Читать интересную книгу Третий рейх. Зарождение империи. 1920–1933 - Ричард Эванс

Шёнерер был бескомпромиссным расовым антисемитом. Один из типичных для него популярных лозунгов — «Религия не важна, виновна раса». Его экстремизм много раз приводил к проблемам с властями, особенно в 1888 г., когда после сфабрикованного газетного репортажа о смерти кайзера Вильгельма I он вломился в редакцию виновной газеты и напал на ее сотрудников. После того как он публично объявил Вильгельма «нашим славным императором», разъяренный габсбургский император Франц-Иосиф лишил его дворянского звания, а парламент снял с него депутатскую неприкосновенность, чтобы отправить на четыре месяца в тюрьму. Это не помешало ему после своего освобождения объявить, что он «мечтает о дне, когда германская армия войдет в Австрию и уничтожит ее». Такой экстремизм означал, что Шёнерер никогда не осознавал допустимых пределов политической борьбы. В 1907 г. он не смог повторно избираться в австрийский парламент, а число депутатов, имевших сходную политическую позицию, сократилось до трех. Шёнереру, скорее всего, было более интересно распространение своих идей, чем борьба за власть. Но впоследствии ему предстояло оказать значительное влияние на нацизм[134].

Австрийский и немецкий антисемитизм было бы ошибочно считать явлениями, не связанными друг с другом. Общие с Германией язык и культура и тот факт, что Австрия была частью Священной Римской империи германской нации более тысячи лет, а затем входила в состав Германской конфедерации, пока Бисмарк не исключил ее оттуда в 1866 г., означали, что интеллектуальные и политические веяния пересекали границу без особых трудностей. Шёнерер, например, признавал, что был учеником немецкого антисемита Ойгена Дюрера. Граждане Германского рейха, в особенности на католическом юге, обращавшие свои взгляды на Вену в поисках вдохновения, не могли не отметить комбинацию социальных реформ, лояльности к католичеству и антисемитской риторики Люгера. Язычество и нелюбовь к христианству, открыто провозглашенные Шёнерером, его расовое определение евреев, культ «арийского» мифа, вера в превосходство германцев и презрение по отношению к другим расам, особенно к славянам, отчасти разделялись более экстремальными антисемитами в Германской империи. Никакие его идеи нельзя было считать чужеродными, они были составной частью того же экстремистского течения мысли. Пангерманизм Шёнерера обрек его на поражение, пока монархия Габсбургов продолжала существовать. Однако если бы она когда-либо рухнула, то немецкоговорящие меньшинства столкнулись бы с серьезным вопросом: присоединиться к Германскому рейху или образовать собственное отдельное государство. В таком случае пангерманизм взял бы свое.

II

В самом Германском рейхе приход к власти кайзера Вильгельма II в 1888 г. быстро привел к серьезному ослаблению позиции Бисмарка как рейхсканцлера. Когда кайзер и рейхсканцлер разошлись во мнениях по поводу того, следует ли обновить или отменить антисоциалистический закон с его многочисленными ограничениями гражданских свобод, Бисмарка заставили уйти. Отмена этого закона привела к появлению целого ряда новых социальных и политических движений во всех областях политического спектра. На политической сцене появились новые яркие фигуры, резко отличавшиеся от тусклых последователей Бисмарка на посту канцлера, Каприви и Гогенлоэ. Среди них был по крайней мере один, который вызывал восхищение именно как тот герой, которого искали германские националисты. Карл Петерс был классическим колониальным путешественником конца XIX века, подвиги которого немедленно обрастали легендами. Когда Бисмарк в 1884 г. неохотно принял в состав империи номинальные германские колонии, Петерс поехал туда, чтобы обратить свои книжные завоевания в настоящие. Достигнув побережья Восточной Африки, он организовал экспедицию и отправился вглубь континента, где заключил ряд мирных договоров с туземными вождями. Характерно, что он не обращался по этому поводу к немецкому правительству, и, когда Бисмарк узнал об этих договорах, он аннулировал их. Петерс имел и другие неприятности, когда обнаружилось, что он не только жестоко обращался со своими носильщиками, но и вступал в сексуальные отношения с африканскими женщинами. Отчеты о его неподобающем поведении шокировали буржуазное мнение. Но это не удержало Петерса от стремления основать великую Германскую империю в Африке[135].

Богатое воображение и неутомимый дух Петерса привели его к основанию ряда организаций, включая Общество германской колонизации, возникшее в 1884 г., которое объединилось с группой единомышленников в 1887 г., образовав Германское колониальное общество. Известность Петерса и влиятельность его сторонников были таковы, что Бисмарк почувствовал себя обязанным признать его восточноафриканскую кампанию и объявить немецкий протекторат над исследованными им территориями, что стало первым шагом в создании Германской колонии Танганьика. Однако в 1890 г. последователь Бисмарка Лео фон Каприви согласился уступить некоторые области открытой Петерсом территории, в частности остров Занзибар, британцам в обмен на передачу Германии острова Гельголанд в Северном море. Разъяренный этим, Петерс возглавил собрание, организованное в начале 1891 г. группой националистов, куда входил молодой госслужащий Альфред Гугенберг, которому предстояло сыграть судьбоносную роль в возвышении и триумфе нацизма. Они основали Всеобщую германскую лигу, переименованную в Пангерманский союз в 1894 г. Задачей новой организации было активное распространение немецкой экспансии за рубежом и Германизация национальных меньшинств на родине. В 1894 г. к ней присоединилось Общество восточных приграничных земель. Эта группа, имевшая относительно тесные связи с правительством по сравнению с пангерманцами, посвятила себя уничтожению польского влияния в восточных провинциях Германии. Другой довольно схожей по целям организацией, образованной в 1881 г. в ответ на споры об официальных языках в Габсбургской монархии, была Ассоциация немецких школ, которая боролась за сохранение немецкого языка в немецких поселениях за пределами рейха. Затем она была переименована в Ассоциацию зарубежного германства, что отражало существенное расширение сферы ее интересов, включавших теперь все аспекты немецкой культуры в остальном мире[136].

Впереди было появление и других националистических ассоциаций. Самой заметной, пожалуй, была Военно-морская лига, основанная в 1898 г. на деньги оружейного промышленника Круппа, явно заинтересованного в создании большого военного флота в Германии — проект, который в то время рассматривался рейхстагом. В течение десяти лет она по численности на порядок превосходила другие националистические группы, насчитывая более 300 000 членов, если считать и дочерние организации. В отличие от нее другие националистические группы давления редко могли похвастаться численностью более 50 000 человек, а пангерманцы, казалось, навсегда остановились на отметке в 20 000[137]. Большая часть таких инициативных групп управлялась профессиональными агитаторами вроде Аугуста Кейма, армейского офицера, журналистские занятия которого значительно затормозили его продвижение по службе. Такие люди становились заметными фигурами в националистических ассоциациях и часто становились их основной движущей силой. Например, Кейм был лидером в Военно-морской лиге и Оборонной лиге, а также основал другие менее известные ассоциации, такие как Германская лига за предотвращение эмансипации женщин (1912 г.), задачей которой было вернуть женщин обратно к семейному очагу, где они должны были рожать больше детей для рейха[138].

Между такими маргиналами располагались раздраженные известные личности, искавшие новых точек приложения своих политических амбиций в новом демократическом мире, где уважение к состоятельным и образованным людям, обеспечивавшее избирательный успех национал-либералам и другим партиям вплоть до самых правых в 1860–80-е гг., более не являлось залогом успеха. Многие из таких агитаторов достигли высокого положения, усердно работая, чтобы получить университетскую степень, а затем медленно поднимаясь по ранговой лестнице менее уважаемых должностей на гражданской службе. В данном случае определенная степень социальной обеспокоенности также была важной движущей силой. Отнесение себя к немецкой нации (а иногда и чрезмерное стремление к такой идентификации) давало всем ведущим фигурам в националистических организациях, независимо от их происхождения, чувство гордости и причастности, а также цель, к которой можно было стремиться[139]. В такие организации часто входили одни и те же люди, и весьма часто две или несколько таких ассоциаций могли добиваться общих целей в политической борьбе, несмотря на частые личные ссоры и политические противоречия.