Читать интересную книгу Игра на чужом поле - Александра Маринина

– Ну, даю. Чего стряслось-то?

– Тебе сказали, что будет в конце фильма?

Она молчала. Вот дурачок, ну что он так переживает? Она дала ему слово, что не будет врать. Но ведь и им она дала слово, что будет молчать. Господи, вот дурь-то, прямо детский сад: первое слово дороже второго.

– Я спрашиваю тебя, Света, – голос Влада был пугающе монотонным, – тебе сказали, что будет в те последние шесть минут?

– Да сказали, сказали, – в раздражении вырвалось у нее. – Трахаться мы с тобой будем, порнуху изображать. Сам не мог догадаться? Тоже мне, тайна мадридского двора!

– Нет, Света, тебя обманули. Они тебя убьют.

Он сказал это так просто, что Светлана сразу поверила.

Глава 5

День шестой, который начался ночью

– Ты как будто не в себе, – заметила Настя, послушно идя следом за Дамиром по длинному коридору второго этажа.

– Не обращай внимания, – отмахнулся он. – Я очень торопился вернуться, пока ты не легла спать, попросил таксиста ехать побыстрее, а он так гнал, что мы чуть в аварию два раза не попали.

– Испугался?

– Есть немного. До сих пор в себя не приду.

Он открыл дверь своего люкса, пропустил Настю вперед, помог ей снять куртку.

– А сигареты! – спохватилась она. – Черт, кажется, я оставила их на скамейке. Не возвращаться же теперь…

– Обижаешь, Анастасия. Если уж я позаботился о мартини для тебя, то неужели ты думаешь, забыл о сигаретах?

Дамир театральным жестом вытащил из бара бутылку, стаканы и пачку хороших ментоловых сигарет.

– Смотри-ка, запомнил, – усмехнулась Настя. – Если не обращать внимания на мелочи, то можно поверить, что ты и в самом деле влюблен.

– Настенька, – Дамир ласково взял ее за руку, – чем еще я могу доказать тебе свою искренность? Уже два дня, как я здесь…

– Три, – спокойно поправила Настя.

– Что?

– Ты здесь не два дня, а три. Это и есть те мелочи, которые мешают мне поверить в твою искренность. Я не спрашиваю тебя, зачем ты врешь, я принимаю это как факт. Ты большой мальчик, Дамир, тебе уже скоро сорок, и если ты врешь, то, наверное, в этом есть какой-то смысл для тебя. И не вздумай мне ничего объяснять. Просто прими как должное: я не верю ни одному твоему слову. Но это совершенно не мешает мне обсуждать с тобой вопросы, не требующие правдивости. Например, твою работу. Знаешь, мне понравился твой фильм. Я бы хотела его досмотреть. Можно?

– Можно. – Его голос стал холодным. – Твоя прямота меня убивает. Ты со всеми так?

– Как – так?

– Не играешь в карты. Расставляешь не только точки над «i», но и знаки препинания. У тебя, наверное, и друзей-то нет?

– Нет, – согласилась Настя. – У меня есть любимый мужчина, который заменяет мне всех друзей, вместе взятых.

– Анастасия, – простонал Дамир, – ты невыносима. Черт меня дернул увлечься тобой. Ладно, досматривай кино, а я пока сделаю кофе.

…На экране уже совсем взрослый внук переживал трагедию одиночества. «Ты отнял у меня дар слова, – упрекал он деда. – Я не умею нормально выражать свои чувства, я могу только играть. Я растерял всех друзей, от меня уходят женщины, потому что я косноязычен и могу объясняться с ними только при помощи музыки». – «Зато ты создал великую, бессмертную музыку», – отвечал ему умирающий слепой дед. «Я не хочу этого! Я хочу, чтобы у меня была жена, дети, друзья, я хочу быть как все!» – «Человек, сочиняющий великую музыку, не должен быть как все, – отвечал дед. – Если у тебя есть дар, забудь про обычную жизнь с ее правилами и прочими глупостями. Они не для тебя. Ты – гений». Дед медленно угасает, а внук, стоя рядом с его постелью, исступленно кричит: «Я не хочу быть гением. Не хочу, не хочу, не хочу!..» И вдруг, поняв, что не умеет выразить словами всю боль, всю ненависть к деду, к самому себе, к музыке, он хватает скрипку и начинает играть. Конец фильма.

Это была, на Настин взгляд, превосходная работа. Дамир по-настоящему талантлив, с этим трудно спорить. Его музыкальные способности раскрылись в фильме в полной мере, да и сюжет не рядовой.

– Тебе понравилось? – Дамир заглянул ей в лицо.

– Очень, – искренне сказала Настя. – А есть еще что-нибудь?

– Нет, я привез только одну кассету, хотел показать Регине.

«Интересно, а что же еще ты ей показывал? За какую работу она тебя так безжалостно критиковала и называла халтурщиком? За эту? Если память мне не изменяет, то сегодня днем ты вполне определенно заявил, что Регина Аркадьевна этот фильм еще не видела. Опять ты врешь, Дамир Исмаилов. Но я не буду ловить тебя на слове и уличать во лжи. Я не на работе. Ну, поставлю я тебя в неловкое положение, покажу, какой ты неумелый лгун и какая я проницательная. И дальше что? Мне с тобой детей не крестить. Хочешь врать – пожалуйста, сколько угодно. Меня это не касается».

Потом Дамир долго и нежно целовал Настю, гладя ее по спине и ласково перебирая длинные волосы, и опять Настя внутренним метрономом просчитывала ситуацию, называя себя при этом циничной, холодной и начисто лишенной романтичности. «Я – моральный урод, – уже в который раз за последние дни повторяла она про себя. – Почему я не могу расслабиться и получить удовольствие от ухаживаний красивого талантливого мужчины? Почему мне так скучно?» Она дала Дамиру поблажку и на этот раз досчитала до двадцати. Потом поднялась, пожелала ему доброй ночи и ушла к себе.

* * *

У Павла Добрынина было выработанное годами твердое правило: никогда не оставаться у женщины до утра. Понятие «утро» в его представлении не связывалось с каким-то определенным положением стрелок на часах. Главным критерием была утренняя атрибутика: умывание, разговоры, совместный завтрак, одним словом – все, что так или иначе напоминало семейный уклад. Даже если он просыпался в чужой постели в десять утра, он немедленно одевался и уходил. Так ему было проще.

Оторвавшись от роскошного тела брюнетки, Павел взглянул на часы – почти половина четвертого. Двести тысяч, считай, в кармане, с удовлетворением подумал он. Пора идти к себе и хоть немного поспать.

Брюнетка отнеслась к этому с пониманием и не удерживала его. Видно, она с ним одной породы, ищет разовых развлечений, а не постоянных партнеров.

Подойдя к номеру 240, Павел тихонько постучал. Не услышав за дверью никаких шорохов, свидетельствующих о том, что сосед проснулся и сейчас откроет ему, постучал погромче. Тишина. Он осторожно нажал на ручку. Дверь легко поддалась. Ну, паразит, разозлился Добрынин, дрыхнет без задних ног в незапертом номере. Ведь сколько раз предупреждал, чтобы не оставлял дверь открытой: его, Павла, кожаная куртка, фотоаппарат, двухкассетник и прочее барахло стоят бешеных денег, а вдобавок у них в номере хранится общая касса, не только их с Николаем, но и Женькины вклады в игру. Поразительная беспечность.

Включив верхний свет, Павел приготовился устроить приятелю выволочку. Тот неподвижно лежал, укутавшись одеялом и повернувшись лицом к стене.

– Эй, Коляныч! – громко позвал Добрынин. – Ну-ка просыпайся! Нас обокрали.

Сосед не шевельнулся. Павел подошел к нему, потряс за плечо. Крик застрял у него в горле.

* * *

– Что же нам делать? – растерянно спросила Светлана Коломиец. Она сидела на диване, свесив босые ноги на пол и укутав плечи одеялом.

– Надо линять отсюда, пока за нами не приехали. В нашем распоряжении около четырех часов.

Влад медленно ходил по комнате, его знобило, и он никак не мог согреться.

– Вся беда в том, что нам некуда деваться. Нас найдут моментально – красивая девушка и с ней лилипут. Колоритная парочка, ничего не скажешь.

– А если просто уйти отсюда, пока нас не хватились, и затаиться? – предложила Света. – Найти какой-нибудь подвал или заброшенный дом и переждать какое-то время?

– Ты забыла самое главное. Я же на игле. Ты представляешь, что будет со мной завтра? Сколько у нас денег?

– У меня – тысяч двести, не больше. А у тебя?

– Только на обратную дорогу.

– Может, успеем до наступления утра уехать из города? Давай попробуем. Ты знаешь, где вокзал?

– Понятия не имею, я прилетел на самолете. А ты?

– Я тоже. Городской транспорт не ходит, на улицах пусто, дорогу спросить не у кого. Такси?

– Отпадает. В нормальных городах в наше время простые таксисты ночью не работают. Только мафиозники. Прямо к ним в лапы и сунемся.

– А вдруг повезет, а, Влад? Возьмем частника.

– Ты в уме? Какой частник в четыре утра посадит в машину незнакомых людей? А если и посадит, то только с одной целью: завезти подальше и ограбить.

– Ну нельзя же так, Владичек, – жалобно всхлипнула девушка, – если в каждом человеке видеть преступника, значит, у нас вообще нет выхода. А он должен быть, ты слышишь меня? Обязательно должен. Умирать-то не хочется. Влад, ты же мужчина, ты должен придумать что-нибудь.

– Значит, так, девочка… – Влад остановился на секунду, потом продолжил мерное хождение по комнате. – Если мы не выберемся отсюда до утра, нам конец. Пытаться уехать очень рискованно, может получиться только хуже. Вариант один – остаться. Для этого нужно сменить одежду и тебе, и мне. Ты в своем платье пятидесятых годов сразу бросаешься в глаза. Обо мне и говорить нечего, второклассник во взрослой одежде. Еще нужны деньги на жратву и на дозу. Только я ума не приложу, где ее взять, я в этом городе никого не знаю. Но если мы решим проблему с одеждой, деньгами и дозой, то у нас есть шанс выбраться. Только помолчи пять минут, я должен подумать.