ведь здесь по делу. Бегите, а то совсем его потеряете.
Повернувшись ко мне спиной, строптивая внучка своей бабушки идет к какому-то мужчине скандинавского вида, только что появившемуся в зале. А я, виновато вздохнув, тороплюсь вслед за Бортновским.
* * *
Бортновского удается поймать уже на пороге дома Завадской, где он роется в карманах в поисках ключей от машины.
— О! Ты тоже решил оттуда сбежать? Правильно, нечего разглядывать эту дрянь. Я тебе классные вещи подберу. Черт, ключи куда-то делись! На той неделе продал классного Шагала. Недорого, за триста тысяч долларов ушел. Знаешь, черт с ними, с делами! Поехали пообедаем?
Уровень предложенного моим спутником ресторана вполне соответствует масштабу его бизнеса. За два еще не проданных театральных эскиза на многое рассчитывать не приходится, и он ведет меня в «Гиппопотам». Рестораны этой системы с красными жизнерадостными бегемотами на витринах разбросаны по всему городу. Сюда многие парижане заходят поужинать после работы. Особых гастрономических изысков здесь ожидать не следует, но хороший бифштекс с бутылкой красного вина получить можно.
Сделав заказ именно в этом духе, Бортновский с облегчением вздыхает.
— Ну-с, а чем ты занимаешься? Ничего, что я к тебе на «ты»?
— Ничего-ничего. Работаю в нефтяной компании. Доходы позволяют думать о вложении денег. Ну вот я и приехал сюда — мне сказали, что в Европе русская живопись дешевле, чем у нас.
— Это точно. Что тебя конкретно интересует?
— Я не настолько искушен, чтобы точно сформулировать задачу. Хотелось бы несколько вещей по две-три тысячи каждая.
Бортновский даже не задумывается над ответом.
— Мой тебе совет — лучше истрать все деньги на одну или две вещи подороже. Хорошие работы, которые ликвидны, то есть могут быть потом проданы, и которые будут смотреться в коллекции, стоят минимум десять-пятнадцать тысяч здесь и тысяч двадцать в Москве. Это могут быть очень небольшие работы Левитана, Шишкина, Коровина.
— Поэтому я и приехал, что здесь покупать выгоднее.
— Да ты видишь какое дело, выгоднее-то выгоднее, но есть одна тонкость. Для того, чтобы выбрать вешь, нужен профессиональный глаз. Да и глаз может подвести.
— Но ведь здесь можно сделать атрибуцию, то есть экспертизу? Ведь на Сотбис-то, скажем, продают работы с заключением специалистов.
— Конечно. Но дело в тем, что эксперты Сотбис в Москве особым авторитетом не пользуются и их заключения там мало кого будут интересовать. Если ты захочешь продать в России картину, с тебя потребуют заключение специалистов из Третьяковской галереи или Центра Грабаря. А вот они могут отвести твою картину, то есть не подтвердить авторство. И тогда останешься ты со своей липовой живописью, но без денег. Больше того, были случаи, когда западные коллекционеры покупали целые собрания, которые российские эксперты потом отказывались подтверждать. Вот была трагедия!
— Но не может же целая коллекция состоять сплошь из фальш ивок!
— Может-может. Есть люди, которые специализируются на производстве подобной «липы». Иногда вдруг в течение нескольких лет рынок оказывается наводнен работами художника, который до этого был представлен в двух-трех собраниях. Ну так получилось, что человек мало сделал за свою жизнь. Возникает вопрос: откуда взялся этот поток картин? На чердаке нашли? Нет, совершенно очевидно — работает мастерская.
— А заключение эксперта дает гарантию подлинности?
— Да господь с тобой! Какая там гарантия! Конечно, заключение хорошего официального эксперта с именем значит немало. Но дилеру оно нужно прежде всего, чтобы снять с себя ответственность за подлинность вещи, а коллекционеру — чтобы не мучиться мыслью, что его облапошили. Но стопроцентной гарантии никакое заключение не дает. Причин тому несколько.
Бортновский относится к категории людей, обожающих поучить и сейчас он в своей стихии. Водя перед моим носом толстеньким пальцем, он назидательно сообщает:
— Так вот, прежде всего, эксперты тоже люди, и они могут ошибаться. Как и в любом деле, кто-то из них лучше, кто-то хуже знает свое ремесло. Потом, практически каждый художник не всегда выдерживает свою манеру письма. Когда-то он экспериментировал, когда-то был не в настроении, а иногда просто мучился с похмелья. Возьми того же нашего Саврасова. Ведь там по каждой картине с первого взгляда видно — с пьяных глаз человек сработал вещь или нет.
Сделав глоток вина, Бортновский после короткой паузы продолжает:
— Кроме того, возвращаясь к экспертам, надо еще учесть фактор профессиональной ревности и внутренних склок. Такое есть в каждом музее. Ты, скажем, принес вещь на экспертизу. Прежде чем ты успел что-либо сказать, вышел специалист, глянул и сказал при всем честном народе, что это никакой не Репин.
Сделав драматическую паузу, Леонид, наклонившись вперед, поднимает палец:
— А у тебя между тем полная гарантия, что картина подлинная. Скажем, эту вещь кому-то из твоих предков подарил сам Илья Ефимович сто с лишним лет назад. И с тех пор так она и провисела в доме все войны и революции. И даже в каких-то мемуарах об этом кем-то говорится. Но слово, как ты сам понимаешь, не воробей. Кто же из экспертов станет признаваться, что ошибся?
— Профессионалы подделку сразу определяют?
— Как говорила мне одна пожилая дама, кстати, специалист-искусствовед высокого класса, если захотят подделать работу того или иного художника, то ее подделают. И никакая экспертиза не поможет. Здесь вопрос только в мастерстве того, кто лепит фальшивки, и в наличии у него материалов, то есть старого холста, подрамников и так далее. В Третьяковской галерее есть такой эксперт Иван Благомиров. Профессионал экстра-класса, его знают все искусствоведы и коллекционеры. Так вот он говорит, что дал положительные заключения на такое количество работ Айвазовского, какого сам художник в жизни не написал.
Сделав знак официанту принести кофе, мой собеседник подводит итог:
— Вопрос еще заключается в индивидуальности техники автора. Того же Айвазовского подделать не так уж и сложно, а популярен он страшно. Особенно среди тех, кто любит, скажем так, понятную живопись. Как говорится, что надо лоху? Лоху на картине нужны море и корабль. Так говорил один мой знакомый московский антиквар. Ну и что делать эксперту, если ему приносят каждый месяц на экспертизу двух-трех «Айвазовских» и на большинство из них в принципе можно давать положительное заключение? Вот так картины и плодятся. Поэтому полная уверенность может быть, в первую очередь, в картинах с точно установленным провенансом, то есть происхождением. Иначе говоря, о картине стало известно сразу после написания пятьдесят или сто лет назад, и с тех пор она не исчезала надолго из поля зрения специалистов. Но такое случается нечасто, и относится это прежде всего к работам музейного качества.
Вся лекция занимает почти сорок