Глава 10
Роман
После мероприятия Шалиевых забирает Фин, а я еду со своим «трофеем» к себе на квартиру. У меня стоит так, что сидеть неудобно, но ни хрена не на эту девчонку. На ту, чьё прикосновение коротнуло в мозгу, и никак не отпускает. На моей одежде остался едва уловимый аромат её духов. Рядом стояли. Прилипло.
Всё, что нельзя, всегда хочется особенно сильно. У меня охеренная мотивация её не трогать, но никто же не запрещает фантазировать.
Прикрыв глаза, позволяю себе немножко поплавать от одной эротической картинки к другой. От необходимости себя контролировать, возбуждение становится только острее.
Жесть, конечно. Большой мальчик. Девочка вот рядом ничего такая. Но я не могу её трахнуть. Она сидит и дрожит от волнения. Я даже с закрытыми глазами чувствую. И не забрать не мог. Устроиться в двадцать секретарём к руководителю такой крупной компании, как у Шалиева, это большая удача. Ей на собеседовании вряд ли сказали, что за место придётся иногда отрабатывать с охраной, но работа так сильно нужна, что Ася, сжав зубки, согласилась отдать свою девственность левому мужику.
Расплачиваюсь с таксистом. Поднимаемся с ней ко мне. Девочка спокойно реагирует на, мягко говоря, печальную обстановку старой квартиры и сумку в углу, на которую сверху накидана гора моих трусов и футболок.
— Заходи, не стесняйся. Я скоро.
Закрываюсь в ванной, прислоняюсь спиной к стене. Дёргаю ширинку, вытаскиваю из петли пуговицу и, освободив член от одежды, быстро разряжаюсь, пока не взорвался.
«Найди себе бабу, Суворов!» — рявкаю на себя.
А следом в башку лезет совершенно нелепая, категорически запрещённая в моём случае мысль:
«Да я вроде уже нашёл».
Только так не бывает, чтобы по щелчку вклинивало на ком-то.
Мы ж, блядь, не ищем лёгких путей!
Вышел, взял то, что дают. Красивая, свободная. Сосать не умеет? Научи! Чё тебе сложно?
Сложно. Потому что хочется не просто секса. Хочется с душой. Я за три с половиной года, оказывается, успел соскучиться по отношениям.
Сына верну, потом можно думать в эту сторону. Пока лесом все эти мысли. Подрочил и спать. Участь у тебя такая, Роман Батькович. Считай, что свой срок ты ещё не отмотал и на свободу не вышел.
Плеснув холодной воды в лицо и вытерев с пола следы своего позора, выхожу в комнату. Аська сидит на краю старого дивана, смотрит в тёмное окно.
— В холодильнике еда какая-то осталась, — говорю ей. — В комнате ляжешь. Там в шкафу бельё возьми. Постели себе. А я тут, на диване. Всё равно поработать ещё надо.
— А как же? — смущённо отводит взгляд.
— Секс? — ухмыляюсь. — Скажешь, что всё было. Захотят проверить, отказывайся. Имеешь право. Ты не работаешь на объекте, где нужно столь тщательное медицинское обследование.
— Меня уволят, — Ася поджимает губы и ещё упорнее смотрит в пол.
— Слушай, я точно не тот, с кем у тебя должен быть первый раз. Иди спать. Утром подумаем, как тебя от этой повинности избавить. Парень есть?
— Есть, — всхлипывает девушка. — В армии.
— Зашибись. То есть он там, а ты…
— А мне работа с такой зарплатой нужна! — топает она ногой.
— Зашибись! — повторяю я. — И поэтому надо себя непонятно кому отдать! У тебя вата в голове? Дождёшься своего парня, и всё у тебя с ним будет так, как должно быть.
— А если…
— Без «если». Спать! Не беси меня.
Смотрит несчастными глазами оленёнка Бэмби.
— Да блядь, — провожу ладонью по затылку. — Утром звонок сделаю. Попробуем решить твою проблему. И мою заодно. Уйди с глаз.
Послушно уходит в спальню. Хлопает дверцами, шуршит постельным бельём.
Ну слава яйцам. Решили.
Делаю себе чай. Снова сажусь за ноут и продолжаю по крупицам таскать из сети информацию на Шалиева.
Часа в три ночи тру усталые глаза и понимаю, что спать не выйдет. У меня в голове две пластинки. Одна заезженная. На ней Никита плачет и ждёт, когда я за ним приеду. На второй зафиксировалась короткая молния от прикосновения к Катерине. Теперь они крутятся там одновременно.
Заглядываю в спальню. Ася спит.
Нахожу старый блокнот с листами в крупную клетку. Выдираю один. Пишу ей записку:
«Дверь захлопни. Деньги на такси на столе»
Даже если не закроет, брать здесь у меня всё равно нечего. Только пыль да старые цветочные горшки.
Прокатившись на байке по спящему городу, у ворот Шалиева слезаю и во двор технику закатываю уже пешком. Парни удивляются, чего меня принесло в такое время.
— Да хрен знает, — жму плечами. — Не спится. Дайте кофе.
Курю на улице, потягивая из чашки чёрный крепкий. Хорошо. Небо усыпано звёздами. Даже подсветка города не может их все заглушить.
Возвращаю чашку парням. Решаю пройтись по периметру. Ночью я тут ещё обследование не проводил.
На подходе к беседке останавливаюсь. Прислушиваюсь. Всхлипы или меня глючит?
Перестаю дышать, чтобы не сбивало.
Правда, кто-то плачет.
Прохожу дальше. Катерина. Лицо руками закрыла. Халат распахнут до самого бедра. На нём две алые, набухшие полоски.
У неё руки дрожат. И голос уже охрип. Давно плачет. Здесь слепая зона. Беседка камерами не просматривается.
Вхожу внутрь и осторожно касаюсь ладонью узкого плеча. Катерину подбрасывает на месте. Дыхание совсем сбивается. Старается глубоко дышать, глядя на меня совершенно перепуганными глазами. Слёзы проложили несколько неровных дорожек по её щекам. Крупные капли катятся по подбородку на шею.
Протягиваю ей ладонь.
Нервно крутит головой и дышит чаще.
— Да иди ты сюда, — вздыхаю, взяв её за запястье и потянув к себе.
Обнимаю тонкое, трясущееся тельце. Она вся в пружину превратилась.
— Это он сделал? — дышу ей в ухо.
— Нет, — неубедительно лжёт. — Отпусти. Меня нельзя трогать.
— Здесь никто не увидит. Я контролирую, — стараюсь говорить спокойно, гася внутренние вибрации ярости.
Чем он её так? Шнуром, что ли? Это же пиздец! Я думал, всё ограничится наручниками или где-то рядом. А всё настолько хреново.