Читать интересную книгу Коды комического в сказках Стругацких Понедельник начинается в субботу и Сказка о Тройке - Юджин Козловски

Как стало ясно из предыдущей дискуссии, заглавие книги - "Понедельник начинается в субботу" - обладает многими значениями и является потенциальным источником комических и эстетических эффектов. В некотором роде, как я попытался показать, эти эффекты зависят от организации нарратива в терминах порядки и эмфазиса. На протяжении всей книги отбор и организация информации, подразумевающейся во фразе "Понедельник начинается в субботу", похоже, является решающим для творения ее множественных семантических, эстетических и комических функций. На протяжении всех попыток достичь знания о контрамотной жизни директора Януса заглавие книги и лозунг ученых - "Понедельник начинается в субботу" - достигают каждый раз другого семантического уровня. Образ директора, постепенно развивающийся, соотносится и развивает концепцию обратного времени в заглавии и лозунге. То, что изначально появляется как амбициозный призыв к интенсивной работе (или отсутствию работы), в конце концов становится кодовой фразой не только для контрамоции, но и для формулы постижения будущего - для контроля человеческой судьбы и безопасного счастья.

История директора Януса может быть также прочитана как пародийная переделка размышлений А.Герцена о судьбе России, разорванной конфликтом между славянофилами и западниками. В "Былом и думах" западник Герцен говорит: "Да, мы были противниками их, но очень странными. У нас была одна любовь, но не одинакая - и мы, как Янус или как двуглавый орел, смотрели в разные стороны в то время, как сердце билось одно."130 Размышляя над российским культурно-национальным кризисом идентификации, Герцен с беспокойством и волнением вспоминает ссоры интеллигенции. Западники полагали, что Россия отстала и предлагали строить общество по западной модели. Славянофилы полагали, что западное общество вырождается и считали, что России следует восстановить древние уникальные принципы соборности и православия. С середины 19 века русские политические и общественные движения склонялись то к одному, то к другому из этих направлений, циклически чередуя их. В то же самое время, впрочем, эти две школы зачастую смешивались, как это видно в отрывке из Герцена. В нем автор, западник, отдает дань уважения своим прежним оппонентам, а закончил он свой жизненный путь славянофилом. На самом деле, в определенные периоды эти два направления не могли быть четко разграничены; они иногда перекрывались и противоречили друг другу. Истоки Октябрьской революции - в западных идеях Маркса о пролетарском государстве, но при советском, марксистском, режиме Россия оказалась вновь отрезана от Запада, в то время как славянофильские моменты - как, например, интерес к фольклору и иногда религии (на протяжении Второй мировой войны) культивировались, общественная, "соборная" жизнь развивалась - хотя в основном под влиянием принуждения и необходимости. Аллюзия Стругацких на герценовское видение российской интеллигенции 19 века выражается в показе современной российской интеллигенции, творческого научного сообщества в лице директора Института. У-Янус - выдающийся ученый, в то время как А-Янус - обычный администратор: "У-Янус - это крупнейший ученый международного класса. Что же касается А-Януса, то это довольно обыкновенный администратор" (С.73). Разделение и обозначение их функций подчеркивается инициалами: "А" - администратор, "У" - ученый. Они представляют собой конфликт в советском обществе - между коммунистической администрацией и творческими силами российской интеллигенции. Авторитарные административные методы А-Януса хорошо показаны его поведением в споре по поводу места проведения эксперимента его подчиненным Выбегалло. Он отвергает предложение провести эксперимент в городе, утверждая саркастически, что это - в соответствии с желаниями самого Выбегалло: "Эксперимент, согласно просьбе Амвросия Амбруазовича, будет произведен сегодня в десять ноль-ноль. Ввиду того, что эксперимент будет сопровождаться значительными разрушениями, которые едва не повлекут за собой человеческие жертвы, местом эксперимента назначаю дальний сектор полигона в пятнадцати километрах от городской черты." (С.158-159). У-Янус, напротив, - ученый, образец самопожертвования. Он занимается тайнами мироздания, а его жизнь - жизнь контрамота - позволяет ему знать будущее, и эта особенность делает его метафорическим образом - современным пророком. Тайна директора постепенно раскрывается в книге. В последней главе читатель наконец узнает, что директор, будучи А-Янусом и У-Янусом, знает будущее и прошлое, как они существуют в памяти. Что объединяет двух Янусов, так это их любовь и приверженность науке как средству достижения человеческого счастья. Что объединяло славянофилов и западников, так это их любовь к России и стремление к счастью для ее народов. Славянофилы были преданы прошлому, смотрели в прошлое, что Герцен назвал "воспоминанием", а западники смотрели в будущее и были заняты "пророчеством". Образ директора, само противоречие двух разных личностей, воплощенных в одном человеке и живущих в противоположных потоках времени, обладает эффектом загадочности и комичности. Смешение правил обычной жизни и двойственность жизни директора Януса Полуэктовича обладает комическим эффектом в духе бахтинского карнавального смеха: "Для карнавального мышления очень характерны двойные образы, выбираемые либо за различие (высокий/низкий, толстый/тонкий и т.д), либо за сходство (близнецы). Также характерно обратное использование предметов: надевание нижней одежды поверх (или наизнанку), штанов на голову, тарелок вместо шляп, использование кухонной утвари вместо оружия и т.д. Существует традиция карнавальной эксцентричности, выворачивания обыденного и общепринятого, жизни вне повседневной рутины"131 Феномен двойственности (двойной сущности), представленный директором Института, соединяется с иными образами, и вместе они формируют основной, повторяющийся мотив сказки. Необычная сама по себе, двойственность директора перекликается со сходным и очень распространенным в Институте феноменом дублей. Дубли у Стругацких различны. За исключением загадочной двойственной целостности Директора, они - некий вид роботов, копии своих создателей ("точная копия своего творца"), или, в крайнем случае андроиды (выбегалловская модель человека). Сотворение копий человека и использование их в работе подобно роботам - распространенная практика в Институте: "Настоящие мастера могут создавать очень сложных, многопрограммных, самообучающихся дублей. Изначальная абсурдность вышеприведенных утверждений повествователя о дублях частично сглаживается и становится источником комических эффектов, если вообразить различные философские и научные школы, серьезно подходящие к этой проблеме и не исключать возможности искусственной жизни. Искусственный человек или искусственный разум на протяжении долгого времени были объектом мифов, алхимии, науки и литературы. "Размытая грань между человеком и машиной, одно из больных мест философии нашего времени, восхищает научную фантастику"132. Изготовленные людьми существа в мифах и литературе принимали различные формы: гомункулусы, големы, чудовища Франкенштейна, роботы, механические мозги, андроиды. Спор о том, являются ли дубли формой жизни или нет происходит и во время корнеевского эксперимента с рыбой. Мертвая и выпотрошенная рыба, которую вернули к жизни, полагается примером нежити - небелковой жизни. Затем Корнеев приводит еще примеры небелковой жизни, сотворяя своих собственных дублей разного размера. Он великий маг и творит дублей без усилий, действительно магическим методом - просто щелкая пальцами и затем посылая созданных дублей работать, но его коллега Амперян не впечатлен: "- Нежить не есть жизнь, - сказал Эдик. - Нежить существует лишь постольку, поскольку существует разумная жизнь. Можно даже сказать точнее: поскольку существуют маги. Нежить есть отход деятельности магов." (С.162). Сотворение дублей в Институте - результат как высокоразвитой технологии и науки, так и магии с волшебством. Будь они достижением науки или магии (или обеих сразу), эти экстраординарные создания глубоко и комически контрастируют со своим примитивным или неуместным использованием. Разговорная манера Привалова и "низкостилевое" упоминание мимоходом указывают на то, что он описывает пустяк, требующий простейших навыков, известных большей части магов Института. Но это также комически отражает ограниченность, рутинность и обыденность функций дублей: "Дубль - это очень интересная штука. Как правило, это довольно точная копия своего творца. Не хватает, скажем, человеку рук - он создает себе дубля, безмозглого, безответного, только и умеющего, что паять контакты, или таскать тяжести, или писать под диктовку, но зато уж умеющего это делать хорошо. Или нужна человеку модель-антропоид для какого-нибудь эксперимента - он создает себе дубля, безмозглого, безответного, только и умеющего ходить по потолку или принимать телепатемы, но зато уж умеющего хорошо. Или самый простой случай. Собирается, скажем, человек получить зарплату, а времени терять ему не хочется, и он посылает вместо себя своего дубля, только и умеющего что никого без очереди не пропускать, расписываться в ведомости и сосчитать деньги, не отходя от кассы." (С.118). Если представить себе работу интеллекта и все ресурсы и энергию, потребные для сотворения дубля, это начинает восприниматься как забавное расхождение с реальными целями и задачами этого творения. За этим образом дублей, стоящих в очереди за зарплатой и следящих, чтобы никто не пролез вне очереди, Стругацкие выстраивают и сатирически обличают постоянную плохую организацию советского общества, особенно в части сервиса, равно как и дурное управление и трату невозобновимых ресурсов. Высмеиваются также низкие и неэффективные технологии и обслуживание непривилегированного слоя, в то время как для слоя привилегированного стандарты науки и обслуживания высоки. Таинственное двойное существование директора, а также другие дубли откликнутся еще в наиболее заметном дубле из всего повествования собственном выбегалловском дубле, модели человека, которая будет проанализирована отдельно - в следующей главе.