в “преобладании” промышленности, как это имеет место в современных индустриальных государствах, но и в “равновесии” между промышленностью и сельским хозяйством».
«Итак, снабжение сырьем, топливом и воссоздание военной промышленности – вот три главные области, где необходимо вмешательство государства в промышленную жизнь. Что же касается вопросов, связанных со снабжением населения предметами промышленного производства, то государство должно предоставить разрешение его частной инициативе и вольному рынку».
«Обеспечение самоуправления рабочих необходимо главным образом в целях политического воспитания рабочих, которое одно только может обеспечить нас от разрушительных форм социальной борьбы в будущем».
«Как общие условия железнодорожного хозяйства, так и исторические условия русского железнодорожного дела диктуют нам политику преимущественного развития государственного хозяйства. К этим соображениям необходимо присоединить еще и политические соображения».
«Еще раз приходится отметить, что ничто так не помешает притоку иностранного капитала, как всякого рода социалистические эксперименты и правительственные нормировки, и ничто так не содействует им, как распространение частной собственности и свободной внутренней торговли».
«…Деятели Новой России имеют перед собой только один путь для ближайших десятилетий: грубый, только что родившийся в крови и воровстве русско-азиатский индивидуализм превратить в индивидуализм культурный».
Полемика вокруг сообщения завязалась острая, особенно по вопросу иностранных концессий и предполагаемых больших жертв среди всех слоев населения, чтобы преодолеть хозяйственную разруху. Удивительно, но при обсуждении этот доклад не вызвал принципиальных политических разногласий. Хотя и жестко, но спорили больше по сугубо экономическим, социальным, технологическим, техническим и частным вопросам. Что же объединяло собравшихся? Можно было подумать, что белая идея, за которую воевали армии Деникина, Колчака, Юденича. Но отнюдь. Профессорская группа, увлекая других, была едина в понимании единства России. Поэтому вот эта фраза в докладе объединила всех: «Если частным хозяйствам не удастся вновь восстановить народнохозяйственный организм, то Россия… неизбежно станет объектом чужеземной эксплуатации, объектом какого угодно хозяйства – частного, государственного, но не русского».
Но не русского!
Поэтому без особых словопрений было принято каждым, что программа экономического возрождения России должна быть национальной программой, создающей русское хозяйство. Решили программу доработать, исходя из принципа подъема производительных сил, который был положен авторами доклада в основу экономической политики.
Вопрос единства России, объединивший профессорскую группу, все больше влиял на позицию «Национального центра». Муравьев, движимый профессорской солидарностью, постоянно обращает на него внимание. Он говорит, что совершенно недопустимо, чтобы успехи во внутренней борьбе покупались ценою расчленения России, что восстановление единства России в смысле возвращения ее к довоенным границам не входит в планы союзников, оказывающих помощь Деникину, Колчаку, Юденичу. Но Франция и Англия вовсе не заинтересованы в особом усилении России, когда Германия для них неопасна. И он вполне определенно заостряет вопрос, он настаивает на том, что русское общество обязано бороться с этим, «совершенно независимо от своих отношений к большевизму и советской власти». Когда стало известно от Котляревского, что французы не прочь были бы дать полякам границы 1772 года, то есть территорию на востоке (это после того, как Польша получила независимость сначала от Временного правительства, а потом от правительства Ленина), Муравьев и Кольцов заявили, что такие планы французских политиков должны встретить самое резкое осуждение в России. Они говорили, что в борьбе с Польшей сама советская власть будет осуществлять общенациональные начала[54].
Такая позиция профессорской группы, поддержанная, кстати, и некоторыми коллегами не из профессорской касты (Трубецким, Герасимовым), разделяла членов «Центра», расшатывала их отношения. Вопрос единства России реально стал угрожать единству московской организации «Центра».
Эту ситуацию Котляревский описывал так: «Власть, насаждаемая в России поддержкой Антанты, несомненно будет находиться под ее влиянием и в полной от нее зависимости. С другой стороны, и Деникин, и Колчак эту поддержку получали если не в смысле человеческого материала, то деньгами, вооружением всякого рода, снабжением и т. д. Гражданская война неразрывно сплеталась с борьбой международной. Тут создавалась тяжкая проблема для всякого, кто ради устранения большевистской власти не шел с легким сердцем на иностранное вмешательство. Для… большинства, становилось все яснее, что возрождение России может быть лишь результатом внутреннего развития, а не внешнего воздействия»[55].
А разрешилась эта ситуация зреющего раскола просто – арестом членов «Национального центра», проведенного ВЧК, которое к тому времени уже вскрыла состав, связи и цели московской организации.
Когда в начале 1920 года члены московской организации «Национального центра» были арестованы, на их квартирах и служебных кабинетах были проведены обыски, то доклад Букшпана и Кафенгуза, законопроекты, сама программа были изъяты следователями ВЧК. В дальнейшем они были показаны главе ВЧК Дзержинскому. Показывал ли он их Ленину – неизвестно. Но Ленин тогда продумывал основные линии новой экономической политики. И ведь некоторые ее принципы очень близки положениям программы «Национального центра». Ну, например, следующий тезис: «Частная предприимчивость и инициатива, творческие силы населения, предоставленные собственной ответственности – вот главная надежда хозяйственного возрождения России. Других путей нет у нашей страны и нашего государства: если сила нашего национального разложения окажется так велика, что частным хозяйствам не удастся вновь восстановить народнохозяйственный организм, то Россия, как независимое государство, окончательно погибнет».
Арестованный в 1938 году Я. М. Букшпан, говоря о своем участии в разработке для «Национального центра» программы экономического возрождения России, подчеркивал возможность реставрации тогда российской экономики на капиталистических началах: «Котляревский предложил мне принять участие в разработке экономических вопросов, которые необходимо разработать для будущего, когда власть сосредоточится в руках реставраторов. Я согласился… Я участвовал в обсуждении программных вопросов, консультировал по экономическим вопросам, разработал основные положения будущей внешней торговой политики при реставрации. В кабинете проф. Кольцова Н. К. (биолога) я подробно высказался по вопросу об организационных вопросах промышленности, то есть о том, что представляют собою главки и центры и в какой степени эта организационная форма может быть использована для перестройки промышленности на капиталистических началах».
А ведь эти начала и были использованы Лениным в новой экономике для России. Все эти «главтресты», «главцентры» удачно ложились в канву «большевистского капитализма». Не посчитали ли тогда в НКВД признание Букшпана как покушение на авторство Ленина в новой экономической политике? С чекистов того периода можно было ожидать такой ушлости. Но Ленин, как политический лидер, как глава государства, переходя к новой экономической политике, показал владение высочайшим искусством диалектики, позволившим спасти страну. А технологии этой политики рождались и обсуждались на нелегальных профессорских собраниях, к которым принадлежал «Национальный центр». Но был еще и «Тактический центр».
Начало ему положила Елена Дмитриевна Кускова, известная общественная деятельница, публицист экономической темы, супруга бывшего министра Временного правительства Прокоповича. Через полтора месяца после Октябрьской революции, в декабре 1918 года, она открыла в Москве своего рода салон, куда на «чашку чая», по большей части морковного, иногда с блинами, приходили профессора, журналисты, бывшие офицеры из числа «думающих», а