В 1745—1808 годах в Баклерс-Хард построили и ввели в строй сорок четыре военных корабля. Среди них — прославленный «Агамемнон», любимец Нельсона, «Свифт-шур» и «Эвриал», чьи пушки сыграли не последнюю скрипку в грозной мелодии Трафальгарской битвы.
Тихая уединенная деревушка превращалась в арену кипящих страстей, когда на воду спускали очередное судно. Порой со всех концов округи съезжались до десяти тысяч зрителей. Прибывали целыми семьями — на деревенских телегах и в крытых двуколках. Готовый корабль стоял на стапелях, а собравшаяся толпа, затаив дыхание, ждала, когда прилив наберет полную силу. Полагаю, это было удивительное зрелище: один берег маленькой речушки битком забит народом, второй — за которым до самого горизонта расстилаются зеленые леса — тихий и спокойный. Напряжение росло с каждой минутой. Затем в какой-то миг раздавались крики: «Пошел… пошел!», и огромный 74-орудийный корабль медленно сползал в воду под звуки оркестра, наяривающего «Боже, храни короля».
Деревянные детища Баклерс-Хард бороздили воды мирового океана и принимали участие во многих сражениях. Они гордо пронесли британский флаг через все морские битвы, их носы рассекали чужие воды и повсюду представляли угрозу для французских кораблей.
В 1749 году — пять лет спустя после того, как началось бурное строительство в Баклерс-Хард, — Джон Монтегю мирно скончался в своем доме в Прайви-Гардене. Он отправился на небеса с твердой уверенностью, что основанный им Монтегю-таун затмит славу Портсмута.
Однако время внесло свои коррективы.
Деревянная обшивка уступила место железу, паруса — паровому двигателю. Количество кораблей, строившихся на берегу Бьюли, неуклонно уменьшалось. Судостроительная чудо-деревушка пришла в упадок — так же стремительно, как и возвысилась. Она вновь вернула себе старое имя — Баклерс-Хард — и теперь потихоньку зарастает травой. Лесные птицы снова кричат и воркуют там, где когда-то стучали плотницкие топоры. Серые цапли безбоязненно посиживают на дубовых бревнах — тех самых стапелях, по которым медленно спускались воинственные парусники, чтобы во всем своем великолепии войти в морскую историю Британии…
Таинственное, полное преданий место! Мне так хочется верить, что когда последний дубовый рельс треснет и рухнет в воду, кто-нибудь из старожилов обернется на этот звук и неожиданно увидит призрачный корабль — едва различимый в воздухе, будто сотканный из речного марева, с мерцающими парусами, с изодранными в клочья штандартами. Он тихо приплывет обратно в Баклерс-Хард, чтобы исчезнуть, раствориться, как ночной туман, и неприметной росой пасть на английскую траву, которая некогда дала ему жизнь.
6
Нам предстоит посетить самое значимое мероприятие английской весны — скачки стипль-чез.
Время перевалило за полдень. Дождь прекратился, выглянуло солнышко, а вместе с ним проснулась и вся провинция. Пустые особняки на холме и неприметные лесные сторожки, которые шесть дней в неделю выглядели абсолютно необитаемыми, внезапно ожили. Выяснилось, что в них обретаются различные полковники, майоры и прочие вполне реальные люди — сэр Альфред Такой-то и лорд Сякой-то. И это внезапное возрождение носит повсеместный характер. Обычно безлюдное шоссе заполняется лимузинами (корзинка с традиционным ланчем снаружи, укреплена на крыше автомобиля, внутри прелестные девушки, за рулем — очередной майор). Они движутся сплошным потоком, в то время как на боковой, подъездной дороге царит полное уныние: сельский полицейский, взмокший и раздраженный, стоит напротив ворот во владения мистера Суитбреда, безнадежно затертый многочисленными «фордами» и «роллс-ройсами». Среди них застрял и гунтер леди Снэтчер по кличке Пинч-о-Джинджер, один из фаворитов состязаний. Жеребец, заботливо укрытый попоной горчичного цвета, чувствует себя неуютно среди забрызганных грязью капотов, беспрестанно переступает с ноги на ногу, прядает ушами, а конюх поглаживает его по шее и нашептывает что-то успокаивающее.
Молодой парень крестьянского вида занял позицию у ворот: он собирает по десять шиллингов с водителей, желающих передохнуть на лугу мистера Суитбреда. Те платят беспрекословно и, развернувшись на грязной и раскисшей площадке, проезжают на импровизированную автостоянку, где царит сладкий запах свеже скошенной травы и маргариток.
Пронзительный ветер гонит вереницу облаков по небу: подобно огромным золотым парусам, они проносятся над вершинами холмов. С этих холмов открывается великолепная перспектива: акры зеленых полей, разделенные живыми изгородями; то там то здесь виднеются шесты, на которых трепещут алые флажки, служащие для обозначения дистанции.
На одном из холмов, обеспечивающем отличный обзор, скопилось около тридцати машин, возле них суетятся взволнованные букмекеры, переговариваются и что-то невнятно выкрикивают. За их спинами находится крытое соломой строение, слева от него белеет шатер, в котором производится взвешивание участников соревнования; напротив, за ограждением расположился паддок.
И вот она, та самая «провинция».
Галерея лиц — как на Пикадилли. Тут и пожилые джентльмены с моноклями, своими морщинистыми, помятыми лицами напоминающие бладхаундов. Они носят бежевые котелки и желтые замшевые перчатки, как правило, все курят тонкие манильские сигары. Отдельного упоминания заслуживают их костюмы — клетчатые, кричащих расцветок, в городе они смотрелись бы просто убийственно, здесь же зелень молодой травы скрадывает и приглушает неприятное впечатление. На скачках присутствуют и откровенные старцы — согбенные едва ли не пополам, они вынуждены прикладывать ладонь к уху, чтобы расслышать собеседника; речь их то и дело прерывается астматическим кашлем. Зато апломба не занимать:
— О да, сэр… это чертовски хорошая лошадь! Вы только взгляните на ее бабки!
Есть, конечно, и молодые люди — гибкие, подвижные. Кажется, будто они рождены не обычными женщинами, а специально выведены для верховой езды. Их фигуры, и в особенности ноги, идеально подходят для этих целей. Ключицы почти у всех ломались, и не единожды. Если говорить об их мыслях, то лошади царствуют там безраздельно, по сути, ни о чем другом эти юноши думать не могут. Полагаю, после смерти они превратятся в кентавров.
Несколько слов о девушках. Уверяю вас, нигде в мире вы не увидите таких опрятных и элегантных девушек. Сидят они обычно на складных стульчиках. Свои твидовые костюмы носят с таким же непринужденным изяществом, как и их братья — бриджи для верховой езды. У самых молодых особ на носиках обнаруживаются премиленькие веснушки. Вообще же, в основе их очарования лежат здоровье и простота. Они неотразимы, когда широким непринужденным шагом прогуливаются по полю, обсуждая со своими избранниками «щетку», «холку» и прочие стати лошади. Эти девицы из той породы, что не станут медлить и мяться перед препятствием. Прелестные и ловкие создания…