– Мне нужно… – хрипло сказала она. – Помыться бы. И одежду чистую.
Степняк покраснел, всё понимая, но упрямо качнул головой:
– Сначала разговор.
Женька села на колени, сложив руки перед собой. Молча на него уставилась. Что тут скажешь?
– Женой моей будешь? Я тебя от всех защищу, слово даю.
Женька смотрела на Баяра и не верила своим ушам. Он серьёзно? Вот прям по-настоящему? Ее – спрашивает? Не берет силой, не угрожает, не шантажирует? Просто спрашивает?
– Не молчи, Дженай, то есть Дженна, – степняк нетерпеливо притопывал ногой. – Побыстрее решай. Я-то промолчу, а Наран молчать не станет, всем разболтает. Знаешь, что будет?
– Нет, – честно ответила Женька. – Что?
– Ты – женщина, и ты ничья, к тому же чужеземка. Кто сильнее, тот и возьмёт.
– Меня? – Женька прищурилась. – Зубы обломают.
– Дженна, ты недооцениваешь кохтэ. Пока все думали, что ты мальчик – не задирали. Для мальчика ты хороша, из тебя вырос бы добрый воин. Но для женщины... волосы светлые, кожа, глаза... одень тебя в платье и бусы – красавица. Кликнет хан воинов, выставит тебя как шагнал (*награду) за доблесть – стерпишь ли?
– Вспомни, Баяр, как я тебя из плена спасла, – процедила Женька, щурясь.
– Помню, Дженна. Поэтому и прошу: будь моей. Не наложницей, женой беру. Быть женой ханского сына – разве плохо?
– Сидеть в шатре и прясть шерсть? Супер просто! – Женька надула губы, не замечая, как полыхнул огнём взгляд Баяра.
– Дам коня, с собой брать буду, слово моё, – выдохнул мужчина.
– И мне придётся с тобой спать?
– Тебя это так пугает, аймхай (*робкая)? Разве ты девица?
– Нет, не девица.
Баяр сжал губы, нахмурился, явно расстроенный ответом, но больше ничего не сказал.
Девственницей Женька не была очень давно, лет с четырнадцати. Потому что в детском доме невинной может остаться только очень страшная девочка. Или очень сильная. Женька ни к той, ни к другой категории не относилась. Она отчаянно боялась, что её старшие изнасилуют где-нибудь в чулане, да еще сразу несколько человек, и поэтому, когда Антон-Рыжий предложил ей стать "типа его бабой", Женька даже думать не стала. Пары в детдоме не трогали, уважали. Ну а потом она беззастенчиво своим телом пользовалась. Нет, за деньги не спала с парнями, но когда припирали к стенке – часто лучше перетерпеть было, чем влезать в драку.
И теперь вот перспектива заниматься этим с Баяром скорее пугала, чем вдохновляла. Она здесь жила достаточно, чтобы примерно представлять темперамент этих диких ребят. Быстрым перепихоном тут не обойтись, это факт. Баяр захочет много и часто, она ощущала это по его взгляду, жадно ее ощупывающему. Но был ли у нее выбор? С ним хоть не придется глаза закрывать. И плакать потом, наверное, тоже. И… как любой человек, Женька хотела и нежности тоже. А еще она ему доверяла. И даже – мечтала.
– Тебе это зачем? – ей обязательно нужно было понять.
– Ты – мой воин. Не отдам на поругание, не брошу. Ни одного из своих людей не отдам, ты должен… должна понимать.
– У тебя будут проблемы.
– Это мое решение, и мне с ним жить. Тебе не стоит переживать.
Вот как! Он ее защищает? Как “свою”? Не злится, не ругает, берет на себя всю ответственность. Настоящий он мужчина, и это так странно. Еще никто и никогда не брал на себя Женькины проблемы. Ей сейчас было отчаянно страшно: да, она достаточно хорошо уже изучила кохтэ, чтобы иметь все основания опасаться наказания. Был ли у нее выбор на самом деле? Только – спрятаться за надежную спину Баяра.
– Ладно, – буркнула она, пряча глаза и отчаянно краснея. – Я согласна.
Баяр выдохнул нервно. Он совершенно не был уверен в ее ответе. С этой дикой станется послать его самыми погаными словами, а может даже – попытаться убить. Вдруг понял, что боялся – и разозлился на это. С чего бы ему вообще сомневаться в ее ответе? Любая женщина выбрала бы свою безопасность. Как та отцовская наложница, Алия – ей ведь тоже предложили выбор: либо прийти в шатер хана по доброй воле, либо – стать общей. Так чего же Дженна должна была отказаться от такого же расклада? Злиться стоило не на нее, а на себя. Он виноват, что не распознал девчонку, о боги, он ее в Тойрог пустил! Нарушил все традиции, опозорил свой род, осквернив Круг! А она – обманщица – глядит на него своими светлыми глазами так спокойно, словно не понимает, в чем проблема!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Знаешь, а я подумал… А все ли я правильно рассмотрел? – зло прищурился он, сам себя не понимая. – Может, показалось мне, что ты – девка, а не парень?
Женька на него уставилась непонимающе, широко раскрывая глаза, а он продолжал:
– Покажи.
Да! Вот теперь она смутилась, теперь не смотрела свысока!
– Что показать? – не поверила она своим ушам.
– Что ты – не мальчик.
Женьке хотелось напомнить, что несколько минут назад он вполне готов был взять "товар" без осмотра, но интуиция подсказывала, что нужно прогнуться. И без того он ей многое спустил. Это кохтэ, у них с женщинами не церемонятся, а Баяр с ней очень терпелив. Поэтому под его жадным взглядом Женька задрала рубаху, прекрасно зная, что смотреть там нечего. Бинты там опять на ребрах, а еще багровый кровоподтек от недавнего удара нагайкой.
Баяр молчал, только подбородок выставил вперёд, и Женька послушно распустила повязку, обнажая грудь. На бледной коже остались красные следы от ткани. Грудь у Женьки почти мальчишечья, едва ли первый размер, но у Баяра глаза расширились, и он подался вперед.
– Я-а-х, – выдохнул он. – Красивая!
Женька удивленно нахмурилась. Красивая? Да ладно! Хотя... судя по тому, что тонкая ткань штанов у него вдруг топорщится, ему и в самом деле нравится. Ох, выдумала тоже! У этих дикарей на любую бабу стоит, они ж молодые, горячие, полные тестостерона. Будь Женька кривой и косой негритянкой, и то бы встал!
– Устраивает? – деловито спросила она, ловко заматывая грудь. – Вот и хорошо. Когда у нас там церемония бракосочетания?
– Прямо сейчас, пока ночь. Пока никто не знает, что мы вернулись. До утра ты должна стать моей.
– Но… – она откровенно растерялась. – У меня же… Дни. Эти самые.
– Я не трону тебя. Пока. Но мы об этом никому не скажем, верно? Сиди, жди. Я пришлю к тебе сестру, она принесет одежду.
И вышел, оставив ее одну, оглушенную, растерянную… и, откровенно говоря, воняющую конским потом и кровью. Внутри было какое-то непонятное оцепенение, то и дело прерывающееся мелкой дрожью. Думать никак не получалось, в голове звенело. Она не спала почти трое суток, но глаза упорно отказывались закрываться. Женька просто пялилась на деревянный столик, потому что понимала, что это – самая дорогая вещь тут, в стране, где так мало деревьев. Рассматривала его резьбу, его гнутые ножки в виде львиных лап, его отполированную поверхность – и ощущала себя таким же столом. Лишним, неправильным предметом в этом стане. Женщиной среди мужчин, чужачкой.
– Ты как, Дженай? – тихий голосок Листян вывел ее из оцепенения.
Женька подняла голову, разглядывая подругу. Она была так взволнована, так явно переживала, что оттолкнуть ее не было никаких сил.
– Как видишь, живая, – усмехнулась Женя. – Даже здоровая. И почти замужем.
– Очень плохо? Я могу тебе помочь?
– Да, мне нужна вода. И тряпки, Лис, у меня нечистые дни.
– Да, конечно, – степнячка стремительно выбежала прочь и очень быстро вернулась с ведром воды и комком ткани. – Вставай, я тебе помогу.
Она не позволяла Женьке даже пошевелится, мгновенно раздела ее догола, обтерла влажной тканью, по-хитрому обвязала ее бедра тряпками и накинула на тонкое, почти мальчишечье тело длинную рубаху в пол, которую нашла где-то тут же в шатре. Женька стояла, даже не пытаясь сопротивляться. Ей было совсем плохо. Она не понимала половины слов Листян. Страшно хотелось пить.
– Девушкой ты гораздо красивее, чем мальчиком, – наконец отступила на шаг степнячка. – Такая… тоненькая, и глаза, глаза! Как небо, Дженай!