Через два месяца скелет Миомы достиг антарктических вод и вмерз в небольшой айсберг.
* * *
В этот вечер я сидел и чинил возле дома сети, разорванные меч-рыбой, когда меня навестила Гуасье.
– Тебе опять скучно? – спросил я.
– Нет, – ответила девочка.
– Что же тогда?
– Миома умер.
– Что? – не понял я.
– Он утонул час назад в океане.
Несколько минут я не мог оправиться от шока, а когда пришел в себя, спросил:
– Как это произошло?
– Он утопился.
– Ты это сама видела?
– Да.
– Почему же ты ему не помешала?
– Он сделал свое дело, потому умер.
Гуасье вытащила из кармана толстый конверт и протянула его мне:
– Вот, он велел передать, когда умрет.
– Что это?
– Наверное, письмо, – ответила девочка. – Я его не читала.
Я взял из рук Гуасье конверт и велел ей идти домой и всем рассказать о случившемся.
Я раскрыл конверт, обнаружил в нем письмо и американский паспорт с фотографией Соломеи. Я полистал книжечку и на одной из страничек нашел штамп с въездной визой в СССР.
«Дорогой мой рыболов, – говорилось в письме. – Эта бумага попадет к тебе, когда я буду уже мертв. Нас с тобою всегда связывало нечто большее, нежели просто человеческое общение. Нас с тобой связывал взгляд! Потому прошу тебя исполнить мою последнюю волю».
Далее в письме Миома по пунктам излагал свою просьбу, и я дал себе честное слово, что выполню ее незамедлительно.
На следующее утро я вылетел в Гонолулу, а оттуда в Нью-Йорк. В Нью-Йорке мне пришлось прождать целые сутки самолета в Москву, и двадцать четыре часа я думал о Миоме. Мне было его искренне жаль.
Уже в Москве, сидя в такси, я с любопытством разглядывал столицу, ничуть не изменившуюся за все это время.
Такси выехало за город и устремилось к Подольску. Через тридцать минут я поднялся по лестнице и позвонил в квартиру Миомы. Дверь никто не открывал, и я в страхе подумал, что Соломея мертва. Я толкнул дверь, она оказалась не заперта и со скрипом открылась.
Соломея, так же как и многие прошлые годы, сидела в своем кресле и смотрела слепыми глазами в окно, как будто я только вчера оставил ее. Седые, до пола, волосы разметались по комнате, и казалось, что старуха превратилась в мумию. Рядом с креслом стоял чемодан.
– Ты опоздал на сутки, – неожиданно проговорила старуха.
– Не было самолетов, – ответил я.
– Когда мы летим?
– Наш самолет через четыре часа. Такси ждет внизу.
– Царство… Царство… – прошептала старуха и тяжело поднялась из кресла.
Мы приехали в аэропорт, прошли через таможню и уже скоро пересекли воздушную границу СССР.
Всю дорогу Соломея молчала. Ее с любопытством рассматривал весь самолет. Наверняка многие думали, что вот она, представительница матриархального, всего того, что есть на этой земле, а потому, проходя мимо нее по своим надобностям, пассажиры почтительно наклоняли пред ней головы.
Через сутки маленький самолет опустился на посадочную полосу острова, и я помог Соломее спуститься на землю. Нас ждала машина, и адвокат почтительно открыл перед старухой дверь.
Входя в построенный Миомой дом, Соломея спросила:
– Где тронный зал?
– На втором этаже, – ответил адвокат.
– Соберите всех! – приказала старуха и, оттолкнув мою руку, сама поднялась по лестнице.
Не оглядываясь, она прошла по ковровой дорожке и уселась на трон красного дерева.
Девяностолетняя слепая старуха наконец обрела то, чего ждала всю жизнь. Она уверенно уселась на трон, как будто всю жизнь в мечтах примеряла свое чудовищно большое тело к его седалищу. Соломея вытянула вперед руки и вновь проговорила:
– Царство!..
Через несколько минут в тронном зале появились остальные граждане Миомии. Они с любопытством рассматривали старуху, а я развернул предсмертное письмо Миомы и прочитал конец его вслух:
«Я, Миома, первый президент Миомии, добровольно отказываюсь от власти и передаю ее своей матери, Соломее. Отныне и до смерти она будет править страной, одна-единственная в своих полномочиях, единственная, кто вправе решать судьбу трона после своей смерти».
Я оглядел присутствующих, скептически слушающих предсмертные распоряжения Миомы. Лишь одна Гуасье почти подобострастно смотрела на Соломею, и в глазах ее был восторг.
Я закончил читать, и старуха, взмахнув рукой, проговорила:
– Теперь ступайте…
Присутствующие медленно выходили из зала, а кубинец-эмигрант бубнил себе под нос:
– Вот еще… Будет тут мною командовать какая-то старуха…
– Ты останься! – приказала старуха Гуасье. – Подойди сюда.
Девочка подошла к трону и уселась возле ног Соломеи.
– Как тебя звать? – спросила старуха.
– Гуасье.
– Странное имя. С этой минуты будешь зваться Суламифью. После моей смерти сядешь на этот трон.
Девочка улыбнулась и прильнула черной мордашкой к ногам старухи.
Я вернулся к себе в дом и стал собирать вещи. Затем вынес чемодан наружу, поставил его в сторонку и развел костер. Я сжигал остатки рыбы и мысленно прощался со своей фермой. В кармане у меня лежал американский паспорт, я был уверен, что со своей квалификацией летчика-истребителя наверняка найду где-нибудь место. Стану работать в сельскохозяйственной авиации. Приятно летать над полями и забрасывать их удобрениями.
Я погрузил чемодан в вертолет, запустил двигатели и на прощание помахал рукой юноше физику. В ответ он кивнул мне головой, и вертолет оторвался от земли.
Я летел над водой и немного грустил. Так всегда бывает, когда человек переезжает на другое место.
…Министр обороны США отдал приказ, три современных бомбардировщика с полным боекомплектом взлетели и взяли курс на расположенный в районе Гонолулу остров.