Ну и что же делать? Подчиниться? Обидно. Недостойно. Не подчиниться? Убьют. Или не убьют, блефуют, запугивают?
И вот дня через два Пол принес мне ту газету с сенсационным сообщением о смерти Джереми. Как бы хотел продемонстрировать, что перед убийством их шайка не остановится.
Представьте себе, что мне стало жалко Джереми - этого запутавшегося предателя, хотя меня он предлагал уничтожить. Физиономию я ему расквасил бы с большим удовольствием, но убить... это другое дело. Наверное, очень трудно желать смерти человеку, которого знаешь лично. Я помнил его мрачное уныние и озабоченную тревогу о детях, которым нужны средства для бизнеса и для образования, его глупую жену, подозревавшую меня с первого взгляда; тяжко придется ей в безжалостном западном мире. Кажется, Джереми играл на скачках, вероятно, наделал долги, хотел поправить дела, на свой риск попробовал служить двум хозяевам - закону и беззаконию. И дослужился. Рискнул и утонул.
- Это вы укокошили его?- спросил я.
- Зачем я скажу "да"?- вопросом на вопрос ответил гангстер.-"Да" я не скажу на суде и не скажу лишнему свидетелю. Но Барба, мой наставник, царство ему небесное, если в то царство впускают мучеников электрического стула, говаривал, что в нашем деле нельзя таскаться с балластом. Этот Цап замарал себя кругом: не сберег картину, не нашел картину, тебя увез, назад не привез. Служба его в полиции кончилась. Он ехал назад, чтобы попасть под следствие и других потянуть за собой. Смерть для него была самым благородным исходом. Человек мужественный на его месте решился бы на самоубийство.
Но Джереми не был мужественным человеком.
- И вы убили своего товарища?
- Я лично не убивал. Но Барба считал, что разумные люди должны избавляться от балласта.
- Разумные люди разумных людей не убивают.
Пол пожал плечами:
- Не понимаю логики. Коп хотел уничтожить тебя, а ты волнуешься, когда убрали этого копа. Ты лучше о себе поволнуйся. Какое у тебя положение? Ты уехал вдвоем с человеком, этого человека нашли убитым. Сам же ты оказался в чужой стране, педешел странным образом через границу без визы, явно хотел скрыться. На суде тебе придется тяжко. Конечно, у закона много щелочек, но ты иностранец, ты ходов и выходов не знаешь. Мое гостеприимство - спасение для тебя. Но я не люблю упрямых гостей. Барба говорил, что он человек дела, не к лицу гангстеру содержать гостиницу для недогадливых.
Два дня ты думал, подумай еще часика два, и хватит.
В общем, я согласился переделывать нос Салли. Решил, что никому не будет вреда от этой переделки ни в Восточном полушарии, ни в Западном. Подумал, что так я выиграю время, а там улучу момент или придумаю чтонибудь. И умереть было жалко - жалко уносить в могилу уникальный секрет перевоплощения. Не знаю, идеально ли я поступил, никого не уговариваю следовать моему примеру. Может быть, благороднее было во имя принципиальности пойти на смерть. Но ведь никто не узнал бы даже о моей стойкости. Я оставил бы мир подозрительно исчезнувшим, предполагаемым убийцей. Мне выжить надо было хотя бы для того, чтобы имя свое очистить.
- Цена носа Салли - моя полная свобода,- сказал я.
И ожидал, что Пол скажет: "Да-да, разумеется". И не собирался верить слову убийцы. Велика ли цена его слова, если жизнь человеческая для него ничто?
- Условия диктую я,- возразил гангстер.- Зачем мне говорить "да", кто меня заставляет? За красивый носик Салли ты получаешь жизнь. Полгода жизни, разве этого мало? А там посмотрим, еще какой нос получится. Жизнь я тебе гарантирую. И довольно. Слово сказано. У Длиннорукого Пола слово верное.
Видимо, человеку чем-то надо гордиться обязательно. "Слово верное!"
- Какой же вы нос хотите?- спросил я краснолицую подругу гангстера.
Оказывается, этот вопрос был решен заранее. Салли принесла мне в качестве эталона вырванный из иллюстрированного журнала цветной портрет некоей европейской принцессы. Не кинозвезду выбрала Салли и не миллионершу естественный идеал для американки, а европейскую принцессу. Церемонного благородства хотелось гангстерше.
Впрочем, принцесса была прехорошенькая: миловидная блондинка с острым носиком и пухленькими, хотя и поджатыми надменно губками. Маленькая голова на несколько длинной шее нисколько не портила впечатления. Принцесса держалась с достоинством. Это хорошо и не только для принцессы.
Я распорядился размножить портрет и наклеить на все зеркала. Читателю я уже объяснял этот прием: нужно подкреплять воображение какими-то вещественными свидетельствами. И я сделал фотомонтажи из лица принцессы и платьев Салли и сделал групповые портреты: принцесса и Пол в обнимку, принцесса и Пол на лодке.
Затем последовало переливание крови. К счастью, кровь у меня нулевой группы, я универсальный донор.
И дал я Салли легкую дозу снотворного: не для забытья для легкой дремоты. Дремота облегчает внушение. На собственное воображение Салли я не очень надеялся.
А далее последовали сеансы внушения.
- Глядите в зеркало,- твердил я Салли.- Девушка в зеркале - это вы. И это вы с Полом в лодке. У вас тонкие ноги, легкая походка, чуть пританцовывающая. У вас худенькие руки, длинные пальцы музыкантши. У вас бледное лицо и прямой носик, остренький кончик у носа. Вот такой нос, в зеркало глядите.
И дело пошло, пошло и на этот раз. Кровь моя, введенная в чужие вены, начала переделывать чужие клетки. Пышнотелая гангстерша стала молодеть - это было заметно уже после третьего сеанса. Талия ее стала стройнее, лицо бледнее и тоньше, нос приподнялся и вытянулся, шея удлинилась. Все это напоминало кинонаплыв, растянутый на многие сутки. В грузных чертах сварливой сорокалетней женщины проступала кокетливо-надменная девушка.
Занятно было следить, как меняется и поведение Салли. Когда жирно намазанный рот крикливой торговки сменили поджатые губки, Салли перестала ругаться, стала кокетливо сюсюкать. С тонкими кистями рук появилась и аккуратность. Салли стала наводить чистоту и украшать цветами дом; цветы появились даже в моем винном погребе. Не знаю, какую роль тут играло новое тело. Вероятнее, Салли приспосабливалась к новому облику психологически, входила в роль молодой девушки и надменной принцессы.
И отношение к людям изменилось у Салли, в частности отношение к Полу. Ранее она обращалась с ним чаще всего с раздражением. Это было раздражение торговки, которая продешевила на рынке, продав свой товар хитрому старику, и вместе с тем уважение к этому старику, перехитрившему даже ее. Сейчас крикливая вздорность сменилась презрительной покорностью. Салли вела себя как знатная пленница пирата. Она уступила силе, но презирает победителя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});