Он вспомнил, что не звонил родителям с тех пор, как два дня назад сообщил им о непредвиденной задержке. Нужно предупредить их, что задание потребовало больше времени, чем он предполагал.
– Ты не возражаешь, если я воспользуюсь твоим телефоном? – робко спросил он, когда Фиона начала молча убирать со стола.
– Нет, конечно.
Она понимала, что глупо так переживать из-за его отказа, но ничего не могла с собой поделать. Ее дом больше не мог вместить ни одного нового жильца, а Эли не обязан брать к себе собаку только потому, что его клиентке жаль отправлять ее в приют для бездомных.
Тоскливое выражение, застывшее в глазах золотистого ретривера, было слишком хорошо ей знакомо. Она видела его много раз, когда смотрела в свое собственное отражение в зеркале.
Но это было давно. И нечестно обвинять Эли за то, что кто-то другой бросил свою собаку. Это не его проблема.
Но ей так хотелось, чтобы Эли отличался от других людей. Она всегда считала, что ей не может понравиться человек, которому безразлична судьба брошенного животного. Или ребенка… Почему-то ей казалось, что он из тех, кто не оставляет в беде.
– Привет, ма, – сказал он в трубку.
Фиона застыла, когда поняла, что он звонит домой. Как она могла забыть хоть на пять минут о надвигающемся празднике? Наступает время веселья и встреч с родными. Ох-хо-хо! Она принялась яростно оттирать сковородку.
Девушка старалась не прислушиваться к его разговору с матерью, потом с отцом, потом с братом, с сестрой, с племянницей, с племянником… о Боже, сколько же их у него? Она старалась не слушать, но его любовь и нежность к ним заполнили всю комнату и не давали ей думать ни о чем другом. Слушая Эли, она испытывала жгучую зависть. Зависть оттого, что все они есть у него, но еще больше оттого, что у них есть он.
«Прекрати, немедленно прекрати».
Это время года всегда плохо действовало на нее. Она знала об этом и заранее готовилась к его наступлению. И все же, услышав, как он обещает во что бы то ни стало успеть домой к Рождеству, она лишь огромным усилием воли сумела сохранить безразличный вид. Всего три дня – и Эли уедет. Вернется к своим делам, а она останется здесь. Конечно, иначе и быть не могло.
Но когда он повесил трубку, Фиона не удержалась и ледяным тоном спросила:
– Так, значит, ты рассчитываешь поймать преступника до Рождества?
– Да, – коротко ответил он. – Помочь тебе с посудой?
– Нет. – Спиной она чувствовала его взгляд.
– Фиона, – нерешительно начал Эли.
– Что?
– Если до Рождества здесь ничего не произойдет, можно мне слетать на пару дней домой, чтобы встретить праздник вместе со своими?
Она сердито поджала губы и, продолжая оттирать сковородку, ровным голосом ответила:
– Даже если ничего не случится, мы все равно не будем знать, зачем неизвестный пытался проникнуть в здание пансиона и не вернется ли он в твое отсутствие.
– Если тебя беспокоит только это… – Он умолк. Фиона ахнула, когда сильные руки обхватили ее сзади и резко развернули на сто восемьдесят градусов. – Пожалуйста, смотри на меня, когда я разговариваю с тобой, хорошо? – отрывисто проговорил он.
– Хорошо, – с каменным лицом ответила девушка.
Эли с трудом сохранял терпение.
– Если тебя беспокоит, что этот человек может появиться в мое отсутствие, я попрошу ребят из агентства подежурить за меня несколько ночей в пансионе.
– Ребят?
– Да, стажеров. Они молоды и недостаточно опытны, но в качестве охранников вполне надежны.
– В таком случае я лучше обойдусь без вашего агентства и попрошу подежурить Брайана, – насмешливо заявила Фиона.
Пока она вытирала руки, Эли считал до десяти. Потом перешел за ней в гостиную.
– Можешь ты проявить хоть каплю благоразумия? – устало воззвал он к ней.
– Двадцать минут назад ты заявил, что намерен оберегать меня и Оук-Хилл от возможных посягательств. Теперь уже планируешь отправиться на Рождество в Висконсин. И ты меня призываешь к благоразумию?
– Я твердил тебе все это время, что хочу провести Рождество с семьей! Я объяснил, что мы впервые за десять лет соберемся все вместе. Я говорил тебе, как ждут меня родители. Ради Бога, Фиона, поставь себя на мое место!
Она глубоко вздохнула:
– Прости, Эли. Конечно, это задание кажется тебе слишком незначительным. Ведь ты служил в военно-морской разведке, боролся с международным терроризмом, ловил шпионов…
– Я этого не говорил.
– Ну что ж, я полагаюсь на твое профессиональное чутье и больше не буду препятствовать тебе в отъезде.
Он опять почувствовал себя мерзавцем. Девушка была напряжена как струна, и он видел, что она держится из последних сил. Внезапно в приливе нежности он сказал:
– Ты, должно быть, ужасно устала.
Ее благодарный взгляд ответил, что она согласна на перемирие.
– Да и ты тоже, я думаю. – Она спустила Тидбита с рук. – Я пригласила тебя сюда, чтобы ты отдохнул, а сама отняла у тебя целых два часа.
– Зато ты накормила меня, – мягко возразил он.
– А ты помог накормить моих собак. Идем в спальню. У тебя еще есть несколько часов до ночного дежурства.
У Эли что-то ухнуло в животе, когда она взяла его за руку и без малейших колебаний повела в свою спальню – небольшую и скромно обставленную. Широкая двухспальная кровать была застелена толстым шерстяным пледом. Эта простая и в то же время очень женственная комната вполне соответствовала своей хозяйке.
Он представил, как Фиона лежит на этой кровати и ее длинные темные локоны рассыпаны по подушке; бледные щеки разрумянились от сна и отсвечивают мягким розовым светом на фоне белых простыней. Дыхание его участилось.
– Может быть, мне просто прилечь на диване в гостиной? – сказал он дрогнувшим голосом.
– Нет, тогда собаки решат, что ты приглашаешь их поиграть. А здесь я закрою дверь, и ты сможешь хорошенько выспаться.
Он сильно сомневался, что сможет заснуть на подушках, которые хранили аромат ее волос, но не знал, как сказать ей об этом.
– Хорошо, – согласился он, так ничего и не придумав.
– Вот, – сказала Фиона и сняла со стула, стоявшего возле шкафа, старенькое пушистое одеяло, – ты можешь даже воспользоваться моим любимым одеялом. – Она коснулась его руки и нахмурилась. – Эли, да ты мокрый насквозь!
– Вспотел, когда поливал из шланга вольеры. – Он смущенно пожал плечами.
– Нужно было сказать мне об этом. Нельзя же ходить в мокрой одежде в такую холодную погоду. – Она засуетилась, как беспокойная наседка, и он рассмеялся.
Фиона стала уговаривать его снять одежду, чтобы она могла постирать и высушить се, пока он будет спать. Он яростно сопротивлялся, все его тело дрожало от мысли, что ему придется спать обнаженным в ее постели. Наконец на лице у нее появилось уже знакомое ему упрямое выражение, и Эли пошел на компромисс.