начальника штаба 133 ЗСП, в коем вышеозначенный фотограф служил бойцом. Теперь этот фотограф проживает на прежнем месте жительства и вчера имел честь выпить пол-литра водки с вашим досточтимым батюшкой. Зовут этого фотографа Стасик, лет ему от роду 25, и числится он студентом режиссерского факультета Института кинематографии, особые приметы имеются, но о них позже.
Мара, и это очень нехорошо – читать чужие письма, – но вы не сердитесь на своего папу, который мне дал прочесть половину Вашего письма, и на меня за то, что я это сделал. Ибо я очень рассердился, когда прочел ваши соображения, в которых вы так легко разделываетесь со всеми проявлениями жизни (видите, как рассердился, даже «вы» с маленькой буквы написал). Решено: пока вы не откажетесь от своих воззрений на жизнь, буду писать вам «вы» с маленькой буквы.
Мне кажется, что я имею право сердиться на вас. Существует множество лозунгов, в которых говорится о памяти погибших. Об этой же памяти попытаюсь рассказать вам и я. У всех нас, вероятно и у вас, есть друзья и родные, которых нет с нами – они погибли. Вы никогда не задумывались над тем, что, может быть, именно они и заслужили право жить? Именно они заслужили право праздновать День Победы, и именно они лежат в земле. Так какое же право 20-летняя девчонка (простите, что я говорю так резко, – вы меня действительно разозлили) имеет говорить, что она никого не любит и не будет любить, что она не хочет рожать детей, что она не хочет жить. Многие из тех людей, которые отдали свою жизнь за то, чтобы жили вы, любили вы, детей рожали вы, – сами ни разу не поцеловали девушку, не знали, что такое любовь, и даже никогда не побывали в Москве, тем не менее они шли, боролись, и погибали, и делали это совсем не для того, чтобы вы потом стонали и говорили, что вам не хочется жить. Вспомните всех этих людей, и пусть вам станет стыдно. Я сказал, что имею право говорить вам это, потому что пусть не жизнь, но немного своей крови я отдал – я потерял ногу.
У меня было одно время такое положение, что я совершенно не надеялся остаться в живых, и когда меня спасли, я понял, что, как бы ни было тяжело в жизни, я никогда не захочу умереть. Я возненавидел смерть, а вы… слов не нахожу. Вы посмотрите на свои беды не с узкой личной точки зрения, и вы увидите, насколько они мелки.
Я мог бы рассказать вам много о жизни и смерти. Я мог бы рассказать вам, как получил чудесное письмо о том, как надо любить жизнь, от человека, который, пока шло письмо, был убит и этим письмом как бы завещал нам любовь к жизни. А вы!..
Папа рассказывал мне, что вы думаете об искусстве. Почитайте биографии всех великих мастеров – какая это бесконечная борьба с нуждой, с несчастьями, и какими титанами становились они в этой борьбе: Достоевский, Горький (не сладкий, а Горький), Щепкин, Шаляпин. Имейте в виду: человек, который сам ничего не пережил, ничего стоящего в искусстве создать не может. Мне было очень больно и не очень легко живется без ноги сейчас, но я знаю, насколько больше я могу сделать в искусстве, пережив все это. Это совершенно не значит, что люди должны стремиться к страданию – это было бы противоестественно, – но это значит, что ни в каких испытаниях, посланных человеку, человек не должен сдаваться. Вы меня простите, есть 2 вида пессимизма: пессимизм человека, который все познал, все пережил и разочаровался в жизни, и пессимизм человека, который ничего не познал и не пережил, а стонет, – так вот у вас последний. Подумайте, сколько радостей у вас есть независимо от географического положения. Спорт, книги, работа (я знаю, что любую работу можно сделать любимой, если относиться к ней творчески). Господи, да мало ли еще. Любовь. Вы пишете, что никогда никого не полюбите, – это все болезнь лет. Я уже любил, и очень сильно, и у меня было очень сильное разочарование, и даже не один раз. И все равно я верю в настоящую большую любовь и знаю, что человек должен быть счастлив.
В любой самой захолустной дыре, а в особенности в нашей стране, можно трудиться, учиться, любить и непрерывно двигаться вперед. Надо только очень сильно хотеть и меньше стонать хотя бы даже на бумаге.
Вот видите, как я вас отчитал. Вы на меня не сердитесь. У каждого человека бывают грустные минуты, ну и у вас, вероятно, были. Знайте, что о вас в Москве помнят и помогут вам рано или поздно. Папа очень страдает из-за вас, не мучьте его. Все, что будет возможно сделать, мы сделаем. Вы будете учиться там, где хотите, только надо терпение и хорошее здоровье. Горький сказал, что человек должен всегда сохранять 2 чувства: чувство пищеварения и чувство юмора, а потом добавил – и еще чувство меры. Действуйте по его завету. Ей-богу, он был очень умный человек. Я жду вашего ответа, а за это время мы постараемся вас обрадовать какой-нибудь весточкой.
Еще раз прошу извинить, если что-нибудь написал не так. Опровергните!
Крепко жму вашу руку! Ваш друг Стасик.
P.S. Прочтите как следует «Молодую гвардию».
ВГИК
Мой путь во ВГИК был длинным и достаточно сложным. И служа в армии, и будучи на фронте, я все равно старался жить, вести себя так, чтобы обязательно готовить себя к будущему. Ну, естественно, я не знал тогда, останусь жив или нет, но случилось так, что я довоевал до февраля 44-го года.
В госпитале в Москве я ухитрился поставить спектакль. Из госпиталя я вышел в августе и сразу же решил поступать во ВГИК – как раз был набор. Я понимал, что как фронтовик, инвалид Отечественной войны смогу поступать сразу на II-й курс. Но Эйзенштейн посоветовал мне идти учиться к Козинцеву, а Козинцев принимал на I-й курс. Я попросил Эйзенштейна, чтобы он ни в коем случае ни с Козинцевым, вообще ни с кем не говорил обо мне, чтобы я имел возможность проверить себя еще раз и получить квалифицированное суждение о том, могу ли учиться на режиссерском факультете.
Мне чуть не помешала одна из странностей судьбы. Когда я выходил из госпиталя, у меня не было ничего из одежды, потому что единственный костюм, который у