Читать интересную книгу ЕСЛИ №3 ЗА 2006 ГОД - СБОРНИК

Это было причиной невероятной вони, господствовавшей во всех палатках…

Чини попыталась завернуть свой спальник в кусок клеенки. Мокрый песок прилипал к коленям и рукам. Она потерла руку о руку, но безрезультатно. Ее губы, потрескавшиеся от соли и ветра, болели так сильно, что иногда она не могла есть. Она направилась к выходу, шагая между спальными местами. Как обычно, полицейский схватил ее за руку, проверяя наличие пластинки с номером. Поскольку она считалась здоровой, он кивком разрешил ей выйти. Проходя мимо полицейского, она не получила обычного шлепка по заднице. Это теперь считалось обычной процедурой, предназначенной для больных, отныне не способных почувствовать любое прикосновение. Иногда по ночам охранники под предлогом обхода проникали в женские палатки. Чини нередко видела сквозь полуопущенные веки, как они наклонялись над постелью одной из больных девушек, и их руки… Впрочем, чем та рисковала? Ее теперь можно было ударить дубинкой, и она даже не проснулась бы…

Однажды соседка долго объясняла Чини, что ей будет совершенно все равно, если ее изнасилуют, потому что у нее больше нет тела. Проституция для нее, для бесплотного существа, стала вполне допустимой. Достаточно немного опыта, чтобы научиться искусно симулировать удовольствие! Эти разговоры возмутили Чини, ей казалось кощунством стремление получить какую-нибудь материальную выгоду от случившейся дематериализации. «В тот день, когда я заболею…» – часто произносила она мечтательным тоном. И она действительно мечтала об этом. Чини воспринимала бы потерю чувствительности как достоинство, как редкую привилегию, как неожиданный дар. Ей казалось, что она, освобожденная от рабского подчинения плоти, смогла бы достичь невероятных высот духа, развить у себя тысячи способностей, давно атрофировавшихся и скрывавшихся в закоулках ее мозга, подобно куколкам бабочки в ожидании мутации.

Ее собственное тело вызывало у Чини ужас.

Лагерь выглядел пустынным, дождь загнал беженцев в общие палатки, и только силуэты полицейских, закутанных в мятые коричневые накидки, виднелись то тут, то там на аллеях. Здесь ее еще раз проверил начальник поста, закончивший осмотр тем, что уколол ее булавкой в ягодицу, проверяя чувствительность. Она взвыла от неожиданности и, дернувшись, едва не сломала булавку, вонзившуюся в тело на добрую пару сантиметров. После этого ее под грубый смех охранников вытолкнули наружу. Она, не оглядываясь, нырнула в путаницу городских улочек, едва не вывихнув лодыжку на залитом водой тротуаре. Ей пришлось шагать целых полчаса, пока она не оказалась там, куда привыкла приходить каждый день.

Эскалатор выбросил ее у первой статуи, залитой бледно-голубым светом. Это был скульптурный ансамбль в гиперреалистическом стиле в натуральную величину. Предметы и одежда были настоящими, для волос, зубов и ногтей использовались материалы, применяемые в медицинском протезировании. Фибровинил идеально воспроизводил текстуру кожи с учетом пола и возраста. Волоски на теле и родимые пятна изготовлялись вручную.

Когда Чини вошла в музей, в нем не оказалось ни одного посетителя, и он выглядел заброшенным. Ей достаточно было разбить оконное стекло, взобраться на подоконник… Это было так легко…

Первый ансамбль изображал чоппер, черный мотоцикл без хромированных деталей, из голубоватой стали. Его переднее колесо, оторвавшееся от основания, врезалось в живот молодой беременной женщины. Короткое розовое платье из ситца с темными пятнами пота под мышками. Светлые волосы, неумело обесцвеченные, собранные в вертикальный шиньон без особого кокетства. На сгибе руки виднелся почти отклеившийся кусочек пластыря, очевидно, оставшийся после взятия крови на анализ. Ремешок сумочки соскользнул почти до локтя, и рот был раскрыт в немом крике, обнажив несколько запломбированных зубов и коронку из золотистого металла. Рука, на которой поблескивало обручальное кольцо, сжимала журнал по вязанию прямо над тремя включенными фарами.

Теперь дыхание Чини становилось все более и более коротким и учащенным…

Мотоциклист был, по-видимому, полицейским. Хромированный шлем скрывал почти весь лоб, желтые поляроиды и щиток на подбородке предъявляли взгляду только тонкий кривоватый нос… Нос индейца.

Вероятно, индейскими были и высокие, резко подчеркнутые скулы. Руки в черных перчатках не сжимали, как можно было ожидать, рычаги тормоза, и положение тела мотоциклиста, изгиб его спины, скорее, отражали стремление усилить удар при столкновении. Чини особенно нравилась эта статуя.

В пустынном зале внезапно затих негромко ворчавший эскалатор. Вспотевшей рукой она открыла сумочку скульптуры молодой женщины и потрогала дешевый набор красок для макияжа. Сладкий густой аромат распространился в воздухе… Раскрытый конверт, в котором виднелся листок бумаги в клеточку, покрытый непристойными рисунками. Фотографии, на которых женщина целовала цветного мальчишку лет двенадцати. Три бумажные салфетки, пропитанные дезодорантом. Плохая машинописная копия порнографической новеллы с пометками редактора и чеком от издателя. Отпечатанный типографским способом бланк с названием лаборатории медицинских анализов и текстом: «Я, нижеподписавшийся Кендалл Нортон экс-НЗ, специалист в области серологии, гематологии и биохимии, произвел анализ крови Коры Луизы-Патриции экс-НЗ (имя женщины, вписанное черной пастой, не поместилось в предназначенной для этого графе), заключающийся в стандартном подсчете кровяных телец, не содержащих примеси паразитарных расовых элементов». Вторая фраза на листке гербовой бумаги сообщала: «Результат предбрачного медосмотра положительный».

Чини закрыла сумочку. Куртка мотоциклиста с левой стороны топорщилась над бумажником, раздувшимся от содержимого. Там лежал сложенный в несколько раз лист глянцевой бумаги, расползающейся на сгибах, путевой лист трехлетней давности и флакон с антималярийным препаратом. Чини знала наизусть содержимое документа: «Университет г. Тампа. Ректор университета подтверждает присвоение ученой степени по психологии масс-медиа Кенжи (Смиту) Блюнайфу…». Чини просунула пальцы в кожаную перчатку; прижатые растягивающимся металлическим браслетом часов, несколько листочков коки оставили похожий на синяк отпечаток на коже мотоциклиста. Она подумала, что сегодня не станет открывать молнию на правом сапоге, где продолжала мяться бумага, покрытая мелкими буковками, которыми были написаны три рассказа: «Евнух», «Вид больного города в разрезе» и «Off»… Здесь же – письмо с вежливым отказом из редакции какого-то авангардного журнала. Чини почувствовала озноб, хотя струйка пота пробежала у нее между лопатками… Осторожно, словно опасаясь укуса гремучей змеи, она прикоснулась кончиками пальцев к промежности манекена. Ткань в этом месте казалась натянутой, словно под ней находился скрытый от глаз комок энергии. Дурманящий голову запах исходил от огромного кольта, торчавшего из кобуры на бедре. Чини ни разу не осмелилась потянуть за язычок кожи, удерживавшей с помощью кнопки кольт. Когда-нибудь… может быть…

Иногда она задавалась вопросом, были ли настоящими патроны, заполнявшие барабан, точно так же, как иногда задумывалась, поместил ли скульптор неродившегося ребенка в живот попавшей под мотоцикл беременной женщины. Нужно было расстегнуть несколько пуговиц и застежек-молний, чтобы увидеть, появится ли из-под одежды шрам от удаления аппендикса или родимое пятно на изгибе каучуковой плоти.

Может быть, скульптор даже скрывал в глубине искусственных тел какую-нибудь опухоль или осколок снаряда?

Неожиданно дождь громко забарабанил по стеклу окна, и Чини встряхнулась, с усилием избавляясь от овладевшего ею гипнотического оцепенения. Каждый день ей нужно было пересечь полгорода, и все только для того, чтобы провести десяток минут в музее. Почему? Она сама не знала ответа. Может быть, ее притягивали эти поддельные и все же такие реальные существа…

Она направилась по диагонали через зал к эскалатору. На мгновение стеклянная стена зала отразила ее облик. Светлые волосы, собранные в вертикальный шиньон, короткое розовое ситцевое платье. Кусочек пластыря на сгибе руки, наклеенный так давно, что вокруг него кожа покраснела от начинающейся экземы…

Через несколько минут она вышла из здания музея. Ее каблучки глубоко погружались в желатиноподобный асфальт тротуара и отрывались от него с неприятным чмокающим звуком. Она шагала быстро, с опущенной головой, стараясь не смотреть на склон холма справа от нее. Как многие дети, она старалась отмечать ритм своих шагов словами. На этот раз это было: «Бо-лезнь… Бо-лезнь… Бо-…».

Неощутимо, скрытно болезнь изменяла глубинное равновесие города. Каждый день возрастало количество потерявших чувствительность. Любой горожанин, от генерального директора до домохозяйки, мог неожиданно осознать, что частично лишился тела, оказавшись внутри оболочки без веса, без реальности. Это было похоже на сенсорную ампутацию, на приговор, превращавший человека в бесплотного духа. Тело становилось другим, незнакомым, безразличным. И все же существо продолжало шевелиться, двигаться по воле хозяина, подобно чудовищной марионетке. Но многие жесты при этом лишались всякого смысла. Впиться зубами в виноградную гроздь, смешивая сладость сока с горечью косточек, блуждать рукой между бедер девушки теплой ночью в укромном уголке парка, закрывать глаза, натягивая на голову черную простыню ночного неба… Пропала любая чувствительность: осязание, прикосновение, поглаживание не доставляли никакого удовольствия тем, кто когда-то любил понежиться между свежими простынями… Теплота кожи, влажность губ, эластичная нежность женского живота – все это отныне ничего не значило для неловких бесчувственных рук, лишенных способности к былой точности и силе движений. Попытка написать что-нибудь в блокноте завершалась сломанным карандашом, протыкавшим несколько страниц с такой силой, словно на руку обрушилась неимоверная тяжесть.