Читать интересную книгу Тело Милосовича - Алексей Митрофанов

Оказавшись за воротами, Филатов в первое мгновение растерялся. Не очень широкая улица была сплошь заставлена машинами и автобусами, которые все одновременно чадили двигателями и беспорядочно разъезжались. Дышать от выхлопных газов было тяжело. Никого из знакомых на глаза не попалось — ни коллег по Думе, ни съемочную группу «Первого канала», ни сотрудников российского посольства он не увидел.

Отойдя метров пятьдесят от дома, он стал на обочине и принялся голосовать.

Остановился не очень новый «вольво». Впереди рядом с водителем уже сидел пассажир, и Филатов засомневался, стоит ли ему садиться в машину, где есть двое. Но водитель опустил стекло, перегнулся через пассажира и спросил по-сербски:

— Куда вам?

— Белград, — ответил Филатов, на всякий случай с французским прононсом.

Водитель окинул его оценивающим взглядом.

— Пятьдесят долларов, — сказал он.

Пассажир впереди сидел неподвижно, не проявляя никакого интереса к их разговору. Он даже не взглянул на Филатова, и тот подумал, что они с водителем не знакомы. Сзади к воротам дома Слободана уже подъехала машина Милоша с мигалкой.

«Где моя не пропадала», — подумал Филатов и открыл заднюю дверцу. Очень уж не хотелось ему опять встречаться с Милошем. Кроме того, он опасался, что если увидит его еще раз, то не сдержится и выскажет тому что-нибудь резкое, между ними разгорится ссора, которая теперь уже никакого смысла не имела и была способна лишь усугубить ситуацию, но никак ее не улучшить.

«Вольво» тронулся. Филатов оглянулся. На машине Милоша включилась мигалка, и она стала их нагонять. Милош сидел рядом с водителем и пристально вглядывался во все машины, мимо которых про езжал. Филатов понял, что тот высматривает именно его. Он порадовался, что в «вольво» тонированные стекла, но на всякий случай наклонил голову, как будто искал что-то у себя под ногами. Он оставался в таком положении до тех пор, пока сполохи мигалки не рассеялись впереди. Теперь можно было вздохнуть с облегчением и расслабиться.

Однако час от часу оказалось не легче. Водитель и пассажир стали неспешно разговаривать, и оказалось, что они не только знакомы, но и говорят по-албански.

«Что могли делать албанцы на похоронах бывшего президента Югославии?» — удивился Филатов. Он почувствовал себя неуютно, но потом это чувство прошло — вспомнил, что для них он француз. Хорошо, черт возьми, свободно говорить хоть на одном иностранном языке! Филатов легко учил языки, французский же освоил лучше других.

Албанцы на переднем сиденье лениво что-то обсуждали и, казалось, не обращали на него никакого внимания. Филатов стал невольно прислушиваться к звукам чужого языка. По прозвучавшему несколько раз имени бывшего президента Сербии он понял, что они говорят о похоронах.

Порой, забывшись, они переходили на сербский, и из этих коротких фрагментов Филатов понял, что их волнует тот же вопрос, что и его, — действительно ли Слободан умер или всех просто дурачат с его смертью? Попутчики никак не могли прийти к единому мнению, и спор постепенно становился ожесточенным.

Водителю было лет двадцать семь. Скуластый и черноволосый, он отдаленно напоминал цыгана. Его приятеля Филатов толком не разглядел. Иногда тот слегка поворачивал голову к водителю, и Филатов заключил, что тому лет тридцать пять, может, сорок. Он имел невыразительную внешность и хриплый прокуренный голос.

Завидев на дороге полицейских, оба, не сговариваясь, переходили на сербский, которым владели хорошо и разговаривали без акцента. Эта особенность их речи позволила Филатову заключить, что они или из Косово, или же вообще живут в Сербии. Прежде Филатов встречал немало албанцев на улицах Белграда. Чаще всего это были строительные рабочие и уличные торговцы.

После очередного полицейского поста водитель и пассажир забыли перейти на албанский и продолжали говорить по-сербски.

— Видал, — произнес пассажир, — когда его везли туда, всю дорогу цветами устлали.

— Я бы перед ним фугасы установил. — В словах водителя звучала неприкрытая злоба.

— Дурак! — одернул его пассажир. — Мы уже и так получили что хотели, а он умер. Чего еще хотеть?

— Еще не получили, — возразил парень.

— Так скоро получим. Косово станет нашим. Ты в этом сомневаешься?

— Вот когда его объявят независимым, тогда я и успокоюсь, — заявил парень. — А до тех пор я ни в чем не уверен, даже в том, что он умер.

— Умер, это точно.

— Ты так считаешь? Но почему-то никто его в гробу не видел.

«А ведь и правда, — мысленно согласился с ним Филатов. — Никто в Сербии Слободана в гробу не видел. Зря я не спросил у зампреда Соцпартии или Милоша, открывали ли они гроб, когда его только доставили из Гааги. А то похоронили — а кого? Может, там лежит другой узник трибунала или двойник, например».

Мысль о двойнике пришла ему в голову впервые, раньше он об этом не думал. Филатов понимал, что это абсолютная фантастика. От неизвестности в голову начала лезть разная чушь. Умертвить двойника и положить его в гроб вместо Слободана — это было нереально. Никто бы на это не пошел. Такой вариант следовало исключить сразу и даже не рассматривать. Да и были ли у Милосовича двойники? Что-то Филатов о таковых не слышал. И зачем хоронить двойника, если гроб все равно закрытый?

— Умер, — уверенно произнес пассажир.

— Может, ты и прав, — не стал спорить водитель, — но проверить не помешало бы.

— Проверим, — пообещал пассажир, — пусть только пыль уляжется.

Филатов сидел затаив дыхание. Значит, увидеть покойника хотел не он один. А кто же его видел на самом деле? История-то совсем темная получается.

Он посмотрел в окно. Они проезжали через какое-то село. Подростки на обочине при свете фонарей играли в футбол. Один неудачно ударил по мячу, и тот выкатился на дорогу перед их машиной. Другой, разгоряченный игрой, метнулся за мячом, ни о чем не думая.

Все произошло очень быстро. Водитель резко нажал на тормоз. Всех сильно бросило вперед. Те двое громко выругались по-албански, а Филатов — по-русски. Машина остановилась, когда до подростка оставалось не больше полуметра. Подхватив мяч и глупо улыбаясь, тот произнес «Извините» и быстро вернулся к своим. В этот момент водитель и пассажир одновременно обернулись. Очевидно, до них дошло, что все это время они разговаривали по-сербски и выболтали свои секреты. Они уставились на Филатова, пытаясь определить, понял он их разговор или нет. Молчание длилось несколько секунд. Первым нарушил его Филатов.

— The stupid little bastard![1] — произнес он с возмущенным видом.

Албанцы все еще молчали.

— He need to be punished![2] — продолжал бушевать Филатов и даже замахнулся растопыренной пятерней, показывая, как он влепил бы затрещину злополучному подростку.

— Куда вам нужно в Белграде? — спросил водитель по-сербски, не отрывая подозрительного взгляда от его лица.

— Я don't знать сербский well,[3] — сказал Филатов, нарочно коверкая слова.

— Where are you going?[4] — вмешался пассажир.

— In the down-town,[5] — сказал Филатов, хотя ему хотелось ответить, что он уже приехал и выйдет здесь.

Они отвернулись. Машина тронулась с места. С этих пор Филатов не услышал от них ни единого слова по-сербски. Да и по-албански они теперь разговаривали мало, изредка обмениваясь короткими репликами в одно-два слова.

Филатову не хотелось думать о том, как могли бы развиваться события, если бы попутчики узнали, что он прекрасно понимает сербский язык, приехал из России и произошло это где-нибудь на пустынной дороге.

Он вышел за пару кварталов от гостиницы «Москва», расплатился и на прощание приветливо помахал водителю рукой. Тот криво усмехнулся и рванул с места, обдав Филатова выхлопными газами и грязью из-под колес. Филатов даже не успел разглядеть номер «вольво».

Подойдя к гостинице, Филатов еще издали увидел машину Милоша. Сам он стоял возле крыльца и разговаривал по телефону. Вокруг него ходили какие-то люди с рациями. Вид у всех был такой, будто они чем-то обеспокоены. «Заботливый папик опять желает поговорить о дипломатическом будущем своей дочурки», — криво усмехнулся Филатов, почувствовавший себя после приключения с албанцами более уверенно, чем прежде. Продолжать унылые беседы про МГИМО ему больше не хотелось. Он повернулся и решительно зашагал прочь.

Вдогонку у него мелькнуло желание рассказать Милошу о подозрительных албанских ребятах, но он подавил его. «Пусть сам ищет, — решил Филатов. — Кто здесь замминистра внутренних дел, он или я? Это его работа».

Албанцы были сейчас его союзниками. Если они докопаются до истины, то это станет известно всем, и тогда и ему не придется ничего делать дальше. Хорошо бы. В противном же случае придется доискиваться самому. Филатов хорошо себя знал. Ему очень не нравилось, когда его дурачили. И особенно когда делали это таким беспардонным образом, как сейчас. Не будь этого, он забыл бы обо всей истории.