Цой, — вот у вас в России что заваривают, если чая нет?
— Растения разные, — сказал я, — чабрец, душицу, тот же иван-чай — получается ничуть не хуже.
— Иван-чая мы тут, наверно, не найдем, но у нас кое-что получше даже есть, — сказал Цой, — ты пока огонь разведи, вот тебе зажигалка, а я поищу заварку.
Эх, как же давно я не разводил костров, думал я, собирая сухие ветки в кучу, в нынешней своей жизни пожалуй, что и никогда. В качестве запала я приспособил листок записной книжки, она у меня в заднем кармане штанов так и пролежала все время. Со второго раза получилось, огонек сначала неуверенно, а затем все сильнее и быстрее охватил мелкие сучки и загорелся ясным пламенем. Дыма почти не было… добавил сбоку пару сучьев побольше и потолще и сел рядом смотреть на огонь… да-да, это одна из трех вещей, которые можно продолжать вечно.
А тут и Цой вернулся с охапкой чего-то зеленого.
— Вот, — сказал он, кинув охапку на землю, — называется гавайская роза, слышал что-то про нее?
— Неа, — потряс головой я, — расскажи.
— Аналог конопли или, скажем, южноамериканской коки, — любезно пояснил он, — только у тех листья используют, а тут семена психоактивные. Можно просто жевать, но лучше растолочь и в горячей воде развести.
— И что будет? — затупил я.
— Примерно то же, что и после приема Джонни Уокера, — уверенно пообещал он, — у нас тут это дело очень популярно у тех, кто в курсе…
— Ну ты знаешь, что делаешь, — выдал я карт-бланш Цою, — надеюсь, мы коньки не отбросим от этого…
— Какие коньки? — не понял он.
— Это русская идиома такая, — пояснил я, — если человека сбивает машина и у него при этом слетает обувь, то у криминалистов считается, что он не выживет. Ну а где ботинки, там и коньки рядом, в России же зимой холодно и все катаются на лыжах или на коньках.
— Интересно, — задумался он, — на английский это можно перевести как to snuff out или to buy the farm…
— При чем тут ферма? — справился я.
— Не ферма, а земля подразумевается, — пояснил он, — в том смысле, чтобы купить кусок земли для своей могилы.
Глава 11
Бурлаки на Волге
Бурлаки на Волге
Веселье еще не началось, но Аскольд был уже конкретно навеселе. Он встретил меня со словами «О, Камак пришел — тебе штрафную полагается». Я начал вежливо отказываться, но понял, что это бесполезно — принял бокал с чем-то коричневым и выпил половину. Затем мы продолжили беседу.
— Расскажи, — попросил его я, — кой черт занес тебя на эти галеры? В смысле — нахрена тебе два года в погонах сдались?
— Понимаешь, Петя, — перешел он на более употребительную форму моего имени, — настоящим мужчина становится только после службы в вооруженных силах. Вот меня и заело…
— А чего уж сразу в Афган не записался? — подколол его я, — там ты мужчиной стал бы в гораздо более короткие сроки.
Аскольд подумал немного и ответил так:
— Не, Афган это слишком… там или пулю словишь или желтуху… или и то, и это вместе. ГДР надежнее.
— В каких войсках служить будешь? — сменил я эту скользкую тему.
— В танковых, — посмотрел на меня, как на несмышленыша, он, — на что учили в политехе, на том и буду ездить.
— Подожди, — тормознул я его, — я тоже из политеха, но учили меня управлению крылатыми ракетами на подводных лодках. Какие танки?
— Ты наверно на радиофаке учился, — пояснил он, — а я на автомобильном — у нас разные военные кафедры были. Давай лучше накатим еще по одной…
Накатили еще по одной, а тут и приглашенные начали подтягиваться… из знакомых я увидел все того же Пашу Чиркина, компаньона Аскольда по видеобизнесу, товарища Бессмертнова и еще одного человека, которого я в принципе не знал, но кудри его мне показались до боли знакомыми… Вспомнил, кто это, через пять минут — Боря Нимцович, будущий губернатор и кандидат в президенты, а ныне он, если я все правильно помню, работал в соседнем с нами институте. Через двор который. И девчонок штук пять подвалило, все красивые, длинноногие и румяные.
Заняли места за столом вдоль обеих ножек буквы П, а Аскольд с Борей во главе, значит уселся. Первый тост Боря провозгласил.
— За Аскольда, настоящего человека и гражданина, который будет выполнять свой воинский долг вдали от Родины!
Через полчаса примерно очередь из желающих сказать тост поиссякла, поэтому все вылезли из-за стола, бармен запустил какую-то веселую музыку, кое-кто начал плясать, но большинство вышло на свежий воздух покурить и подышать.
— А я про тебя слышал, — сказал мне в перерыве между двумя затяжками Нимцович, — ты этот… Балашов… нижнереченский аналог Джуны.
— Я про тебя тоже слышал, — ответил я, — молодой, но подающий ученый-физик, увлекаешься теннисом и девушками.
— Все верно, — удивленно посмотрел он на меня, — и откуда ты, позволь узнать, это слышал?
— Собаки лают, ветер носит, — уклончиво отвечал я, — как там дела с теннисом-то?
Боря оживился, похоже, что это его конек был.
— Теннис это очень красивый и перспективный вил спорта, — зачастил он, — жаль только, что у нас ему не уделяют ни грамма внимания.
— Прямо уж и ни грамма, — возразил я, — а Ольга Морозова, а Александр Метревели?
— Это все верхушка айсберга, — ответил он, — действительно тех, кто сумел себя показать на международном уровне, у нас поддерживают и посылают играть в тот же Лондон на этот… на Уимблдон. А уровнем хоть немного ниже совсем тишина стоит — кортов нет… ну хорошо почти нет… и новых строить не собираются. Путных ракеток не найдешь, соревнования если и проводят, то на каком-то колхозном уровне. Так у нас новых Морозовых и Метревели никогда не дождешься.
— А ты бы хотел сыграть в Лондоне? — задал я такой хитрый вопрос, — на этом… на Уимблдоне.
— А кто бы не хотел, — вылетело из него, — можно подумать, что ты бы отказался, если б случилась