Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А это, в свою очередь, предполагает единство жизни и догмата, богослужения и богословия, любви и истины. Доверие к возвещаемому нами со стороны нашей собственной молодежи, других христиан и окружающего нас мира (утратившего Христа, но часто Его еще ищущего) зависит от восстановления этой церковности. Помочь в этой насущной нужде может только наше общее исповедание веры в Кафолическую Церковь.
Мы можем указать на три области, в которых все, что связано с «кафоличностью», имеет решающее значение, а именно: структура Церкви, ее отношения с другими христианами и ее миссия в мире. По традиционному и единственно возможному для православных пониманию кафоличность коренится в полноте Божественной троичной жизни и является поэтому Божиим даром людям, который делает Церковь Церковью Божией. Этот дар предполагает ответственность человека. Дар Божий — не просто сокровище, которое нужно хранить, или предназначение, которым надлежит пользоваться; он — семя, посеянное в мире и в истории, семя, которое человек, как свободное и ответственное существо, призван возделывать, так чтобы кафоличность Церкви осуществлялась ежедневно в постоянно изменяющихся условиях жизни мира.
Меня всегда поражала та легкость, с которой православные богословы соглашаются между собой на международных встречах, пока они утверждают и описывают Божественные, вечные и абсолютные истины православного богословия о Боге, Христе и Церкви, даже при расхождениях в темпераменте и методологии. В этом основном согласии действительно заключается гарантия; всем нам подобает искренно радоваться этому основному единомыслию и согласию в вере. Здесь, и только здесь заложена надежда на будущее.
Но не столь же ли очевидно, что когда дело доходит до практического приложения этих Божественных истин, всех нас объединяющих, то Православная Церковь представляет картину разделения и непоследовательности? Этот разрыв между теорией и практикой или, если угодно, между верой и делами заметен и со стороны, и нам самим. К счастью, мы не всегда совсем лишены чувства юмора: как часто приходилось мне слышать на православных собраниях — даже на архиерейском уровне — полуциничное замечание: «Православие есть правая вера неправых людей».
Конечно, пропасть между Божественным совершенством и недостатками грешных людей не является чем–то новым в жизни Церкви. Во все времена уместно учитывать вместе с Николаем Бердяевым «достоинство христианства» и «недостоинство христиан». Но в нашем теперешнем положении особенно трагично то, что мы так часто со спокойной душой заявляем, что мы действительно являемся «истинной Кафолической Церковью», и в то же время продолжаем наши игры, зная, что они несовместимы с тем, что для нас есть Церковь.
Нам неотложно нужно восстановить свою нравственную последовательность. Указать руководящие нормы такого восстановления — вот первая задача богословия, если оно хочет быть чем–то большим, чем чисто академическим занятием, если оно должно служить Церкви Христовой и провозглашать Божественную истину сотворенному Богом миру. И это действительно неотложная задача, ибо среди нашего духовенства и мирян начинает ощущаться смятение в мыслях, которое приводит к сомнительным суррогатам, сектантствованию, ложной духовности или циничному релятивизму
Все эти суррогаты привлекают многих, потому что они являются легкими решениями, низводящими тайну Церкви до человеческих измерений и подающими рассудку некоторую обманчивую безопасность. Но если мы согласимся, что все это — отклонения от узкого пути кафоличности, то мы сможем не только определить, что такое кафоличность как Божий дар, но и сказать, что значит быть кафолическим православным в наши дни, и показать, что наша Православная Церковь — свидетельница этой кафоличности. Ибо только если богословие сможет преодолеть разрыв между «теорией» и «практикой», оно снова станет богословием Церкви, каким оно было во времена свв. Василия Великого и Иоанна Златоуста, а не просто кимвалом бряцающим (1 Кор. 13:1).
1. Структра Церкви
Когда мы говорим, что Церковь кафолична, мы утверждаем свойство или «знак» Церкви, подлежащий осуществлению в личной жизни каждого христианина, в жизни поместной общины или «церкви» и в проявлениях вселенского единства Церкви. Поскольку мы сейчас заняты структурой Церкви, я буду говорить только о местном и вселенском измерениях кафоличности в христианской общине.
1.Православная экклезиология основывается на понимании, что местная христианская община, собранная во имя Христа, возглавляемая епископом и совершающая Евхаристию, является воистину Кафолической Церковью и Телом Христовым, а не «фрагментом» Церкви или только частью Тела. И это так потому, что Церковь кафолична благодаря Христу, а не человеческому своему составу. «Где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь» (Игнатий Богоносец. Послание к Смирнянам 8,2). Это поместное измерение кафоличности, которое является одной из основ нашего богословия епископства, нашего понимания соборов и предания, вероятно, принимается всеми православными богословами, и за последние годы получило некоторое признание даже вне Православия. Оно действительно имеет важные практические последствия для жизни Поместных Церквей. Эти последствия часто называют каноническими, но на самом деле они выходят за пределы юридического аспекта канонических текстов. Авторитет канонических правил основывается на богословской и догматической истине о Церкви, которую каноны призваны выражать и охранять.
Таким образом, кафоличность Поместной Церкви предполагает в особенности, что эта последняя включает в себя всех православных христиан в данном месте. Это требование не только каноническое, но также и вероучительное, оно необходимо включено в кафоличность, и это становится ясным, если видеть во Христе высший критерий структуры Церкви. Оно также выражает основную евангельскую заповедь о любви к ближнему. Евангелие призывает нас не только любить наших друзей или только сохранять наши национальные связи или же любить человечество в целом, но любить наших ближних, т. е. тех, кого Богу было угодно поставить на нашем жизненном пути. Поместная Кафолическая Церковь Христова есть собрание тех, кто не только любит друг друга как ближних, но и является согражданами Царства Христова, совместно признающими полноту любви, выраженной их единым Главой, единым Господом, единым Учителем — Христом. Таковые становятся сообща членами единой Кафолической Церкви Христовой, выявляемой в местном евхаристическом собрании под водительством единого поместного епископа. Если они поступают иначе, они изменяют заповеди о любви, затемняют смысл евхаристического единства и не сознают кафоличности Церкви.
Эти данные нашей веры совершенно очевидны, но так же очевидно наше нежелание принимать эту христианскую веру достаточно серьезно, чтобы вывести соответствующее заключение, особенно здесь, в Америке. Обычная ссылка на литургическое общение, существующее между различными территориально переплетающимися юрисдикция–ми, как на достаточное выражение их единства явно несостоятельна. Подлинное значение Литургии (и евхаристической экклезиологии, которая, будучи правильно понятой, и есть единственная подлинная православная экклезиология) заключается в том, что евхаристическое единство осуществляется в жизни, отражается в церковной структуре и вообще являет ту христоцентричную норму, на которой основана вся жизнь Церкви.
Поэтому наш долг, долг богословов и православных христиан, — признать, что наше систематическое нежелание принять нашу миссию свидетельства кафоличности Церкви и наше предпочтение постоянных этнических разделений являются изменой кафоличности.
2. Кафоличность Поместной Церкви дает богословское обоснование православному учению о разных служениях, и в частности о служении епископском. Как мы все знаем и признаем, апостольское преемство передается епископам как главам и пастырям конкретных Поместных Церквей. Православная экклезиология верна древнему Преданию Церкви, которое никогда не знало «епископов вообще», а только епископов конкретно существующих общин. То, что Православие так настаивает на онтологическом равенстве всех епископов между собой, основано на том принципе, что каждый из них возглавляет одну и ту же Кафолическую Церковь в данном месте и что ни одна Поместная Церковь не может быть кафоличнее другой. Поэтому ни один епископ не может быть более епископом, чем его собратья, возглавляющие ту же Церковь в другом месте.
Но как же тогда смотреть на стольких наших «титулярных» епископов? Как они могут высказываться от имени Кафолической Церкви, если их епископство лишено конкретной пастырской ответственности за духовенство и мирян в каком–либо определенном месте? Как мы, православные христиане, можем защищать епископство как принадлежащее к самому существу Церкви (как мы это всегда делаем на экуменических собраниях), когда епископство во многих случаях превратилось лишь в почетное звание, даруемое отдельным лицам только ради престижа? Каков авторитет синодов и соборов, состоящих из «титулярных» епископов?