Естественно, Чиж разумно отходил от программы. На уроки он приносил пластинки Beatles, Rolling Stones, Led Zeppelin: "Кому интересно — тот слушал, кому неинтересно — писал любовные записки соседке по парте".
В виде "педагогической нагрузки" молодому учителю поручили руководить школьным вокально-инструментальным ансамблем. Заниматься с пацанами нужно было 2–3 раза в неделю. Но это было уже другое поколение, которое тянуло к эстрадным шлягерам. И вместо «Yesterday» Чиж показывал им, как без откровенной «лажи» сыграть модную песенку Игоря Корнелюка "Мальчик с девочкой дружил".
А в марте Чижу довелось понянчиться по-настоящему: у него родился сын Миша. Чтобы раздобыть денег, по вечерам он играл на клавишных в ресторане «Ока», где любили собираться неустроенные женщины из торговли-общепита.
"Певец американского дна" Том Уэйтс, который, как и Чиж, в молодости работал в кабаке, однажды начал записывать беседы посетителей у стойки бара. "Когда я сложил вместе обрывки этих бесед, — вспоминал Уэйтс, — то обнаружил, что в них таится музыка". Из реплик клиентов дзержинского ресторана, видимо, мог сложиться только "жестокий романс" — смесь цыганского драйва и русской тоски:
Успокой меня глазами, успокой меня душойИ босыми встань ногами на сердечную мозоль.Боль доставь мне наслажденья, исцарапай спину мне,Мне явись как исцеленье, светом будь в моем окне!..("Глазами и душой").
Этой весной, когда Чиж буквально разрывался между семьей, школой и кабацкими халтурами, он сочинил ещё одну песню. По мнению многих, одну из самых лучших в его репертуаре.
— Я уже спал — вдруг звонок по телефону. Подхожу, а там голос Димки Некрасова: "Тут вот селедку привезли. Может, взять тебе килограмма два?". Я говорю: "Дима! Козел! Куда ты пропал?!". А его перед этим очень долго не было видно. Никто вообще не знал, куда он делся. "Да вот, нашелся. Все в порядке!" — "Ну давай завтра приходи ко мне в школу, поболтаем". Положил трубку — всё, сон у меня, как рукой сняло…
Если справедлива мысль, что "стихи не пишутся — случаются", это был как раз тот случай. Так бывало раньше, так будет и впредь: чтобы к Чижу пришли стихи и мелодия, что-то должно сильно его удивить, поразить. ("Что называется, "ударить по башке", — определяет он свой творческий метод).
Чиж побрел в ванну и среди сохнущих пелёнок торопливо записал слова, которые вдруг зазвучали у него в голове. А утром, пока ехал в трамвае до школы, сочинил мелодию. Эту песню он назвал "Маски"[25] (позже — "Ассоль").
Напишу-ка глупенькую песню — сочиняя, буду хохотать,Я уверен: кинутся ребятки тайный смысл под строчками искать.Я свяжу нарочно одной рифмой «колесо», «постель» и "ремесло",Я весьма доволен этой стихотворной ширмой —Боже, как мне с нею повезло!..Я для них остаться должен своим парнем, парнем в доску,Наркоманом, Жоржем Дюруа,[26]Пьяницей и музыкантом и непризнанным талантомИ никем иным мне быть нельзя…
Первым, кто оценил новую лирику Чижа, стал Баринов, который тогда служил в войсках ПВО под Харьковом.
— Серега присылал мне толстенные конверты, — рассказывает Женя. — Сначала шел рассказ о новостях, а потом — как приложение — тексты без комментария: "Вот, я тут накропал…". Помню, в лазарете валялся, и читал их вслух своим сослуживцам. Те говорят: "Ни хрена себе! А чего он там делает, в вашем Дзержинске? Он же гений!". В армии разные люди попадаются. Есть напрочь «отбитые» на роке. Поэтому я со многими дембелями общался на равных. Только вот на этой почве: "Какого человека ты, оказывается, знаешь!..". Сам Чиж к тому времени перешел на работу в ДК Свердлова, буквально через дорогу от школы — это был хор ветеранов труда.
— Их репертуар не волновал меня ни грамма. Была руководительница, которая занималась солистами. А я был человеком, который аккомпанирует. Простым советским концертмейстером.
Впрочем, уже через пару репетиций бабушки деликатно попросили руководительницу: "Вы скажите Сереже, чтоб он попроще нам играл".
— Джазовых «наворотов» там, конечно, не было, — говорит Чиж. — Я просто усложнял гармонии — там, где три аккорда, у меня было штук восемь минимум. Но все это звучало, я никуда не выбивался из тональности…
Тот послеармейский год, утверждает Чиж, он жил исключительно семьей. С пьянками и «подкурками», казалось, покончено: "Я даже гитару в руках не держал — дома было только фортепьяно. И я снова «подсел» на джаз, снова стал собирать джазовые пластинки".
Квартира, где жила молодая семья, выходила окнами на ДК Чернореченского химкомбината. По вечерам там репетировала группа «Штаб». Когда Чиж выходил c папиросой на балкон, было слышно, как звенят электрогитары, ухает барабан: "Особенно, когда уже стемнело, и машины почти не ездят. Несколько раз я даже заходил к ним на репетиции — все же знали друг друга…".
Как волка тянет в лес, в родную стаю, так и Чижа тянуло к себе подобным.
ЛЕТО 1986: ГРУППА ПРОДЛЕННОГО ДНЯ
"Горе одному, один не воин…"
(Владимир Маяковский)
Тяга к "братьям по крови" привела Чижа в компанию к Некрасову и Быне. Вновь забурлило совместное творчество. Правда, поначалу это больше напоминало прикол.
— Однажды мы ходили с Димкой пить пиво и неожиданно написали "Я при делах, не надо хлеба-соли". Такую стилизацию под блатняк. Какого-то персонажа у ларька увидели — и пошло-поехало…
Первый опыт показался удачным, и друзья загорелись идеей сочинить целый «блатной» цикл. В качестве эксперта-консультанта был привлечён Быня. (По молодости он отсидел два года на зоне. Причина признавалась сверстниками уважительный: за украденную гитару).
— "Быня, а как нары называются?" — спрашиваем. — «Шконки». Мы: "Ага, "Здравствуй, милая баржа и родные шконки!". Так можно?". Быня кивает: "Можно!". Все трое — молодые парни, энергия пёрла во все стороны. Сочинялось очень быстро. Жена пришла со школы уставшая: "Опять вы здесь!" — "А мы песню написали!". Тут же спели. Она: "Ой, такое говно!". Не, она врубалась, что песня классная, но только на хер никому не нужна…
Перебравшись на квартиру к Быне, они стали записывать свои композиции на магнитофон — в две гитары и на три голоса. Имитируя ударные, кто-то щёлкал в микрофон пальцами, как кастаньетами. Выходило так здорово, что на этих вечерних посиделках они и решили сколотить группу.
Вскоре Быня, слоняясь по городу, встретил Михаила Староверова по прозвищу Майк. Даровитый самоучка, Майк отучился в техникуме на электрика, отслужил в армии, успел поиграть на бас-гитаре в кабаках и побыть руководителем распавшейся группы «Терминал». Теперь он работал на заводе, мечтая собрать новый бэнд. Выяснив с Быней творческое кредо друг друга, они дали зарок: чужих песен не играть, только свои; на том и сошлись. "Это всё от них исходило, — уточняет Чиж. — А меня только свистнули потом".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});