Читать интересную книгу Черная роза - Тибор Череш

С чердака послышался какой-то шум, похожий на шаги. Старушка поспешила выручить дочь.

- Это голуби; наверное, они,- сказала она. Однако один из «голубей» вдруг явственно запрыгал, топая ногами.

- Дёзёке! Этот мальчишка опять лазает по гнездам! Прошу вас, мама, прикажите ему сейчас же сойти вниз. Скоро он вообще переселится туда жить.

- Все дети любят чердаки,- примирительно сказал Буриан.- Ведь они такие фантазеры.

Анна напряженно прислушалась.- Шум раздавался и в другом месте.

- Кажется, и малышка Идука тоже там.

- Сейчас, Аннушка,- заторопилась старая Тёре,- я им так пропишу, что они надолго забудут свои фантазии.

- Лучше всего, мама, если бы вы могли пойти с ними на ярмарку.

- Хорошо. Но кто доварит обед?

Буриан, однако, не заметил, чтобы в доме что-то готовили. Анна искоса взглянула на него.

- Не нашли письма? - спросил Буриан.

- Нет. Перевернула, кажется, все вверх дном, и нигде нет.

- Не ищите.

Буриан решил, что сам спросит у почтальона, получала ли Анна Тёре на этой неделе письмо из Будапешта.

- Оставьте. Это не так важно.

Он встал, поклонился и вышел во двор. Уже там, за порогом, он надвинул на лоб фуражку.

Старая Тёре уговаривала детей спуститься с чердака вниз. Увидев лейтенанта, она переменила тон:

- Сколько раз вам говорить, чтобы вы не трогали голубей!

Буриан сделал несколько шагов по направлению к лестнице, приставленной к крыше. Быть может, и ему стоит взглянуть на этих голубей? Однако он изменил свое намерение, коротко попрощался и вышел на улицу.

Старая Тёре, подавленная обрушившейся на нее новостью, с трудом добралась до кухни. Теперь она еще меньше, чем прежде, понимала, зачем Анне понадобилось скрывать присутствие Эммушки.

- Мама,- шепотом, почти умоляюще сказала ей Анна,- Эммушка сегодня же вечерним поездом должна уехать в Будапешт. Но так, чтобы ее никто не видел. Лучше всего,

если она отправится на станцию сейчас, не теряя ни минуты!

- А как же младшие?

- Я пойду с ними на ярмарку сама.

20

- Ну и зверь же вы, Дуба!

- Это почему же?

Маргит стояла под окном дома Халмади, и уже в который раз, постучав ногтем по стеклу, повторяла жалобным, как на клиросе, голосом:

- Не прячься, Бёжи! Я знаю, что вы оба дома! Еще час назад я видела, как твой муж прошел в пристройку, а вон и мотоцикл его стоит под навесом! Дайте мне вашу стремянку, в колодец слазить. С утра воду черпаем, вот-вот опустеет, а наша слишком коротка, до дна не достанет.

На другой стороне дороги скрипел журавль колодца, качаясь вверх и вниз, словно стрела строительного крана; позванивали ведра, плескалась вода.

- Послушай, Бёжи! Гергё сейчас вычерпает всю

воду, и кому-то надо лезть вниз, чтобы найти нож, которым закололи беднягу Давида. А без стремянки никто не полезет.

- Убирайся ты в пекло, ведьма! - заорал Халмади, подняв штору и распахивая окно. Отмалчиваться теперь уже не имело смысла.- Катись отсюда к черту, старая колдунья!

- Успокойся, сосед! Я не для того прошу, чтобы сено укладывать. Вон сложили стожок, хватит нам и его. В колодец надо слазить. А Гергё на веревке боится. Про меня уж и говорить нечего: гляну вниз - голова кругом идет.

- Да пропади ты со своим сеном, накорми им свою мамашу, чертовка! - Вне себя от злости, что его разбудили, Халмади все же не удержался от улыбки и зевнул так, что хрустнули челюсти.

Сержант, все еще охранявший место происшествия, коротал время, набрав крупных камешков и обкладывая ими запретную черту, чтобы преградить путь возвращающимся с ярмарки возницам. Вычерпывание колодца велось с его личного разрешения - Маргит передала на словах приказ начальства искать нож. Занимаясь своим делом, сержант поглядывал на Гергё, черпавшего воду, и прислушивался к мольбам Маргит под окном у соседского дома. Естественно, он не имел никакого желания впутываться в перебранку.

- Если ты сейчас же не унесешь отсюда ноги, старая карга, я тебя так отделаю, что…

- Аи! Что вы хотите со мной сделать, сосед! - Вдова не на шутку испугалась.

- Ничего! - отрезал Халмади.- Оставь меня в покое. Я две недели не спал! Спать хочу, как, как…

Халмади от ярости даже не нашел сравнения и, вместо того чтобы закончить фразу, начал дергать себя за волосы, торчавшие во все стороны.

Маргит пришла в ужас от этой картины.

- Я не хотела! Ни единым словечком даже не заикнулась, что это сделали вы или вместе с Бёжи. Когда меня допрашивали, я ничего про вас не сказала, ничегошеньки. А нож должен быть в колодце, как бог свят. Но я не сказала, кто его туда бросил. Тот, кто убил, верно? Только я не сказала, кто именно.

Из угла комнаты, где, словно побитая собачонка, сидела Бёжике, послышалось:

- Дай ей лестницу, Карой. Ничего не случится, право. Не лезть же им в такую глубь на веревке…

- Ты мной не командуй! Я не желаю, чтобы ты имела хоть какое-нибудь отношение к этой истории.

Бёжи умолкла. На мгновение воцарилась тишина, и все услышали, как журавль заскрипел вдруг особенно громко и натужно - вода кончилась. С той стороны дороги донеслась отборная ругань, и из-за угла бывшей корчмы возникла фигура Гергея Дубы.

- Ну что, Маргит? Где лестница, черт тебя возьми?

Сержант прервал свое занятие и выпрямился. Халмади скрылся в глубине дома, а на его месте у окна показалась Бёжи.

- Идите сюда, Гергей, возьмите ее сами. Вон там, под навесом. Только ее немножко куры обсидели.

- Не беда, сойдет и так.- Дуба рукавом рубахи вытер со лба пот.- Главное - содействовать правосудию.

Сержант хмыкнул, довольный тем, что все обошлось без его вмешательства. Однако он ошибался - лестница оказалась такой длинной, что ему пришлось все-таки помочь. Когда, ухватив ее за концы, они с Гергеем уже выносили ее со двора, из окна Халмади помянул божью матерь и добавил:

- Был бы у меня револьвер, сюда носа никто не сунул бы!

- Но-но, потише! - отозвался сержант, однако воздержался от дальнейших комментариев. Из-за тяжелой лестницы.

Привязав к лестнице веревку, они стали опускать ее в зияющее жерло колодца. Вскоре нижний ее конец уперся в мягкое, вязкое дно, но до верха не хватило еще метра два. Никто не думал, что колодец окажется таким глубоким.

Между тем внизу, поблескивая в глубине, снова начала накапливаться вода. Надо было поторапливаться. Дуба перекрестился, крякнул и полез.

Сержант и Маргит склонились над колодцем.

- Не загораживайте мне свет! - крикнул им снизу Дуба.

Ожидание длилось не менее четверти часа. Наконец верхний конец лестницы дрогнул - Дуба возвращался. Чувствовалось, что он устал и дрожит всем телом. Напрасно его спрашивали сверху:

- Ну, как? Нашел что-нибудь? Он молчал.

Потом ему спустили ведро.

- Все, я вылезаю! - послышалось снизу.- Тащите ведро.

На дальнейшие вопросы ответа не последовало.

Ведро было непривычно тяжелым, наполненным до краев. Когда его вытянули наверх, в нем оказались горшки, бадейки и прочая утварь. Некоторые из них остались целехоньки, без щербинки. Однако ножа в ведре не было.

Наконец на круглом барьере показалась левая рука Дубы. «Наверное, он держит нож в правой»,- подумали Маргит и сержант. Но вот через барьер перекинулась и правая его рука, грязная и мокрая. Пальцами Дуба делал знаки: «Помогите вылезти, тащите».

Тем временем к колодцу подошли и соседи. Минувшие четверть часа оказались слишком тяжелым испытанием для любопытства, и Халмади не устояли. Первой подошла жена, а за ней бочком приблизился и сам хозяин.

- Видишь, Бёжике, даже ваша лестница оказалась коротка,- встретила Маргит соседку.

Сержант сделал знак Карою подойти ближе и даже разрешил заглянуть в колодец. Халмади зевнул во весь рот.

- Если уж я залягу спать, то три дня просыпаюсь только от голода. Но и тогда глаз не открываю, жена мне еду прямо в рот кладет,- сказал он.

Помогая Дубе, мужчины ухватились за правую его руку, левая досталась Маргит и Бёжи.

Во рту Дуба держал нож, зажав зубами рукоятку. Длинное тонкое лезвия косо торчало сбоку, как диковинный ус. Выбравшись из колодца, он повернулся лицом к сержанту. Тот достал из кармана листок чистой бумаги и осторожно, двумя пальцами вынул нож изо рта исследователя колодца. Обернув нож бумагой, он убрал трофей в полевую сумку.

- Все. Начальство разберется.

Халмади, стоя в сторонке, смотрел, как Дуба полощется в колоде с водой, смывая грязь и ил с рук и лица, и укоризненно качал головой.

- Что вам не нравится? - не стерпел, наконец, Дуба.- Может, то, что на мне сухого места нет, одна грязь? Или что в летний день я дрожу как овечий

хвост?

Однако Халмади не склонен был пояснять свое неодобрение словами.

- Говори, чего уж там! - подбодрил его поборник правосудия, стуча зубами.

- То, как вы держали ножичек во рту.

- Что в этом такого? Ничего особенного.

- Ну и зверь же вы, господин Дуба!

- Это почему же?