В отношении пакета правительственных решений внутренне я был согласен с ним. Но откладывать проведение Пленума было уже некуда. И без того было потеряно много времени. На этом этапе он заключал в себе серьезное продвижение вперед, но все дело состояло в том, чтобы быстрее двинуть вперед разработанные решения.
Что касается самого Пленума, состоявшегося 25–26 июня, то тут повторилась та же картина, что и в январе. Несмотря на то, что члены Пленума располагали и тезисами, и пакетом документов, уровень их выступлений слабо корреспондировался с постановкой в докладе проблем кардинальной экономической реформы. Опять обилие общих оценок и заверений, увлечение сравнительно узкими местными или отраслевыми вопросами.
Значимость Пленума была подчеркнута принятием постановления о созыве XIX партийной конференции. Изменился состав Политбюро, пополненный Слюньковым, Яковлевым и Никоновым. Кандидатом в члены Политбюро избрали Язова, сменившего на посту министра обороны СССР Соколова.
Как известно, толчком для этой замены послужил казус с полетом и приземлением на Красной площади Руста. Об этом мы узнали в Берлине, и возмущению порядками в Вооруженных Силах не было предела. На обратном пути в самолете, обсуждая это событие с Михаилом Сергеевичем, Шеварднадзе и я, не сговариваясь, посоветовали ему принять самые срочные и жесткие меры по этому поводу, в том числе в отношении руководства Министерством обороны. Как выяснилось на Политбюро, такой же позиции придерживались и все другие наши коллеги.
Вечером в Волынском собрались Яковлев, Болдин, Лукьянов, Разумовский, был и Кручина, поздравили нового члена Политбюро. А на следующий день Михаил Сергевич, как и в январе, пригласил нас с Яковлевым и Болдиным на дружеский обед в Кремле.
Повторю, я воспринимал это как знак дружеского доверия и признательности и как случай для обсуждения ситуации. Мне казалось, что этим жестом Горбачев, как и в январе, хотел также снять некоторую неловкость, которая возникала в связи с тем, что Яковлева он продвинул в Политбюро, а я оставался в прежнем качестве. Кое-кто из нашептывателей пытался поиграть на этом, но я с пониманием относился к шагам Генсека, зная обстановку на идеологическом участке и понимая необходимость укрепления позиций Яковлева.
Непросто, в трудных поисках, столкновении мнений рождался план проведения реформы. С учетом печального опыта реформы середины 60-х годов, на сей раз исходным моментом был определен перевод на новые методы работы первичного звена народного хозяйства. Попытки в прошлом начать преобразования с верхних этажей не удавались, встречали сильнейшее сопротивление прежде всего со стороны тех органов управления, которые должны были сами ограничить свои права.
Замысел состоял в том, чтобы в низовых звеньях создать бастионы новых экономических структур и затем, опираясь на них, перестраивать экономический механизм на более высоких этажах. По мысли авторов реформы несущей конструкцией и своеобразным камертоном при принятии и осуществлении всех других решений по хозяйственной реформе должен служить Закон о предприятии, принятый Верховным Советом СССР 30 июня. Его решено было ввести в действие через полгода, с 1 января 1988 года.
Одновременно предполагалось развернуть постепенный переход на оптовую торговлю средствами производства, перестроить финансово-кредитную систему и готовить реформу ценообразования, чтобы провести ее в начале 1989 года. Имелось в виду, что переход на новые методы хозяйствования позволит вначале укрупнить отраслевые министерства, а затем постепенно их упразднить. Вместе с тем партийные органы постепенно освободились бы от функций экономического управления.
Таким образом, предполагался некий переходный период сосуществования старых и новых методов хозяйствования продолжительностью примерно в 3–4 года. Можно, конечно, по-разному оценивать план реформы 1987 года. Я и сегодня считаю, и не потому, что причастен к ней, что она была серьезной попыткой экономических преобразований, прогрессивна для своего времени, и что очень важно — комплексно решала основные проблемы. С точки зрения сегодняшнего дня некоторые ее важные слагаемые представляются недостаточными, робкими, компромиссными и даже наивными, но надо было начать реформу, а жизнь помогла бы выработать дальнейшие шаги, внести коррективы.
Необоснованно растянутыми оказались сроки реализации намеченных мер. Мы правильно оценили ситуацию в экономике страны в середине 80-ых годов как предкризисную. Как показал дальнейший ход событий более или менее сносная конъюнктура сохранялась в течение 1987–1988 годов, а уже в 1989 и особенно в 1990 годах кривая отчетливо пошла вниз. Это значит, что времени на осуществление радикальной экономической реформы нам было отпущено не 3–4 года, а значительно меньше. Надо было принимать экстраординарные меры, решительно переходить к рыночным отношениям.
Произошло же нечто обратное — некое самоуспокоение и даже отступление от принятой программы экономических реформ. Подспудно активизировались инерционные, консервативные силы в в недрах того аппарата, который был призван практически реализовать принятые решения. Предприятия стали душить госзаказом, обволакивать системой нормативов. Не происходило и реальных подвижек в переходе к оптовой торговле средствами производства. Оказывалось яростное сопротивление упрощению и сокращению управленческих структур.
По-существу та борьба, которая велась при подготовке Пленума, не прекратилась и после него, напротив, разгорелась с новой силой. Тут многое зависело от Рыжкова, к которому в руководстве сохранялось полное доверие. Я думаю, он не был противником реформы, и тем более его трудно заподозрить в какой-то двойной игре. Но он находился под сильнейшим давлением со стороны могущественных экономических структур, не мог ему противостоять.
Меня особенно встревожил начавшийся спустя несколько месяцев после Пленума отход от реформы ценообразования. Госплан, Минфин и Госкомцен стали выдвигать различного рода урезанные ее варианты, например, провести только реформу оптовых цен, не затрагивая розничных, что было равнозначно отказу от общей реформы ценообразования. Такие предложения вносились в Политбюро, а правительство при этом занимало выжидательную позицию.
Массированная кампания против пересмотра розничных цен с чисто популистских позиций была развернута в печати. Никакого противодействия ей не оказывалось. От реформы цен начали отворачиваться и ученые… — те самые, которые были ее соавторами.
В середине августа 1987 года у меня состоялся разговор с Горбачевым, который находился в это время на юге. Он спросил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});