Читать интересную книгу О языке, достойном человека: учебное пособие - Вера Харченко

Тезис третий. Сквернословие не есть способ расслабления, а расслабление не означает вседозволенности. Увы! Мы действительно не умеем расслабляться, не владеем спектром возможностей себя побыстрее и получше успокоить. В этом спектре и умение сильно и ярко мечтать, и вполне понятное желание повертеться перед зеркалом, и высочайшее спортивное напряжение, дарующее релаксацию другим системам организма, и занятие музыкой даже на уровне побренчать для себя («Своя игра даже плохая, лучше чужой, даже хорошей», – писал из концлагеря сыну, бросившему музыку, священник павел Флоренский), и рукоделие, и рисование, и коллекционирование, и увлеченное, нетороп ливое и качественное исполнение домашних дел. Расслабляться совсем не значит пить вино и сквернословить. Наше напряжение – это обычно полунапряжение, мы не напрягаемся до азарта, восторга, увлеченности делом, и наше расслабление – это псевдорасслабление, мы не расслабляемся до наслаждения покоем, отдыхом, мы и в расслаблении… ждем лучшего, а лучшее – вот же оно! Смазанность напряжений-расслаблений, полуработа-полуотдых действуют и утомительно, и гнетуще. Способом сопротивления злу может стать, таким образом, более откровенный разговор о трудностях работы и быта, трудностях, требующих высокого напряжения души. Как сделать это напряжение осмысленным и плодоносным, как сделать терпение – веселым, как работать с собственной жизнью – все это вопросы не только к психологу, социологу, экономисту, но и к филологу-прикладнику, владеющему фондом малоизвестных афоризмов, пословиц, крылатых слов, способных и успокоить, и поддержать. Управление коллективным бессознательным – процесс трудный, но здесь, как и в других областях деятельности, даже небольшие, но искренние усилия могут дать неожиданно большой результат.

И еще надо кое-что знать. Оказывается, современный человек страдает сенсорной недостаточностью. Исследователь Оксфордского университета Чарли Спенсер считает, что к сенсорной депрессии приводит ряд факторов: 90% времени мы проводим внутри помещения, изо дня в день мы едим одну и ту же пищу, окружающие человека предметы слишком единообразны. Все это приводит к тому, что у нас притупляется обоняние и восприятие вкуса, в результате иногда начинаются депрессии. А вылечить эту новую болезнь можно сменой рациона, более разнообразными ароматами, новыми вариациями с фактурой тканей и обоев, а также новым цветом интерьера» (Знание – сила. 2006. № 3. С. 13). А еще путешествиями, – добавим мы.

Тезис четвертый. Как быть с другими, с теми, кто сквернословит? Нереально стоять на улице и хватать за рукав бранящихся прохожих. Мы не можем исправить общество в целом, но пресечь сквернословие внутри семьи, класса, группы можно. Даже в самой ужасной среде есть люди, к которым грязь как бы не пристает, есть на кого опереться, с кем вместе противостоять злу.

Тезис пятый. В речевом поведении следует восстанавливать приоритет настоящего времени. Сегодняшний день – мой главный день. Сегодняшнее мое слово – мое лучшее слово. Национальную психологическую ориентацию (плохое сегодня во имя хорошего завтра) нужно понемногу искоренять. Эта установка потворствует и грязи в быту, и недобрым взаимоотношениям. Преодолеть поверхностное отношение к сегодняшнему дню – значит прийти на работу нарядным, навести идеальный порядок хоть в одном уголке квартиры, сердечно поговорить с человеком, удержать на языке бранное слово.

Тезис шестой. Как раньше боролись со сквернословием? Как сберегалась, контролировалась чистота детской, женской, купеческой, монашеской речи? приемлем ли опыт прошлого? Участникам конференции в г. Киеве (1991 г.) во время экскурсии предложили зайти в часовенку при монастыре Фрола и Лавра к матери Марии. «Может быть, мать Мария вам что-нибудь скажет!» Мать Мария обратилась к молодому человеку лет 18-ти: «А ты не говори плохие слова, потому что, когда человек говорит плохие слова, от него отлетает ангел». Страхом наказания избавляли наших предков от желания сказать крепкое словцо. Защиты не будет, крыла над тобой не будет. Человеку всегда поможет небесный кремль, только будь достоин помощи свыше. Говорилось также, что из одного источника не течет чистая и грязная вода одновременно. Нельзя молить Бога – а мольба, упования есть у каждого из нас! – и теми же устами оскорблять ближнего: наши желания не будут учтены.

Тезис седьмой. Элементы несогласия, даже речевого насилия (критики, спора, ссоры, гнева, обиды) в жизни, пожалуй, неизбежны. В Дневниках М.М. Пришвина есть любопытное наблюдение: «...До свадьбы развивается своеволие, например, хотя бы поссориться, поругаться, совсем другое, когда женаты или когда на воле: ссориться на воле и думать, что вот захочу и уйду, не отвечаю за свои слова, так привыкают не отвечать за свои слова; а в браке за лишнее слово ответ немедленный» (СС, Т. 8. М.: Художественная литература, 1986. С. 77).

Ни разу не высказать своего огорчения, не поругать даже очень любимого человека, не выплеснуть обиду – возможно ли? Но и в таком состоянии желательно помнить о неприкосновенности личности, а значит о недопустимости характеристик-обобщений: Ты вообще такой! Ты всегда так! и о запрете на сквернословие. А если что-то с языка вдруг сорвалось, будем просить прощения. Здесь мы еще вот что добавим: ЖАЛКИЕ СЛОВА надо прощать человеку. Это мысль звучит в устах старца Зосимы из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Положим, во время ссоры вырвалось «Я тебя ненавижу!», «Ты мне не отец!» и т.п. Будем мудрыми: наши чувства пасутся на драматических преувеличениях, и не будем на всю оставшуюся жизнь, как это иногда бывает, запоминать сказанное. Подытоживая разговор о скверных словах, повторим в качестве кредо: Я – исключение. Моя речь – это мое зеркало, и оно будет чистым. Настоящий контроль – это контроль изнутри.

Беседа вторая

Предложим еще один материал по преодолению сквернословия.

Бывает ли так, что кому-то хорошо только по той причине, что лично вам плохо? И наоборот: кому-то ну очень плохо только потому, что вам – хорошо? Нечто подобное второй из этих двух ситуаций происходит сейчас не с конкретным человеком даже, а с целой Белгородской областью, доблестно посягнувшей на решение проблемы искоренения сквернословия – проблемы № 1 русского спонтанного (неподготовленного) общения. В деле официального неприятия скверных, нецензурных, непечатных слов, не так давно ставших «цензурными» и «печатными» и оттого еще более скверными, Белгородская область не то что впереди всей страны, но впереди, я не оговорюсь, планеты всей. Работавшие в США преподаватели рассказывают, какое ужасное в речи и профессоров, и студентов слово выполняет там функцию хезитации, т.е. функцию заполнения пауз. Вот только сами американцы, в отличие от нас, не торопятся в этом признаваться.

Авторитетные заявления, что ругаются только русские и что так, как русские, никто не ругается, не более чем провокация. Во многих языках все то, что стыдно (интимная сфера жизни), все то, что грязно (физиологические отправления), все то, что опасно (проявления богохульства), порождают такие серии слов, которые сразу же становятся закрытыми, табуированными и работают уже в режиме ругательств.

Итак, нам упорно пытаются внушить, что мы – хуже всех, а тут на горизонте «всего плохого» замаячила Белгородская область, объявившая решением губернатора настоящую войну сквернословию. Почему – Белгород? почему Белгородская область взяла на себя всю тяжесть едва ли не проигрышной, но доблестной инициативы и компании? Скорее всего, потому, что в чистом и благоустроенном городе не должно возникать диссонанса с грязной речью из уст случайно услышанных прохожих. Писатель Андрей Битов замечательно сказал о форме: «Форма – это и есть содержание в огромной степени». Строительное чудо Белгородчины требует, чтобы ему соответствовало и чудо позитивного духовного строительства, строительства храмов не только «внешних», но и «внутренних», а поначалу – чудо очищения речи.

Не каждый вор попадется на воровстве, но это не означает, что не следует наказывать тех, кто попался. Кого-то оштрафуют за сквернословие, а кого-то не оштрафуют, но в ситуации разгула недопустимой речи образ наказания необходим. Ребенок шагает на красный свет, и мы отдергиваем его весьма бесцеремонно. Да будем ли мы выслушивать упреки за эту резкость? Мы жизнь спасаем, живую жизнь... В конце концов, разрешающий, но и запрещающий светофор не символ ли самой идеи управления? А ведь в том, что делает человека человеком – в языке, – мы как-то мило остались вообще без запретов. Можно – все.

Памятно время, когда корректоры вычитывали газеты, проверяя даже такие мелочи, как переносы слов: ...из этих бри-гад Петров отобрал..! Моему знакомому, автору учебного пособия, досталось от редактора даже за строку из Лермонтова, звучащую вне контекста двусмысленно: Под ним струя светлей лазури. Отмена внешней цензуры в обществе означает не столько так называемое торжество демократии, сколько доверие к внутренней цензуре, внутренней чести автора, той самой чести, которая изнутри не разрешит человеку напечатать непечатное.