— Марло! — завопил Клит. И, вырвавшись из хватки своего непрошеного собеседника, кинулся вниз по лестнице.
— Хо, разумеется, Марло… — сказал человек науки, стоя в печальном одиночестве на ступеньке. — Марло. Надо бы запомнить.
Он стер дождевые капли со лба уже намокшей бумажной салфеткой.
Становилось так темно! Шум усиливался. Ступеньки лестницы поворачивались и поворачивались против часовой стрелки крутыми каменными витками, и он утрачивал связь с реальностью. Потом облегченно вздохнул, когда ступеньки кончились и он вышел на площадку с арками справа и слева, за которыми в темноте тускло светили фонари.
Он чуть-чуть растерялся. Липкая сырость воздуха как будто свидетельствовала, что он находится под землей, заблудившись в обширных погребах Септуагинта. Он помнил эти погреба с прежних времен — никаких стеллажей с запыленными бутылками. Облачка его дыхания повисали в воздухе, почти не рассеиваясь.
Он неуверенно пошел вперед и, миновав арку, оказался в мощеном пространстве перед новой лестницей. Он взглянул вверх. Различить что-либо было трудно. Он не мог решить, что над ним — каменный свод или небо. Ни намека на дождь. Ему не верилось, что ливень мог прекратиться столь внезапно. Что-то мешало ему крикнуть, позвать… Оставалось только идти вперед.
Настроение было самое мрачное. Не впервые он находился в разладе сам с собой. Почему он не способен вступать в дружеские отношения с другими людьми? Почему он был так груб с толстячком от науки — кажется, Нийлом или как его там? — который в конечном счете чудачеством нисколько не превосходил других оксфордских профессоров?
Оксфорд? Это не может быть Оксфорд или даже Коули! Он шагал и шагал вперед, пока не остановился в растерянности. И тут же фигура — Клит не разобрал, мужчины или женщины — прошла мимо него. Серая, в длинной мантии.
— Вы не скажете, где здесь поблизости магазин канцтоваров?
Фигура остановилась, подергала щеками в подобии улыбки и продолжила путь. Но едва Клит пошел следом, как она исчезла: только что была тут — и ее уже нет.
— Дерьмо и правещество! Очень странно! — сказал он себе, заглушая тревогу. Исчезла, сразу же исчезла, будто одна из элементарных частиц Как-Его-Там…
Ступеньки стали шире, ниже, влились в булыжник. Справа и слева стояли как бы дома. Лишенные каких-либо признаков жизни. Все очень и искусственно старомодное, будто подражание Нюрнбергу шестнадцатого века в девятнадцатом.
Неуверенно он снова начал спускаться, пока не оказался на широком пространстве, которое мысленно обозначил как «Площадь». Там он остановился.
Едва он замер, как все кругом задвигалось. Он попятился от неожиданности. Все остановилось. Остановился и он. Здания, мостовые пришли в тревожное движение. Он сделал еще шаг. Все сдвинулось с мест. Он опять встал, как вкопанный. Все, что находилось в поле его зрения, вновь завибрировало. Движение словно бы вперед, но по кругу.
Ему представился краб, который считает, что все, кроме него, ходят боком. Однако такая относительность движения была еще пустяком. Ведь когда он шел, Вселенная не только замирала — в ней совсем не было людей (людей?). А вот когда он стоял неподвижно. Вселенная не просто возобновляла свое движение на манер краба, но и становилась фоном для проходящей мимо толпы людей (людей?).
Клит с тоской подумал о своей безопасной камере в военной тюрьме.
Сохраняя неподвижность, он попытался разглядеть в толпе отдельные лица. Какими мертвыми и окаменевшими предстали они перед его глазами! Фигуры толкались, двигаясь мимо, но не от спешки, а просто потому, что свободного места не хватало; хотя улицы и проспекты в своем непрерывном движении словно бы все время расширялись, вмещая их. Одежда прохожих была лишена красок и выглядела одинаковой. Было трудно отличить женщин от мужчин. Их контуры, их лица, их телодвижения были как-то смазаны. Опытным путем он обнаружил, что, удерживая голову в полной неподвижности и слегка расфокусировав взгляд, различает отдельные лица: мужчина, женщина, молодой, старая, темный, светлая, западный тип, восточный тип, длинноволосый, стриженый, бородатый, безусый, усатый или, наоборот, высокий, худой, коренастый, толстый, подтянутый или сутулый. И тем не менее (что у него с глазами?) все совершенно одинаковые — не просто лишенные какого бы то ни было выражения, но самой способности что-либо выражать. Абстрактные лица.
Со всех сторон его окружало необъятное темное сообщество, состоявшее словно не из живых, но и не из мертвых. И это сообщество двигалось туда-сюда без мотивации, без цели.
Они выглядели призраками.
Они шли и шли мимо Клита, и он не выдержал напряжения. Едва он побежал, едва он просто напряг мышцы ног, чтобы побежать, как колоссальная безликая толпа исчезла в единый миг, оставив его в полном одиночестве на неподвижной улице.
— Должно существовать какое-то научное объяснение, — сказал он.
Но в голову пришло лишь одно: он страдает галлюцинациями, от которых избавления нет. Он яростно встряхнул головой, пытаясь силой мысли вернуть себя в привычную старую расширяющуюся Вселенную невообразимых скоростей, ту, которую он знал. Но этот нынешний туманный мир оставался вокруг него, подчиняясь собственной системе вариантных физических законов.
Что говорилось во втором сообщении Юнис? Там ведь было что-то о других физических законах?
Его сковал ледяной ужас, обжигая горло, морозя кожу.
Стиснув зубы, он сказал себе: «Все это я заслужил».
Он шел, шел, шел и наконец оказался перед зданием, не похожим на остальные. Попытка, подумал он, создать нечто вроде… ну, ратуши!
Оно соответствовало знакомым ему архитектурным стилям. Построено из какого-то губчатого материала с красивыми лестницами, которые, правда, ни к каким видимым входам не вели, с балконами без дверей, с могучими колоннами, которые не поддерживали никакой зримой крыши, с портиком, под которым никто не сумел бы пройти. Все это было нелепым, невозможным и подавляющим.
Он остановился в некотором изумлении — хотя изумление было чувством, запасы которого у него быстро истощались.
Едва он остановился, как Вселенная пришла в движение, и огромное здание надвинулось на него, будто океанский лайнер на беспомощного пловца.
Он продолжал стоять, словно прикованный к месту, и таким образом очутился внутри здания.
Свет внутри оказался гораздо ярче всего, что он до сих пор видел в этом туманном мире. Он не понимал, каков его источник.
На полу громоздились огромные кучи всякого хлама. Туманные фигуры рылись на этой свалке. Все и вся находилось в том же немыслимом крабообразном движении, будто втянутое в водоворот спиральной туманности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});