама родная? Без его, Серегиной, любви к приключениям, они бы не раскрыли и половину преступлений! Тех, которые числились по их отделу с характеристикой «высокая раскрываемость»! За которые начальство получало звезды на погоны и медали! Плюс дела, которые приносил Кис, – они все тоже шли под грифом «любовь к приключениям»! Медалей и звездочек Сереге не надобно, – а уж Кису тем более! – но хотя бы признание… Даже не признание, на фиг оно ему, – просто чтобы перестали бухтеть и относились с пониманием…

Серега сделал несколько шагов по подземному ходу, как вдруг услышал, что комната-лифт тронулась наверх. Он оглянулся. Вряд ли лифт кто-то сверху вызвал, Серега ведь тщательно изучил вход в комнатку: ничего там не наблюдалось похожего на кнопку вызова! Скорее всего, в ее механизм была заложена такая программа, что комната сама возвращается на место через несколько минут…

Значит, его ребята ничего не поймут.

«Ладно, – решил Серега, – ход выведет меня куда-нибудь, верно? И тогда я сумею им позвонить!»

Ему почему-то представлялось, что ход должен привести к какой-то заправке, где у бандитов наготове машины… Или, в крайнем случае, в гараж, где, опять же, стоят запасные машины…

…Подземный ход представлял собой коридор, – не лабиринт, созданный природой или оставшийся от каких-либо карьеров. Нет, этот тоннель был вырыт сознательно, с понимаем конечной цели, конечного объекта!

Да только где же он, конечный объект? В темноте, которую Серега разгонял фонариком, коридор казался бесконечным, а чувство дистанции давало сбои. Сколько он прошел? Полкилометра? Километр?

Он не смог бы сказать. В ирреальности подземелья, где время от времени приходилось пригибать голову, чтобы не задеть макушкой земляной потолок, где приходилось продвигаться иногда на ощупь – Серега экономил батарейку фонарика, – метры с километрами слились, спутались…

Наконец он увидел узкий луч света, пробивавшийся впереди. Выход! – констатировал Громов и с удвоенной энергией направился к нему.

Добрался до двери – скорее, крышки люка, обшитой ржавыми железными листами. Вытащил пистолет и осторожно толкнул ее плечом: поддастся или нет?

Поддалась. Серега немного подождал. Затем осторожно высунул голову из проема. Увидел глухой лес вокруг…

И тут же свалился, оглушенный ударом по макушке.

* * *

«Встать, суд идет!»

Темнота, темнота. Жара. Юля задыхается. Юлю тошнит. Конечно, ведь она беременна! Суд идет… Идет, идет, идет, прямо на нее! Черное, огромное, как поезд в ночи с желтыми безжалостными глазами, – еще немного, он раздавит ее, ведь Юля лежит на рельсах! Поезд… Воды… Дайте воды, пи-и-ить!

«Принесите жене подсудимого воды!»

Вода течет по горлу. Поезд встал, оглушающе взвизгнув тормозами. Тошнота немного отступила.

В темноте слабо мерцают лица: вот женщина-судья, усталая, с крашеными кудряшками, смотрит враждебно в самое-самое темное место, где ни один луч не доставал лица ее Гарри…

Из этой непроглядной темноты медленно просачивались слова, произнесенные его голосом, его глубоким, спокойным баритоном: «Вину не признаю»…

Конечно! Как он, Гарик, может признать вину, если он не виноват?! Весь этот процесс затеян взяточниками, которые хотят повесить на ее мужа какие-то жуткие дела лишь с одной целью: получить откуп! Так объяснил Гарри. И Юля не сомневалась ни в одном его слове.

Почему она не видит его лица? Почему он не смотрит на нее?! Почему так темно?!

…Он давно не смотрит на жену, давно! С тех пор, как она через адвоката передала ему радостную новость: что ждет от него ребенка!

Пить. Дайте пить! Гарик не смотрит на нее, не хочет, не верит, он проклял ее за измену… Которой не было!

Как душно… как плохо… округлившийся живот давит на диафрагму… Юле не хватает воздуха, пот течет с висков на шею.

Гарик, посмотри на меня! Посмотри, ведь я жена твоя, я твоего ребенка ношу, Гарри!

Но он не смотрит. Юля задыхается от жары и от слез.

Вердикт рухнул: восемь лет колонии строгого режима. Вердикт рухнул, и Юля рухнула.

Адвокат подхватил ее, заботливо усадил обратно на скамью, помахал своей тетрадкой, где находился конспект речи, ничему не послужившей.

Вот что осталось Юле после этого дня: приговор в восемь лет и презрение Гарика.

Вот как она лишилась мужа, а ее ребенок – отца.

Колдунья смотрела на женщину, метавшуюся на топчане в бреду. Юля то хваталась ладонью за горло, словно ее тошнило, то ласково поглаживала себя по животу, то вскидывала руки, что-то неразборчиво восклицая.