Читать интересную книгу Лесные дали - Иван Шевцов

- Пашка-то? - отозвался Чупров и чиркнул спичкой. Поднес к сигарете огонек, затянулся. Все ждали его последующих слов. Продолжил: - не надо напраслину на человека возводить. Никакой он не разбойник. Он грызун. Заяц.

- Тоже сравнил: Сойкин - заяц. А то мы не знаем Пташки, - важно протянул Хмелько.

- А я говорю - грызун, - упорствовал Чупров. Он любил поспорить с Хмелько. - Понимать надо. Заяц - он кто? Он относится к семейству грызунов, потому что, как и Пашка, грызет все подчистую.

- Потому-потому, - передразнил Чур, который нередко выпивал с Сойкиным и недолюбливал Чупрова. - А может и не потому. Вон у Рожнова кобель - попадись ему один на один, он тебя до смерти загрызет. А семейства у него, считай, никакого. Как по-твоему - грызун он или кто?.. Или возьми, к примеру, жену мою. Грызет не хуже того кобеля, а мы, брат, с ней как-никак одного семейства. - И, сплюнув на пол, под хохот лесников проворчал: - Ученый нашелся. Верно я говорю, Ярослав?

Серегин кивнул. А словоохотливым Чур, довольный тем что его слушают, с подъемом спешил высказаться:

- Вон я в газете читал: в каком-то американском государстве море выбросило на берег такую хреновину, что самые мудрые ученые не могут определить, что оно такое: к какому семейству принадлежит - зверь не зверь, опять же рыба не рыба. Шесть метров в длину, два метра в ширину, а весит целых две тонны. Во как! А передние плавники - вроде бы человеческие руки, и на них по пять пальцев и с ногтями. Вот честное слово - своими глазами читал, и не кто-нибудь там сочинил про это, а там ТАСС подписал. Значит, правда, а вы говорите - семейство. Сами ученые не могут определить.

- Так уж и не могут, - усомнился Чупров. Он безраздельно верил в силу науки. - Дай срок, время дай - определят. У них приборы, электроника. Теперь, брат, точно могут. Непременно найдется ученый, который определит. А то нет? Ученые - они все должны знать в своей области. Как, скажем, лесник. Хороший лесник знает свой участок как свои пять пальцев. Чтоб каждое дерево - в лицо, тогда ты лесник. - И вдруг, точно ошпаренный, хлопнул себя по щеке: - Гляди-ка комар чертов. Откуда? Рано еще.

- Первый комар кусать не должен, - авторитетно изрек Чур.

- Это почему же не должен?.. - спросил Хмелько недоверчиво.

- Потому как разведчик. Служба у него такая, устав, - ответил на полном серьезе Чур.

- Глупости, антинаучно, - блеснул эрудицией Чупров. - Кусает только самка. Самец совсем смирный. А самка - тварь кровожадная.

- Одним словом - баба, - весело подхватил Чур.

- И совсем сомнительно ты говоришь, - недоверчиво отнесся Хмелько к словам Чупрова. - Что ж он, самец-то, святым духом питается?

- Не знаю, не поинтересовался. Может, травой, может, он вегетарианец.

- Это где ж ты не поинтересовался? - любопытствовал Хмелько.

- А помнишь, ученый профессор приезжал? У Кобрина останавливался. Насекомую тварь изучал. Так он, не поверите, вот спец был: различал, который из них комар, а которая комариха. Запросто. А то нет? Ты вот скажи - как? По мне они все одинаковые. А он знал, потому что это его участок, хлеб его. Сядет бывало, ему на руку комар, вопьется. Он не сгонит, не раздавит его, нет. Возьмет маленькие ножнички и аккуратненько чик комарику зад. Отрежет, как хирург, да так, что комар и внимания не обратит на такую операцию. Сидит себе как ни в чем не бывало и посасывает профессорскую кровь. А она из отрезанного зада так и течет, так и капает. И пять и десять минут - все течет, течет, а комар все не может насытиться, потому как утроба у него дырявая. Не будь дыры - комар бы напился и улетел себе. А тут нет утробы - вот он и сосет, как пожарная машина. А профессор дивится - аппарат, говорит, какой мощный. Сложный, говорит, механизм даже у такой ничтожной твари.

- Врешь, - усомнился Хмелько. - Ты сам все такое видел?

- Нет, зачем, Кобрин рассказывал.

- Враки, - уже твердо сказал Хмелько. - Пустое. И Кобрин пустой.

- Нет, Кобрин - голова, - возразил Чур.

- А что голова? Не всяк умен, кто с головою. Правду говорят: голова без ума, что фонарь без лампочки, - ответил Хмелько. Кобрина он не любил.

Разговор тянулся без системы, забывали, с чего начали. И, только посмотрев на рассеянно-задумчивого Ярослава, Чупров вспомнил Сойкина, похлопал Ярослава по плечу:

- Пташки не бойся: он трус. С ним надо посмелей да построже.

- Верно говорят: на смелого собака лает, а трусливого кусает, - не совсем к месту ввернул Хмелько - любитель посудачить.

- Только если ты Леля на него напустишь - непременно покусает.

- В лесу не покусает, - замотал головой Чур. - Пташка на дерево сиганет с испугу.

- С испугу куда хошь сиганешь, - подтвердил Хмель. - Я однажды мыша в доме гонял. Кочергой под кроватью, под столом шурую проклятого, а он, чтоб вы думали? И не поверите - как сиганет от моей кочерги - и под кошку. Она на половике лежала. Так он под нее спрятался. Ей-богу: какой-то хитрющий мышонок оказался.

- Не мышонок хитрый - кошка дура, - резюмировал Чур.

- Так уж и дура, - не согласился Чупров. - А может, они союзники, почем знаешь - может, у них такой уговор есть - друг другу помогать. А то нет?

- Не, с испугу она. Всякая тварь по-своему защищается - философствовал Хмелько. - Возьми обыкновенного дрозда. На сороку или на ворону, когда те у них яйца или птенцов воруют, как они набрасываются? Всем миром, потому как в одиночку дрозду с сорокой не справиться. Так они стаей. Со всех сторон налетят, как эти истребители на бомбардировщика, и давай на лету клевать. Только пух от сороки летит.

- Дрозд хитер, - включился Чур. - Он и с нашим братом, с человеком, ловко воюет. Пометом хлещет. Когда у дроздов гнезда - в лес не ходи либо подальше от гнезд держись, а то обгадят всего с головы до ног. Летит он на тебя, окаянный, что твой штурмовик, и, значит, бреющим… пометом.

Появление лесничего прервало разговор. Погорельцев, подтянутый, важный, начальнически оглядел всех, улыбнулся, в тон сказал шутливо:

- Веселые байки рассказываете? Кто главный закоперщик?

- Чур у нас специалист… по басням, - ввернул Чупров. - Главспец со стажем.

Погорельцев покровительственно улыбнулся, показывая всем, что настроение у него отличное и собрал он лесников и рабочих, чтоб сообщить им нечто приятное и порадовать. Расспросив лесников, как на их участках перезимовали посадки и есть ли порубки, он сообщил, что недельки через две начнут выделять делянки под сенокосы, а до этого всему лесничеству предстоит выполнить чрезвычайно ответственную и почетную задачу. Сказав это, он сделал внушительную паузу, подогревая нетерпение, и повторил:

- Да, именно почетную и ответственную. Это слова Петра Владимировича Виноградова, директора нашего лесхоза.

И снова пауза, интригующая, важная. Валентин Георгиевич сделал строгое лицо и продолжал:

- С завтрашнего дня весь личный состав нашего лесничества, то есть лесники и рабочие, направляются в район на целую неделю… на строительство жилого дома, который строится для сотрудников лесхоза.

Все четырнадцать человек одновременно издали удивленный возглас, и сразу наступила звонкая, струнно-натянутая тишина. Погорельцев продолжал:

- Это приказ директора, и касается не только нашего лесничества. После нас пойдут работать на неделю Каменское лесничество, затем Климентовское. Я считаю, что наша неделя удачная - никаких особых дел в это время у нас нет. Нас хотели было на июнь, но мне удалось уговорить Петра Владимировича… Сами понимаете - в июне начнутся сенокосы.

- Оно конечно… лучше сейчас, чем в июне, - отозвался Хмелько и вздохнул.

Тогда поднялся Чур - он сидел возле окна, - посмотрел почему-то на свои заляпанные грязью сапоги и, упираясь рукой в подоконник, сказал:

- Как это, Валентин Георгиевич, никаких особых делов нет? А огороды?.. Земля смотри как сохнет.

- Успеем, за неделю ничего не случится, - махнул рукой Хмелько. - Лучше прогреется.

- Это у тебя, Филипп, низина, - заговорил Чупров. - А у меня, к примеру, и у Чура - песок. Хоть завтра паши. А к тому же прикинь: всего четыре лошади. Пока до тебя очередь дойдет…

- Товарищи, товарищи, не будем торговаться. - Погорельцев поднял руку. - Приказ есть приказ. Какие могут быть разговоры: песок, глина. Успеем. Все успеете. Не в этом дело. Я хочу предупредить вас: работать на совесть, поработать эту неделю так, чтоб мне не пришлось за вас краснеть перед начальством. Особенно я обращаю внимание товарища Чура. Никаких чекушек, чтобы ни единой капли, ни глотка: по одному человеку будут судить о целом коллективе. Предупреждаю, никаких поблажек, и скидок никому не будет. Дело ответственное и почетное. И чтоб без выговоров и разных взысканий, - закончил он решительно и сурово. - Может, есть вопросы?

- Выговор - не хвороба. С выговором да с чужой женой можно всю жизнь прожить, - в шутку отозвался Чупров.

Лесничий уже хотел было на этом и точку поставить, но…