Макс, конечно, включить не мог, и качество записи должно было получиться ниже среднего, но это лучше, чем совсем ничего!
- Все закончится тем, что в самый разгар веселья мы обрушимся вниз, - едва слышно прошептала ему на ухо Анка, - Давай уйдем, пока еще можем…
Макс молча показал ей кулак и сосредоточился на происходящем. Заряд батареи близился к нулю, но он надеялся, что его все-таки хватит. Потом можно будет зарядить от аккумулятора в машине. Машина… Он прикрыл глаза, прогоняя тревожные мысли. О машине он будет беспокоиться потом…
Шум внизу внезапно стих, и Макс аккуратно пристроил объектив камеры между досками.
Глава 6
В зал вышел Лысик. Единственной растительностью на его голове были необычайно густые, даже косматые брови. Они так же были единственным, что на нём двигалось, становясь то «домиком», то сходясь к носу, то взлетая чуть ни на самую макушку, собирая глубокие морщины на лбу. Остальная мимика отсутствовала полностью, и даже когда он заговорил, Макс не смог уловить движения его губ, словно тот был искусным чревовещателем.
- Раисе нехорошо! – гаркнул он.
По залу пронесся ропот разочарования.
- Но…, - Лысый выдержал паузу, подняв вверх указательный палец, - Одна из её рук действует, и она может ей пользоваться!
Тут же облегченные выкрики:
- Что ж ты тогда нагнетаешь?..
- Рука есть – больше и не надо!
- Да хоть ногой пусть глаголет, мы не гордые!
Следом раздался дружный хохот, который Лысик перекричал уже с некоторым трудом:
- Я упомянул ее недомогание лишь потому, что хотел бы попросить вашего позволения вынести ее прямо в домовине. Боюсь, если будем ее тягать, она... кхм… словом, можем не донести.
- Плевать!
- Не тяни уже, выноси! И так столько времени потеряли!
Лысый оглядел зал, словно желая увериться, что согласны все до единого, потом пропал из поля зрения, а через несколько секунд к столу подтащили сочащийся влагой гроб. Тут же поплыли густые миазмы. Народ притих, внимательно наблюдая, как пара здоровенных детин пристраивает гроб в полувертикальном положении, опирая его на лавку. Макс машинально глянул на притаившуюся рядом Анку, и тут же заметил на ее лице знакомое экзальтированное выражение. Зрачки расширены, брови приподняты, губы приоткрыты в мягкой, мечтательной улыбке, а на щеках теплится румянец. Выражение, которое он мечтал хоть раз увидеть направленным на него, а не на груду мертвой плоти. Выражение… страстной влюбленности. В тысячный раз в его мозгу пронеслась мысль: «Её срочно надо показать хорошему психиатру…».
…
Страхи и тревоги, наконец, отступили. Анка вся подалась вперед, распластавшись на занозистых досках. Внизу – из черного нутра деревянного ящика – ее приветствовала давняя подружка Смерть. Успевшее высохнуть тело за последнюю неделю напиталось водой, разбухло, как вымоченная в молоке черствая булка, и едва умещалось в гробу. Лиловое, отекшее, в черных разводах, оно скалилось на присутствующих оголенными редкими зубами, таращилось губчатой массой, выпирающей из глазниц. Похожее на гнилое желе тело студенисто содрогалось, изо рта то и дело выплескивалась черная жижа, голова норовила упасть на грудь, но ее с двух сторон бережно поддерживали стоящие за гробом детины.
- Эка ее потаскало, - краем уха уловила завороженная Анка чье-то недовольное бормотание.
- Брось, Триша, - ответил другой голос, - Все ж полгода в земле…
- Аксинья почти год пролежала, а сохранилась не в пример лучче… Срамота!
Анка услышала, как Триша на последнем слове с укоризной сплюнул, словно труп был сам виноват в столь плачевном своем состоянии.
- Подайте Раисе доску и известь! – послышался повелительный голос Лысого.
Спустя минуту какая-то бабусечка в платочке принесла простую, ученическую грифельную доску и заточенный обломок известняка. Лысый пристроил доску на столе, покопошился в гробу и очень бережно, стараясь не повредить, вытащил из него тщательно забинтованную задубевшими тряпками руку. Установил на доску и вложил в черные, скрюченные пальцы мелок.
На несколько минут повисла глубокая тишина. Все чего-то ждали, затаив дыхание и, казалось, даже не моргая. Заразившись всеобщим настроением, ждала и Анка.
- Ну же… Раечка, постарайся, - залебезил Лысый, осторожно подпихивая ее под локоть, когда пауза начала затягиваться, - У тебя же только что получалось…
Труп по-прежнему таращился в пустоту перед собой. Анке на мгновение показалось, что в ее губчатых глазницах промелькнуло выражение беспомощной растерянности.
- Я помогу тебе, - подобострастно произнес Лысый и накрыл ее кисть своей, сжав мелок, - Ну, кто первый? Еремей, давай ты, по праву единоутробного брата.
- Да, шо там с её спрашивать? – отмахнулся щуплый старикан, откладывая на край тарелки тщательно обсосанную куриную кость, - Плохо ты её, Батюшка, замариновал! С таким же успехом можно поставить к доске эту жареную курицу...
Послышались одобрительные смешки и шевеление, которые внезапно прервал невероятно противный звук – скрежет мела по грифельной доске. Все навострили уши, следя за тем, как накрытая батюшкиной пятерней рука медленно скоблит по черному графиту.
- Что? Что там, Батюшка?
- Эм-м… тут ничего не понятно…
Поднялся ропот, и Батюшка нехотя произнес с извиняющимися нотками в голосе.
- Раиса глаголет: «Тришка, ты сгниёшь быстрее чем я»
И закончил в некотором смещении: «…сука»
Тришка тут же возмущенно засопел, привстал, словно намереваясь гордо удалиться, потом передумал и сел обратно, вытирая руки о штанины.
- Рая, что с посевной на будущий год? – послышался чей-то выкрик из зала, явно старающийся разрядить обстановку, - Картофку в мае можно сажать будет али еще подморозит?
Батюшка склонился к трупу, почти касаясь ее черной, влажной щеки своей, что-то зашептал в дырку сгнившего уха, и твердый наконечник мелка с трудом принялся скоблить доску.
- Что она глаголет? Ну? – послышались нетерпеливые возгласы.
- Э-э…, - Батюшка выглядел смущенным и растерянным, - Пишет, что сажать можно, но… еще подморозит.
…
Макс снял пару крупных и пару общих планов и выключил почти севшую камеру. Достаточно. Обернулся к Анке и одними губами шепнул: «Двигаем». Та не отозвалась, целиком поглощенная дурацким представлением. Если бы кто-то сказал, что его девушка способна повестись на такую пошлятину, он первым бы расхохотался обидчику в лицо. Неужели повелась на игрища сельского скомороха?
- Слышишь, пошли отсюда… ты же хотела…
- Подожди, - возбужденно отозвалась та, прижимаясь широко открытым, зачарованным глазом к занозистым доскам, -