— Будь они трижды прокляты!..
— Главное — без паники… Слышите, стучали… Сердце у Степки радостно забилось. Он не один.
— Дяденька-а! Где вы? — крикнул мальчик, и голос его был уже не такой глухой.
В ответ раздался стон. Степка сунул руку в карман, фонарик оказался на месте. Свет полосой скользнул по груде тел, лежавших в самых невероятных позах на скамейках и друг на друге. Под ногами блеснула черная вода. Из воды торчали руки и словно хотели схватить Степку за полы его пальто. Он невольно попятился к стенке.
— У кого фонарь? Эй! — услышал он мужской голос.
— У меня! Я тут! Где вы? — крикнул Степка.
— Иди сюда…
— Куда? Тут вода глубокая…
— Свети мне… На меня свети… В полосе света Степка увидел пробирающегося к нему мужчину.
— Вниз свети, зачем же ты в лицо?.. Вот. Ты ранен?
— Не знаю… Только в ушах гудит очень…
— Контузило… Подожди-ка… Еще живая. Захлебнется, пожалуй.
В двух шагах от Степки он склонился над женщиной, лежавшей в воде, и приподнял ее.
Это была ракетчица. Голова ее беспомощно откинулась назад.
— Держите ее, дяденька… Я помогу, — сказал Степка и спустился в холодную воду.
— Фонарь не урони, — предостерег мужчина. — Без фонаря совсем плохо.
Ракетчица сопротивлялась, когда они ее понесли. Бессознательно она цеплялась за все, что попадало ей под руки, и они с трудом добрались до соседнего подвала. Здесь взрыв произвел меньшее разрушение, и жертв было немного.
Около стены были составлены уцелевшие кровати, на них лежали скамейки, образуя помост. Забравшись на эту площадку, люди жались друг к другу, Ракетчицу положили с краю помоста. Какая-то женщина стала приводить ее в чувство, растирая виски и хлопая по щекам.
Фонарик свой Степка отдал мужчине.
У стенки кто-то заплакал.
— Опять слезы?.. Товарищи, мы же условились. Главное — без паники, — сказал мужчина.
— И без того воды много, — неожиданно сказала женщина, возившаяся с ракетчицей.
— Сильно прибыла?
— Если так будет прибывать, то часов на десять хватит.
— А за десять часов можно новый дом построить…
— Стучат… стучат!
Наступило молчание, и Степка ясно услышал глухой стук за стеной. Там работали дружинники, разбирая завал.
— Им надо ответить, — сказал Степка.
— Стучали уж, — хрипло ответил кто-то. — Вопрос в том, успеют ли раскопать нашу могилу, пока нас не затопит?
— Конечно, успеют, — уверенно сказал мужчина. Снова наступило молчание, и только где-то в глубине подвала по-прежнему выкрикивал высокий женский голос: «Оленька! Оленька!»
— Чего она кричит? — тихо спросил Степка. — С ума сошла…
В это время ракетчица пришла в себя и села на краю помоста. Она оглянулась по сторонам и со стоном закрыла лицо руками.
— Успокойтесь. Вы живы… и, кажется, целы, — ласково сказал мужчина, похлопав ее по руке. Затем он повернулся к Степке: — Послушай, паренек, фонарик твой я заберу, а то спички кончились.
— Возьмите, дяденька, — сказал Степка. Ему ужасно нравился этот спокойный и дельный человек.
— Пойду искать. Там еще много живых.
— Я пойду с вами… Я врач, — сказала женщина, возившаяся раньше с ракетчицей, и прыгнула в воду.
Когда они скрылись в другом отделении подвала, наступила темнота и напряженное молчание.
15. В БЕРЛОГЕ ВРАГА
Мишка пошевелился, и собака сердито заворчала. Положение создалось скверное. Он слышал, как собака бегала вокруг машины, скребла когтями по борту.
— Грумик! Грумик! — ласково позвал он, но в ответ собака залилась злым лаем.
— Чтоб ты сдох! — выругался шепотом Мишка.
Собаки он не видел, но по тому, что она доставала передними лапами борт грузовика, понял; какого роста этот Грумик. Лай его тоже говорил, что играть с Мишкой он не собирался. Время тянулось мучительно долго, и Мишка продрог до костей.
Наконец хлопнула дверь на крыльце, и женский голос позвал:
— Грумик, иди домой!
Лай сменился довольным повизгиванием, но сейчас же собака бросилась к грузовику и снова залаяла.
— Что ты там нашел, Грумик?
Снова повторился визг и грозный лай в сторону машины. Видимо, женщина поняла собаку и, встревоженная, ушла в дом. Скоро двери хлопнули вторично, и во двор с лампой в руках вышел шофер. Жена его стояла с ним рядом. Мишка лежал не дыша, притаившись в углу кузова, но это ему не помогло.
— Что он? Крысу учуял?
— Нет. Ты посмотри, Сеня. Он бы так лаять не стал.
— Ну, хорек забрался. Что там, Грумик? Ищи! Грумик царапал лапами по борту.
— Ну-ка, подержи лампу, Катя. Едва лишь шофер встал на подножку и заглянул в кузов, как сразу увидел съежившегося мальчика.
— Верно! Тут кто-то есть… Эй, гражданин! — толкнул он в спину скорчившегося Мишку.
Притворяться дальше было бесполезно, и Мишка нехотя поднялся.
— Ты как сюда попал?.. Постой, постой… Свети-ка на него, Катя. Э-э-э! Да это знакомый! Как же это ты с Петроградской стороны сюда угодил?
— А я с вами приехал.
— В гости? — басил добродушно шофер, помогая Мишке выбраться. — Вылезай, коли в гости приехал, проходи в горницу… Нельзя, Грумик!
Он пропустил Мишку вперед себя на крыльцо и запер за собой дверь.
— Садись, гость, — сказал шофер, указав на табуретку, а сам прошел в конец комнаты к столу, на котором стояла еда, пустая пол-литровая бутылка из-под водки и шипел самовар.
Очутившись в теплой, чистенькой комнате, Мишка стал дрожать, и чем дальше, тем больше, так что через две минуты у него зуб на зуб не попадал.
Жена шофера хмуро смотрела на лихорадящего мальчика и, ни слова не говоря, села напротив.
— Зачем ты приехал? — спросил шофер, принимаясь за прерванный ужин.
— А я сам но знаю, — еле выговорил Мишка. Хотя его знобило, но голова была ясная, и он не терялся.
— Как это сам не знаешь? Как тебя зовут?
— Степка, — на всякий случай соврал Мишка, вспомнив своего приятеля, дежурившего сейчас где-то на Петроградской стороне.
— Степка?.. Ты рассказывай, рассказывай.
— Сеня, ты погляди, как он замерз. Трясется, бедный, даже смотреть страшно, — с жалостью сказала женщина.
— Ничего, это ему на пользу. Отогреется.
— Дать ему чаю горячего?
— Не надо. Пускай сначала скажет, зачем приехал.
Наступило молчание. Мишка сжал зубы и, затаив дыхание, напряг все мускулы, отчего сразу перестал трястись, и только где-то внутри, под ложечкой, осталась неприятная дрожь.
Собака лежала около хозяина и, положив лапы, смотрела на мальчика. Шофер громко чавкал и тоже не спускал глаз с гостя. Покончив с едой, он подошел к жене и, обняв ее за плечи, сел рядом на один стул.