Восток есть. И казенная Россия пока не поняла, что она у него в гостях. Так же, впрочем, как и в Якутии, на Чукотке, а по самому большому счету, и в каждом доме Калужской или Новосибирской области. Ибо центральная власть в эти дома приходит выполнять лишь какую-то свою функцию. В глазах же восточного (а может, и любого?) человека нет ничего позорнее, чем наглый гость, не дающий хозяину дохнуть по-своему, назойливый и вездесущий. Если он к тому же наделен и силой, то не знаю, на что можно рассчитывать… Наша пограничная цивилизация, громогласно гордящаяся тем, что она восточно-западный кентавр, еще не осознала, что ли, губительность неаккуратности: воспламененный Восток, внешний ли, внутренний ли – неугасим».
Сейчас, когда русские в своих собственных городах и селах основательно настрадались от наглости инонациональных этнических группировок, возможно, мы лучше сможем понять и особенности образа жизни на Востоке, и необходимость вести себя там соответственно. Хотя, думается, и сказанного достаточно, чтобы осознать чуждость узбеков русским.
Как оценивают перспективы узбекского режима в самой Центральной Азии? Уже цитировавшийся выше Адиль Тойганбаев сравнивал ситуацию в Узбекистане с тем, что произошло в Киргизии:
«Здесь (в Узбекистане) вышла обратная ситуация, когда власть определила главным приоритетом собственное выживание, а не недопущение кровопролития любой (даже своего самосохранения) ценой. Впрочем, в такой ситуации оба крайних решения в конечном счете ведут к нелегитимности. Тактически выиграв раунд, Ислам Каримов, оставшись президентом, создал не меньшие стратегические проблемы на будущее. Его власть окончательно маргинализуется и переходит в разряд «отверженных» режимов, отрицая любые легальные возможности действия за мирной (и светской) оппозицией. Президенту придется противостоять как внутренним противникам, так и все возрастающему внешнему давлению, но при этом его собственная исключительная зависимость от силовиков становится критичной. Такое построение политического режима хорошо знакомо по истории двадцатого века, оно не просто опасно, оно бесперспективно. Вооруженное подавление ферганского мятежа не отменяет того факта, что такой мятеж случился – в историческом смысле второе главнее первого. И это несмотря на то, что в Узбекистане и тени не было тех «либеральных порядков», какие были в акаевском Кыргызстане.
Перспективы Ислама Каримова тем сложнее, чем больше «сомневаются» в нем международные институты, чья неслучайная пристрастность после произошедшего во многих государствах СНГ теперь уже общеизвестна. Цена, заплаченная за стабильность власти – общественная нестабильность, получилось не восстание, а так, глухой ропот. Репрессии – такой же мятеж, только мятеж власти в отношении соотечественников. Когда власть и народ упорно говорят на разных языках, одно стоит другого и репрессии ничем не лучше мятежей». Положение власти стало еще более сложным после того, как разгорелись (разумеется, не сами собой, а под скрытым воздействием некоторых внешних сил) «цветные» революции в странах Северной Африки и Ближнего Востока. Не исключено, что этот политический пожар перекинется и на республики Центральной Азии.
Как ни тяжел для русских нынешний режим Каримова, в случае прихода к власти мусульманских экстремистов их судьба будет еще более незавидной. Поэтому они воспринимают нынешний порядок, хотя бы номинально поддерживающий стабильность, как наименьшее из зол.
Конечно, если Россия станет снова сильной, отношение к русским и в среднеазиатских республиках изменится в лучшую сторону, там возникнет мода на все русское. Все ли русские в Узбекистане доживут до этого времени?
НЕ ПОУЧИТЬСЯ ЛИ НАШЕЙ ВЛАСТИ У ПОКОЙНОГО ТУРКМЕНБАШИ?Туркмения занимает особое место на постсоветском пространстве. Эксперты называют ее самой советской из всех стран СНГ и отмечают, что она наиболее дистанцировалась не только от России, но и от других стран содружества.
Туркмения – страна с населением около 4,5 миллиона человек, из которых собственно туркмены составляют несколько более половины. По численности населения она уступает, например, Дании, а по территории превосходит ее более чем в 10 раз. Но большая часть этой территории – пустыни и полупустыни, горы и предгорья.
Туркмения самой последней из союзных республик СССР объявила о своей независимости. Но после этого, в отличие от других среднеазиатских республик, вступающих в экономические или военно-политические союзы, она выбрала путь самостоятельного плавания по волнам океана мировой политики. Она заявила и записала в Конституции о своем принципиальном нейтралитете, и этот ее статус признан ООН. Даже в СНГ Туркменистан фактически уже не участвует, на саммитах Содружества Ниязов появлялся редко и вел себя так, будто обсуждаемые вопросы его не интересуют.
Но нейтралитет Туркмении, с ее громадными, мирового значения, запасами нефти и особенно природного газа, держать непросто. На ее пространстве сталкиваются интересы США и России, а также ЕС, Китая и других стран.
Все достижения и неудачи Туркмении в первые 15 лет ее независимого существования (а она прежде за всю свою многовековую историю независимой никогда не была) связаны с именем ее руководителя Сапармурада Ниязова – в советское время первого секретаря ЦК Компартии республики, а после провозглашения независимости Туркменистана – его президента.
Судьба самого Ниязова кажется волшебной историей из восточной сказки. Родился он в 1940 году и рано остался сиротой. Его отец погиб на фронте в Великую Отечественную войну, мать и два брата – во время катастрофического землетрясения 1948 года, когда Ашхабад был почти полностью уничтожен. Чудом выживший в этой катастрофе, извлеченный из-под завалов Ниязов с восьми лет воспитывался в детском доме. Но Советская власть дала ему возможность получить высшее образование (он окончил Ленинградский политехнический институт). Говорят, он еще в студенческие годы пристрастился к азартным играм, особенно к картам и бильярду, а также к спиртным напиткам. По отзывам знавших его русских (например, членов Политбюро ЦК КПСС Александра Яковлева и Егора Лигачева) и туркмен, Ниязов особенными способностями не отличался, был скромным и услужливым. Еще работая на рядовой инженерной должности, он попал в поле зрения первого секретаря ЦК Компартии республики Гапурова, который проникся симпатией к «сироте» и приблизил его к себе. В дальнейшем Ниязов сделал головокружительную карьеру уже по партийной и советской линии. В 1980 году он возглавил горком партии в Ашхабаде, в 1984 году был переведен в Москву, в аппарат ЦК КПСС, откуда через год вернулся на родину уже в роли председателя Совета Министров республики. В декабре 1985 года он стал первым секретарем ЦК КП, а в январе 1990-го – еще и председателем Верховного Совета республики. На выборах президента Туркменистана еще до распада СССР за Ниязова проголосовало 93 процента избирателей.
После принятия Конституции Туркменистана Ниязов предложил провести повторные президентские выборы, на которых он, единственный кандидат, получил 99,5 процента голосов. В 1999 году его назвали пожизненным президентом страны. Его считали властным и требовательным руководителем, но в то же время мягким, доброжелательным и гостеприимным человеком.
Туркмения вызывала особую нелюбовь у российских либералов, их просто бесил культ личности Ниязова. Этот бывший первый секретарь Компартии республики вдруг стал правоверным мусульманином, учителем и духовным наставником своего народа, и получил титул Туркменбаши («отца всех туркмен»). Возмущали наших либералов и отсутствие в стране свободы слова, наличие якобы миллиардных счетов диктатора в зарубежных банках и пр. Но почему-то вне поля их зрения остаются такие действия туркменского лидера, как освобождение населения республики от платы за газ, свет и воду, а также за соль.
Ниязов посчитал, что богатства недр Туркмении – нефть и газ – принадлежат всему народу, а, следовательно, было бы несправедливым брать с граждан плату за пользование тем, что дано их стране Всевышним. Низкими, почти символическими являются квартирная плата и тарифы на услуги ЖКХ, цены на авиабилеты, на проезд в автобусах и поездах. Бензин в республике стоит дешевле воды. Почему бы нашим демократам не посоветовать российской власти последовать этому благому примеру?
Ниязов стал президентом самой отсталой в социально-экономическом отношении республики Союза. Он сам вспоминал: «все 74 года Советской власти мы были мишенью для критических стрел. Мы привыкли к постоянным нападкам, издевательствам над нами. На любом бюро или Пленуме ЦК КПСС, на любом общесоюзном совещании в Москве непременно критиковали туркмен. И это вошло в привычку, стало традицией». Хотя и в Туркмении в советское время строились школы и больницы, все же из Центра было невозможно предусмотреть все нужды регионов. И нередко Ниязову приходилось тратить немало усилий, чтобы пробить решение о строительстве какой-нибудь школы в Каракумах. Поэтому, став президентом независимой республики, он решил вытащить ее из этой ямы, не считаясь ни с какими жертвами. В этом смысле можно, наверное, назвать Ниязова «туркменским Сталиным».