Читать интересную книгу Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.) - Леонид Васильев

В качестве примера можно сослаться на Ван Мана, императора-узурпатора, правившего в самом начале новой эры. Взяв власть из рук малолетнего ханьского императора в период упадка династии Хань, Ван Ман приступил к серии радикальных реформ, причем одной из них была попытка осуществить на практике описанную в труде «Мэн-цзы» утопическую систему цзин-тянь. Разумеется, эксперимент не удался, а само царствование Ван Мана, несмотря на ряд других — удачных и разумных — реформ, завершилось плачевно. Но стоит обратить внимание на сам факт: утопия была воспринята в качестве чего-то реально осуществимого именно потому, что была освящена светлым именем почитаемого древнего конфуцианца, чьи труды вошли во всеми признанный и тщательно изучаемый канон и уже по одной этой причине не могли подвергаться сомнениям. Поучительный пример, не правда ли?

Конечно, этот эпизод в своем роде уникален. Насколько известно, после Ван Мана попыток подобного рода в сколько-нибудь значительном масштабе более не было. Но постоянная ориентация на мудрость древних продолжала оставаться нормой для последующих поколений, каждое из которых входило в жизнь и начинало активную деятельность с того, что тщательно изучало образцы и принципы жизни древних, детально знакомилось с уроками исторических событий и их интерпретацией в классических конфуцианских книгах. Больше того, каждый образованный человек в период империи, когда все основные идеи и институты китайского общества приобрели уже устойчивый фундамент и надлежащее обрамление, просто не мог не апеллировать к древности постоянно, на протяжении всей своей жизни. Обращение такого рода было для него естественным, как естественно использование арифметики для каждого, знакомого с высшей математикой и постоянно работающего в той сфере знаний, где математика всегда нужна.

Естественно и то, что знания о древности были в Китае не только обязательными, но и аксиоматичными: как можно подвергать сомнению основные правила арифметики?! Поэтому понятно, что отношение к прошлому у последующих поколений почти никогда не было критическим и аналитическим — оно было апологетическим. Иными словами, всерьез воспринималось и доверием пользовалось все то, что написано в древних книгах, тем более в почитаемых конфуцианских канонах. Сомневаться в том, что в них написано, было своего рода кощунством. Кощунствовать же в традиционном Китае не было принято — слишком сильны были традиция, и социальная дисциплина, и привычный для каждого с детства ритуальный церемониал, и пиетет по отношению к мудрости древних.

Разумеется, все это не означает, что конфуцианство заполнило всю сферу духовной культуры в имперском Китае. Напротив, — и мне приходилось специально об этом писать (см. [16]) — Китай знал и иные духовные и идейные течения и традиции, представленные более всего даосизмом и китайским буддизмом. Но все они, начиная с даосизма и буддизма, обычно были для Китая в целом и для китайских верхов в особенности чем-то второстепенным, тоща как официально санкционированное в качестве государственной идеологии конфуцианство практически всегда было основным, — даже если какой-либо из императоров предпочитал даосизм или буддизм.

Именно официальное конфуцианство, обязательное для всех, включая и массу неграмотных, знавших об учении Конфуция лишь понаслышке, но с младенчества впитывавших в себя его суть, квинтэссенцию его моральных и социальных норм, определяло облик традиционного китайского общества, едва ли не все основные его параметры. Достаточно напомнить о принципе выдвижения «мудрых и способных», провозглашенном с древности, воспетом конфуцианством и начавшим регулярно и активно реализовываться в масштабах гигантской централизованной империи уже во времена династии Хань. Те «мудрые и способные», которые выдвигались в ханьском Китае в качестве кандидатов в чиновники на базе «общего мнения», складывавшегося на местах, преимущественно среди духовной элиты «сильных домов» (см. [63]), и были знающими и хорошо образованными конфуцианцами.

Апеллировавшие к мудрости древних, эти ханьские конфуцианцы с их «чистой критикой» произвола временщиков энергично отстаивали идеализированные нормы воспевавшегося ими прошлого. Именно их усилиями — через посредство комментариев, новых редакций переписывавшихся ими текстов и т.п. — выкристаллизовывался тот облик древности и тот корпус древних текстов, которые позже стали эталоном для многих поколений. В период Нань-бэй чао (III—VI вв.), когда конфуцианство вместе с централизованной конфуцианской империей утратили свои позиции в Китае в условиях варварских вторжений и непрерывных войн, процесс отработки классического эталона мудрой древности был приостановлен, однако с VII в., с эпохи Тан, он был продолжен и достиг своего рода апогея: танское конфуцианство и танский стандарт культа древности можно считать эталоном совершенства, который в последующее время заботливо сохранялся и лишь незначительно, в зависимости от обстоятельств, уточнялся.

Начиная с эпохи Тан, когда была учреждена система государственных экзаменов и в силу хотя бы одного этого изучение конфуцианской древности было поставлено на строгую государственную основу, появляются и первые специальные историографические работы, как, например, сочинение Лю Чжи-цзи «Ши-тун» [122], в котором не только был дан обзор всего исторического наследия Китая, но и предпринята попытка как-то оценить труды древнекитайских историографов, их позиции и методы работы. Позже, в эпоху Сун, Чжэн Цяо (1104—1162) была написана другая аналогичная историографическая работа — «Тун чжи» [149].

Однако, несмотря на исключительное внимание к истории как таковой и к древности особенно, историографические сочинения в имперское время были в общем-то не слишком многочисленными. Гораздо большим вниманием пользовались сочинения энциклопедического характера, ставившие своей целью собрать воедино и ознакомить читателя с древними текстами или с их кратким изложением. Здесь следует в первую очередь упомянуть составленную Ду Ю (735—812) энциклопедию «Тун дянь» [109], где были собраны сгруппированные в восемь разделов сведения об истории, административной практике, хозяйстве, этике и иных вопросах, относящиеся к древности и к первым векам имперского периода. Спустя тысячелетие, в 1886 г., было издано в Китае продолжение этой энциклопедии («Сюй тун дянь»), доведшее описание всех выделенных Ду Ю вопросов вплоть до 1644 г., до начала империи Цин. В разное время были созданы также и другие энциклопедии — «Цэ фу юань гуй», «Вэнь сянь тун као» [125], «Тай пин юй лань» [136] и ряд других, вплоть до уникальной многотомной «Юн лэ да дянь». Во всех них весьма значительное место всегда уделялось древности.

Кроме энциклопедий китайские ученые составляли и сводные исторические сочинения, крупнейшим среди которых считается труд Сыма Гуана «Цзы чжи тун цзянь» [131], изданный в 1084 г. В этой работе дается хронологическая сводка событий за 14 столетий, причем в процессе ее составления автор и его помощники широко использовали метод сопоставления данных разных источников с целью реконструировать наиболее достоверную, на их взгляд, версию исторического процесса. На основе сочинения Сыма Гуана позже был создан дополненный и переработанный вариант сводной исторической ретроспективы — «Тун цзянь ган му», переведенный в конце XVIII в. на французский миссионером Ж.Ш.Майя [264]. Существует (в рукописи) и русский перевод этого текста, выполненный в прошлом веке Н. Я. Бичуриным.

Следует заметить, что особой отраслью изучения древности и древних текстов была средневековая китайская протоархеология и протоэпиграфика. Речь о практике цзинь ши сюэ (изучение металлических и каменных изделий). Начиная с эпохи Сун все древние, случайно обнаруживавшиеся при обработке земельных участков металлические, чаще всего бронзовые, и каменные изделия, будь то сосуды (с надписями и без них), зеркала, стелы, керамические обломки, печати, оружие и т.п., тщательно собирались в музеях и хранилищах, где они активно изучались специалистами и время от времени публиковались с соответствующими пояснениями, комментариями, переводами текста. Издательское дело в Китае, как известно, было хорошо поставлено по меньшей мере с той же сунской эпохи, и это способствовало накоплению ксилографических публикаций как упоминавшихся выше классических канонов и иных книг древности, так и средневековых сочинений, включая различного рода сводные и историографические труды, энциклопедии и многочисленные древние памятники.

Средневековая китайская историография в самом широком смысле слова — если попытаться в немногих словах охарактеризовать ее в целом — отличалась явно выраженной тенденцией к накоплению и логическому осмыслению исторического наследия Китая, прежде всего древности. Разумеется, в династийных историях, начиная с «Хань шу» и «Хоу Хань шу», посвященных обеим династиям Хань, тщательно и всесторонне описывались и характеризовались и события времен империи, что было едва ли не главной задачей каждого последующего поколения историографов по отношению к истории сошедшей с политической сцены династии. При этом следует специально подчеркнуть, что для любого средневекового китайского историографа времен империи, вплоть до XIX в., не было и не могло быть сомнений в том, что исторический процесс и все события конкретной истории следует описывать и осмысливать именно так, как это делали его далекие предшественники начиная со времен династии Чжоу.