Читать интересную книгу Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных? - Франс де Вааль

Когда мы исследовали наших капуцинов с помощью сенсорных экранов, мы заметили, что они легко нажимали на клавиши с любыми изображениями, но приходили в замешательство от первого же изображения лица. Они обнимали себя руками и жалобно хныкали, отказываясь его трогать. Возможно, они относились к этим изображением с почтением, потому что прикосновение к лицу – это нарушение социального запрета? Как только капуцины преодолевали свою нерешительность, мы показывали им портреты собратьев из их группы и незнакомых обезьян. Все эти портреты выглядели на одно лицо для наивных людей, но капуцины различали их без труда, указывая нажатием клавиши, кого они знают, а кого нет{87}. В отличие от нас, людей, капуцинам не просто было связать двумерное изображение с живым существом в реальном мире, но они с этим справились. Узнавание лиц, заключила по этому поводу наука, – это специфическая познавательная способность приматов. Но как только она это себе позволила, пошли первые волны новой информации. Лицевое распознавание было обнаружено у ворон, овец и даже у ос.

Непонятно, что могут означать лица людей для ворон. В естественной среде у них существует множество средств узнавать друг друга – по крикам, полету, размерам, так что лица не должны иметь значение. Но у ворон невероятно острое зрение, так что, возможно, они заметили, что людей проще всего узнавать по лицам. Лоренц описывал, как вороны преследовали некоторых его знакомых, и был так уверен в злопамятности этих птиц, что каждый раз менял внешность и переодевался, когда ловил и кольцевал своих галок. (Галки и вороны – представители семейства врановых, которое также включает соек, сорок и во́ронов.) Натуралист Джон Марзлоф из Вашингтонского университета в Сиэтле поймал такое количество ворон, что эти птицы потеряли к нему всякое уважение, каркая и покрывая его пометом каждый раз, когда он проходил мимо. Тем самым вороны вершили правосудие по отношению к «убийце», каковым все они его считали.

«Я не знаю, как они выделяют нас из сорока тысяч других людей, снующих, как муравьи по проторенным тропам. Но они нас замечают, и все окрестные вороны слетаются, издавая крики, в которых звучит осуждение. При этом они спокойно гуляют среди наших студентов или коллег, которые никогда их не ловили, не измеряли, не кольцевали или еще как-нибудь не унижали их достоинство»{88}.

Марзлоф исследовал это распознавание с помощью маски грабителя, которую надевают на Хэллоуин. Вороны могут узнавать некоторых людей по телу, волосам, одежде, но маска позволяет передавать «лицо» от одного человека другому, указывая на его особую роль. Марзлоф предполагал ловить ворон, надев маску грабителя, чтобы затем проверить, узнают ли вороны его сотрудников в этой же маске и в другой, которую они не видели. Вороны легко запоминали маску грабителя, и далеко не с любовью. Была и забавная контрольная маска – изображение вице-президента Дика Чейни, но она вызывала более отрицательную реакцию у студентов, чем у ворон. Птицы, которые ни разу не были пойманы, узнавали маску грабителя спустя годы и все еще преследовали тех, кто ее носил. Вороны, должно быть, перенимали отрицательное отношение у своих товарищей, и в результате все вместе ополчились на отдельных людей. «Вороне вряд ли встретится дружелюбный ястреб, но с людьми все по-другому – их приходится воспринимать индивидуально, – пояснял Марзлоф. – Они действительно способны на это»{89}.

Несмотря на то что способности врановых птиц к распознаванию производят сильное впечатление, оказалось, что овцы еще дальше продвинулись в этом направлении. Британские ученые во главе с Кейт Кендрик научили овец различать двадцать пять пар «лиц» их собственного вида, вознаграждая выбор одного заданного «лица» из двух. Нам все овцы кажутся одинаковыми, но сами они сохраняют память об индивидуальных различиях в течение двух лет. Для этого овцы используют те же участки мозга и нервные цепи, что и люди, причем некоторые нейроны отвечают именно за распознавание лиц, а не других стимулов. Эти нейроны активируются, когда овцы видят изображения своих знакомых соплеменников – овцы даже приветствуют их так, как будто они присутствуют рядом. Публикуя свои результаты под заголовком «Как оказалось, овцы не такие уж глупые» – название, против которого я протестую, потому что не верю, что бывают глупые животные, – исследователи сравнили лицевое распознавание у овец и приматов, высказав предположение, что стадо, которое выглядит для нас безликой массой, на самом деле достаточно дифференцировано. Это означает, что смешение стад, как это иногда происходит, может вызвать у животных больший стресс, чем мы предполагаем.

Поставив поклонников приматов в глупое положение исследованиями на овцах, наука обратилась к осам. Северные бумажные осы, обычные на американском Среднем Западе, образуют иерархические сообщества со сложной структурой, вершину которой занимают королевы, доминирующие над рабочими осами. При этом каждая оса знает свое место. Альфа-королева откладывает больше яиц, чем бета-королева, и т. д. Осы узнают друг друга по лицевым маркерам, имеющим выраженный индивидуальный характер. Члены небольшой колонии ос агрессивны по отношению к чужакам, а также собственным самкам, чьи лицевые маркеры были изменены исследователями. Американские ученые Майкл Шихан и Элизабет Тиббетс исследовали индивидуальное распознавание у ос и выяснили, что оно не менее специализировано, чем у овец и приматов. Осы узнают лицевые маркеры собственного вида намного лучше, чем другие визуальные стимулы, и превосходят в этом близкородственных ос, живущих в колониях, в которых всего одна королева. У последних не такая выраженная иерархия и намного менее вариабельные лицевые маркеры, так как они не нуждаются в индивидуальном распознавании{90}.

Бумажные осы живут в небольших, подчиняющихся строгой иерархии колониях, в которых имеет смысл знать каждого ее члена. Черно-желтая лицевая маркировка позволяет этим осам различать друг друга. У близких видов ос, живущих в менее дифференцированных сообществах, такой маркировки нет, что говорит о том, насколько познание связано с экологией вида

Если способности к лицевому распознаванию возникли в таких закоулках животного царства, возникает вопрос – что связывает подобную способность у разных животных? У ос нет такого большого мозга, как у овец и приматов, а только скромная цепочка нервных узлов, значит, и распознавание лиц у них устроено как-то иначе? Биологи постоянно подчеркивают различие между механизмом и функцией: животные часто достигают одного и того же результата (функции) разными способами (механизмами). Тем не менее применительно к познанию это различие часто забывается, особенно когда умственные способности животных с крупным мозгом подвергаются сомнению на основании поведения «низших» животных, ничем подобным не обладающих. Скептики любят задавать вопрос: «Если даже осы способны на это, что особенного в этом умении?» Эта игра на понижение привела к обучению голубей скакать на коробочки, чтобы опровергнуть опыты Кёлера с человекообразными обезьянами, поставила под сомнение умственные способности животных, не входящих в отряд приматов, а вместе с этим и непрерывность переходов между интеллектом человека и других гоминидов{91}. В основе всего этого – идея линейной шкалы мыслительных способностей, так что, если мы не допускаем существования познания у «низших» животных, значит, нет основания делать это у «высших»{92}. Как будто существует только один способ получить нужный результат!

Природа изобилует примерами, разбивающими подобные рассуждения. Один из них я знаю по своему опыту – это амазонская рыбка дискус из семейства цихлид, которая выработала способ выведения потомства, сходный с млекопитающими. Когда появляются мальки, они собираются по бокам своих родителей, чтобы питаться слизью, выделяемой их кожей. Родители с этой целью выделяют слизь в избыточном количестве. Мальки получают одновременно питание и защиту примерно в течение месяца, пока родители не «отнимают их от груди», и с этого момента они уплывают, как только приближаются их отпрыски{93}. Никому не придет в голову выяснять, насколько проще или сложнее способы выращивания потомства у этих рыбок и млекопитающих, потому что в их основе совершенно разные механизмы. Все, что их объединяет, – функции кормления и защиты потомства. Механизм и функция – это инь и ян биологии: они взаимодействуют и переплетаются, но ничего нет хуже, чем перепутать одно с другим.

Чтобы понять, как из поколения в поколение работает эволюция, часто применяются парные концепции гомологии и аналогии. Гомологией называют сходные черты разных видов, происходящие от общего предка. Так, рука человека и крыло летучей мыши гомологичны, так как происходят от передней конечности общего предка и в качестве доказательства содержат в точности одинаковое количество костей. В свою очередь, аналогией называют результат однонаправленного независимого развития, это так называемая конвергентная эволюция. Крылья насекомых аналогичны крыльям летучих мышей, потому что, обладая общей функцией, имеют разное происхождение. Родительская забота рыбок дискусов и вскармливание детенышей млекопитающими аналогичны, но никоим образом не гомологичны, потому что у рыб и млекопитающих нет общего предка, который делал бы что-либо подобное. Другим примером аналогии служит похожая форма тела дельфинов, ихтиозавров (вымерших морских пресмыкающихся) и рыб, возникшая благодаря водной среде, в которой обтекаемое тело с плавниками обеспечивает скорость и маневренность. Так как у дельфинов, ихтиозавров и рыб нет общего водного предка, значит, их формы тела аналогичны. Мы можем применить тот же подход к поведению. Лицевое распознавание у ос и приматов возникло независимо и представляет собой поразительную аналогию, основанную на необходимости индивидуально различать членов своей группы.