Насладившись свежим воздухом и завершив гуляние, самодержец вышел за ворота, чтобы сесть в коляску. Он уже садился, когда из толпы зевак, с любопытством взиравших на прогулку государя, неожиданно вышел молодой человек с бледным лицом. В мгновение ока юноша выхватил из кармана револьвер и направил его прямо в грудь российского императора!
— Нападение было абсолютно неожиданным, — покачала головою Арбенина. — По всем статьям дело должно было окончиться трагически. Если бы не тот картузник…
При этих словах она загадочно улыбнулась.
Газеты тех лет писали, что императора-самодержца спасла только чистая случайность. Стоявший поблизости крестьянин Осип Комиссаров успел ударить убийцу по руке. Пистолет качнуло, и пуля пролетела мимо. Второго выстрела произвести он уже не успел. Жандармы тут же схватили покушавшегося и подвели его к экипажу императора.
— Наш царь воспитан был Жуковским, — заметила Арбенина. — Тот привил государю острую наблюдательность поэта и умение делать в любой ситуации мгновенные выводы. Император Александр сразу предположил, что покушение, скорее всего, подстроили поляки, в качестве мести за подавленный бунт.
— Ты кто, поляк? — первым делом спросил юношу Александр.
— Я русский, — ответил террорист.
— Отчего ж ты стрелял в меня? — удивился император.
— Ты обманул народ, — ответил молодой человек. — Обещал ему землю, да не дал.
— Вы помните этот разговор дословно? Вы… были там?
Последняя фраза стрелка прозвучала почти утвердительно. Прекрасная Охотница одарила его снисходительной улыбкой.
— После арестованного отвезли в 3-е отделение. Звали его Дмитрием, фамилия Каракозов. Из революционеров — учителей, адвокатов и студентов. Они готовили насильственный переворот. 36 из них приговорили к каторге и ссылке, а самого Каракозова повесили на Смоленском поле.
Фролов остро глянул на молодую женщину. — Вы ведь сейчас сказали… не всё… верно, Диана Михайловна?
— Ну в общем…
Арбенина неопределенно пожала плечиками.
— За исключением двух, малозначительных для истории деталей. После того у нас в России появился новоиспеченный дворянин…
— Ах, славный Осип! — кивнул Фролов. — Сие мне известно.
Мастеровой Осип Иванович Комиссаров после того случая был против всех правил возведен во дворянство «за доблестное спасение жизни Императора Александра II», о чем взахлеб писали все газеты, упиваясь верноподданническими восторгами.
— Нынче он уже не мужик-картузник, а дворянин Комиссаров-Костромской. Потому как происхождения Осип — из крестьян Костромской губернии.
— Удачно подвернулся под руку? — осведомился Петр Федорович.
— Есть и другие версии, — заметила Прекрасная Охотница. — Целых две. В Третьем отделении убеждены, что стрелявший промахнулся в царя исключительно вследствие своей неопытности в обращении с оружием.
— А другая?
— Она малоизвестна, — ответила Арбенина. — Будто бы дуло пистолета господина Каракозова и впрямь оттолкнул стоящий рядом Комиссаров. Но только…
— Что — только?
— Только лишь вследствие того, что Комисарова в свою очередь толкнули. В результате чего пуля-дура и пролетела рядом с головой нашего государя.
— И так удачно толкнули, — продолжил за Охотницей Фролов, — что тот толкнул студента с пистолетом!
— Именно, — кивнула Арбенина, на сей раз уже без тени усмешки.
— Надо полагать, человека, толкнувшего картузника, в итоге так и не обнаружили? — спросил Петр Федорович.
— Разумеется, — подтвердила петербургская гостья. — Сами посудите, до того ли было! Шум, гам, крики, дым пороховой — все боялись, что задело государя.
— Стало быть, это и есть вторая деталь, как вы говорите, для истории малозначительная! — восхищенно покачал головой Фролов. — Ловко!
Он с минуту любовался молодой женщиной, оказавшейся одновременно и яркой, и умеющей оставаться в тени даже на ослепительном свету покушения на государя.
— Чертовски интересно, — выдохнул Фролов, облизывая от возбуждения и любопытства разом пересохшие губы. — У нас в Казани по этому случаю возведена крупнейшая из городских часовен. «В память избавления Государя Императора Александра II от злодейского покушения 4 апреля 1866 года».
Глаза стрелка блестели в этот миг искренним, неподдельным интересом.
— А как же Париж? Вы там тоже…
— Была проездом, — любезно подсказала ему Арбенина… — По чистой случайности, в те же дни, что и наш император.
После чего деланно вздохнула.
— А вы любознательны, Петр Федорович. Что ж, открою вам и этот секрет. Быть может, он поможет вам образумиться.
И, вновь не обращая внимания на протестующие жесты стрелка, поведала Фролову без особых, впрочем, подробностей французскую историю, случившуюся с русским самодержцем.
После покушения 4 апреля что-то изменилось, надломилось, сломалось в прежде стойком и мужественном императоре всея Руси. Александр отныне производил на окружающих тягостное впечатление. Вместо сияющего здоровьем красавца-усача, любителя жизни и любимца женщин, он очень быстро превратился в усталого, поникшего человека, разочаровавшегося во всем и вся.
— А, это вы, голубушка, добрый ангел-охранитель! — обмолвился как-то министр государственного просвещения Головнин, повстречав приватно Арбенину для некоторых консультаций — посоветоваться. Дарья Михайловна старалась на виду не бравировать своими связями при дворе, да и не было в том особенной нужды.
В чем может нуждаться женщина, которой покровительствует сам император всероссийский?
А она в свою очередь незримой тенью хранит его всякий раз, когда государь выезжает в свет?
Кто, спрашивается, в свете сияния, исходящего от государя, обратит надолго внимание на даму в толпе, пусть и видную собой, но в скромных одеждах, диктуемых нынешними демократическими временами?
— Что государь, как он? — спросила Прекрасная Охотница, не видевшая его уже неделю.
— Грустная картина, Дарья Михайловна, — тут же запричитал Головнин. — Он пребывает постоянно в желчном, нервическом раздражении.
— Вот как? А мне он казался только лишь грустным… — заметила Диана.
— И грустным, и скорбным, и… тссс!
Министр приложил палец к губам и воровато оглянулся, точно их кто-то мог подслушать.
— А также — совершенно напуганным. Да-с. Одним словом, он вызывает своим плачевным видом соболезнование.
Однако Александр недолго пребывал в апатии. В скором времени полетели со своих постов петербургский губернатор Суворов и сам Головнин, люди умеренно либеральные, современных взглядов. К большому разочарованию Арбениной подал в отставку ее начальник, шеф Третьего отделения жандармов князь Долгоруков. Взамен их тут же заблистали граф Муравьев, назначенный главой Следственной комиссии, и князь Гагарин, создатель Особой комиссии по разработке мер укрепления внутреннего спокойствия. На петербургское губернаторство сел генерал Трепов, а жандармский корпус возглавил молодой и энергичный граф Шувалов. В скором времени Шувалов утвердился ближайшим и доверенным человеком государя.