«Но как преодолеть все эти болота, реки, дремучие леса, полные зверей, и как избежать встречи с охотниками за людьми?» Тут ее поразила мысль: за это время она много раз исповедовалась православным священникам, но ни разу не вспомнила о том ужасном периоде в своей жизни! И она не пыталась это скрыть — она этого действительно не помнила, вплоть до последнего времени. Выходит, если это забыть, прошлое перестанет существовать! А для этого надо уничтожить все, что как-то связывало ее с ним.
Беата бросилась к сундуку, стоявшему в углу комнаты, открыла крышку и начала выбрасывать наряды, пока не добралась до дна, где, завернутая в кисею, лежала золотая маска.
«Надо взять дубинку у Никона и превратить это страшилище в бесформенный кусок золота, а его пожертвовать монастырю!» — промелькнула у нее мысль, пока она разворачивала материю.
Но когда уродливое божество явилось перед ее взором, эта мысль исчезла. Не думая, что делает, она сняла кокошник, надела маску, и тогда наступило успокоение.
«Как я могла решиться уничтожить Лик Девы? — ужаснулась Беата. — Я была не права! А ОНА… голодная! Как смела я так долго держать ЕЕ в заточении?»
С этими мыслями она сняла маску, завернула ее в кисею и, прижимая к груди, спустилась в нижнее помещение, где Палашка как раз разделывала козу, подвешенную на крюке. Кровь животного стекала в глиняную миску. Беата отослала Палашку с незначительным поручением, а после ухода девки размотала маску и погрузила ее в миску с кровью. Тут она услышала на крыльце тяжелые шаги мужа и быстро замотала маску в кисею, но не успела подняться наверх, как вошел встревоженный Василий.
— Князь Иоанн с войском подошел — жжет околицы! А ополчение еще не полностью собрано, сил маловато! Псков вновь предал нас — поддержал Иоанна!
Тут он увидел сверток в руках Беаты и заинтересовался им. Как ни пыталась она сопротивляться, он силой выхватил его из ее рук и развернул.
— Знатная вещица — золотая, тяжелая! — с удовлетворением сказал он, рассматривая маску со всех сторон. — Откуда у тебя эта страхолюдина — идол языческий?
Беата молчала, потупив взор. Василий не стал более ее пытать, лишь отметил:
— Ладно — владей! Нынче тяжелые времена наступают — авось пригодится! — И он тяжело вздохнул. — Господи! Сотвори чудо — изничтожь супостата Иоанна с его войском!
* * *
Войска великого князя окружили плотным кольцом Новгород, лишив его жителей всякой возможности получить помощь извне, оставив без продовольствия и дров, так как все поселения вокруг города были сожжены. Народ частью был побит, частью укрылся на болотах, где людей ждала смерть от голода и холода — как раз ударили сильные морозы. Ополчение, которое укрылось за стенами, было малочисленным, тем более свежи были воспоминания о том, как воевода великокняжеский, князь Холмский, побил новгородскую рать на речке Шелони, превосходящую его по численности в шесть раз. Первыми в городе почувствовали голод простой люд, ремесленники, и начались беспорядки, а сторонники великого князя подняли головы, их число значительно увеличилось. Марфа Борецкая с каждым днем теряла единомышленников. Было направлено к великому князю новое посольство во главе с архиепископом Феофилом, которое должно было согласиться на все требования князя — новгородцы лишались всех вольностей, веча, колокола, самоуправления и обязывались целовать на том крест.
В тот день, когда отправилось посольство, Василий вернулся от Марфы Борецкой сам не свой, был бледный как мел. Отослал челядь прочь, остался с Беатой наедине.
— Погибель пришла на нашу голову, — произнес он с отчаянием в голосе. — Ничто нас не спасет. Меня-то есть за что карать — завинил перед князем, ослушался его наказа в Новгород не приходить, крамольные речи вел, новгородцев звал под Казимира — только плахи и достоин… А может, и смерти мучительной… Тебя жаль — он не пожалеет мою жену, не посмотрит, что ты не наших кровей. Если повезет — в черницы пострижет и в дальний монастырь отправит, а то и в темнице будешь гнить…
— Что же делать? — спросила Беата, догадываясь об ответе.
— Бежать надобно. Этой ночью через потайную калитку выйдем к реке, и по льду, если Господу будет угодно… Никому говорить нельзя, даже челяди. Сейчас каждый захочет выслужиться — мою голову на милости Иоанна поменять.
— Куда же мы пойдем? Вернемся в Переяславль?
— Нет, там нас прежде всего искать станут. Пойдем на Киев. Я имею грамоту от Марфы к князю Михаилу Олельковичу — может, чем пособит, хотя и сам он в опале. Не дали ему киевский стол после смерти его брата Семена Олельковича, посадил там Казимир своего воеводу. Вот только бы нам туда добраться!
— А это далече будет?
— Два таких пути, как из Москвы до Новограда. А теперь будем идти пешком, без коней, без саней. Дичь в дороге будем добывать, чтобы прокормиться. Лишь бы из крепости благополучно выйти. Помоги нам, Господи!
— Я пойду соберусь.
— Все уже подготовлено. В сарафане далеко не уйдешь — возьмешь мою одежду.
— Она будет велика мне!
— Ничего, я подобрал — теплее оденешься. Вот еще что: товары я здесь оставляю — их с собою не возьмешь, мы ведь будем без лошадей. Немного серебра есть у меня, немного дала Марфа. То золото, которое у тебя видел, не забудь взять с собой. В пути пригодится — на него не один табун лошадей можно купить!
— Хорошо, — кротко согласилась Беата, хотя подумала противное. — А вот Марфа — как она? Тоже бежать будет?
— Не может она — хворает, да и внук ее, Василий Федорович, слишком мал для такой дороги. Уповать будут на милость Господа Бога нашего и великого князя Иоанна… Иди пока, отдыхай. Как стемнеет, я все в дом принесу, помогу одеться, а там помолимся и тронемся в путь, — и с этими словами Василий вышел из дома.
Поздней январской ночью Василий и Беата тихо вышли из ворот дома и двинулись в направлении городских укреплений, выходящих к реке. Беата чувствовала себя неуклюжей и неловкой в мужской одежде — в портах и рубахе грубого полотна, поверх которой были надеты кафтан и телогрея, а на них светлый овчинный тулуп, мехом внутрь. На голове у нее была беличья шапка, а на ногах — валенки. Так же был одет Василий, он с сожалением поменял удобные ичетыги[11] на грубые валенки, но они не боялись никакого мороза. За спиной у него висели мешок и лук со стрелами, на боку — верная сабля, а за пояс был заткнут кинжал. У Беаты за спиной тоже был мешок с провизией, но значительно меньших размеров. Василий шел заранее намеченным путем, обходя уличных сторожей. Беате было тяжело идти, и она со страхом представляла, какой длинный путь им предстояло преодолеть, — ведь она устала, пройдя всего ничего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});