Читать интересную книгу Вензель на плече Урсулы - Эмма Герц

Примерно так говорил мальчик-продавец в фирменном салоне со странным названием «Ножи-Подарки». Посмотрим, насколько он прав.

Я много лет этого не делала, ножом — вообще никогда, но получилось сразу. Почти сразу. Сначала лезвие скользнуло по гладкой коже внутренней поверхности бедра, но я немного надавила, имитируя движение пилы, это хороший нож, он очень удобен для работы с мясом — извлечения костей, тонкой нарезки. «Ножи KASUMI с узорчатой дамасской сталью на обкладках легко воспринимают заточку и сохраняют ее весьма длительное время. Ножи KASUMI выпускаются с симметричной европейской заточкой. Это означает, что угол режущей кромки справа равен углу слева. Как правило, все ножи выпускаются с заточкой для правши. Это означает, что правая плоскость лезвия шире левой, что компенсирует уход лезвия в сторону при работе правой рукой. При необходимости ножи возможно переточить и для левши».

Но у меня нет такой необходимости. Кровь, появившаяся в первую секунду по обеим сторонам разреза, широкой полосой раскрашивает ногу, я аккуратно сажусь на пол. Пол моей кухни чист — протираю его два раза в день, иногда — три.

— Представляешь, — тренькает Марусечка в телефоне, зажатом между моим ухом и плечом, — я ей и говорю: ты колхозница! Колхозница! Сумасшедшая вообще! Притащила из дома эти невозможные картинки, котятки, щеночки, половинки каких-то яблочек, груш и виноградов, и — давай их на стенки лепить… Рабочее место!.. С котятками…

Очень удобна эта рукоятка. Как-то так хитро сделана, держать нож всегда удобно. Схвати хоть так. Хоть эдак.

— Господи, — продолжает Марусечка, — как меня эти кошмарные бабы достали… Ну просто без пиздюлей, как без пряников… Одна тут заявляет: «Оплатите мне тренера по холотропному дыханию… не могу, — говорит, — без его помощи сосредоточиться на работе…» Я ей отвечаю: ага, сейчас!..

Делаю ножом тонкий и глубокий разрез на следующем бедре. Бледная физическая карта какой-то страны, с сине-зелеными реками вен, немного похоже на Норвегию — все эти фьорды и разветвляющиеся русла. Делаю ножом тонкий и глубокий разрез поперек выцветших, но вполне осязаемых рубцов из прошлого, и еще один разрез, чуть левее, получается своего рода поле для крестиков-ноликов — есть много способов этой игры, оказывается. Кровь красной голливудской дорожкой течет из раны, нарядно лакируя маленькие поры на коже и вот еще небольшую родинку, чуть выпуклую, течет свободно и величаво, как чудный Днепр при ясной погоде.

И мне легко представить русалок, красивых мертвых девушек, утонувших в алых непрозрачных водах: длинные волосы их переливаются всеми оттенками пламени, сквозь белые реющие одежды просматривается расписанное сложными вензелями тело, узкие спины, пышные груди, тонкие запястья. Девушки добрые, такие добрые, они хотели бы всем счастья, но они холодные, такие холодные, они не помнят, что такое счастье, а может быть, и не знали никогда.

Мое поле для крестиков-ноликов не содержит ни крестиков, ни ноликов, я улыбаюсь очевидной нелепости этого, но пусть будет хотя бы вот эта победительная диагональная полоса, не удерживаюсь и сначала облизываю треугольное лезвие ножа «хонесюки».

Кровь на воздухе сворачивается быстро — у меня по крайней мере. Так было всегда, и я не вижу причин, почему бы этому замечательному свойству не сохраниться до настоящего момента.

Марусечка в трубке замолчала, должно быть, подумала, что у меня разрядился телефон, такое бывало последний месяц, надо купить новый аккумулятор. Частые гудки раздражают, дотягиваюсь и нажимаю кнопку.

Хорошо. Впервые за сколько-то дней мне хорошо, получается полноценно дышать, жирные белые черви прогрызли множество извилистых ходов в легких, но сейчас они успокоились и не резвятся, отдыхают в уютных норах. С одной стороны, я рада этой передышке, но в то же время — мне ли не знать, как завораживает эта чудная игра в крестики-нолики на собственной коже.

Облегченно смеюсь: все пройдет, все пройдет, но ты можешь быть уверена в этом, только делая тонкий глубокий разрез на внутренней стороне бедра.

Письмо Марусечки, которое спасли от сожжения

«Да нет, ну что ты, я абсолютно его не обвиняю, я всегда ему так и говорила: лучше десять раз от меня уйди, чем из жалости остаться, при чем здесь моя беременность, да он и не знал тогда, когда трезво так сказал: мы должны поговорить, у меня другая женщина, уже больше года, и я ее очень, действительно, очень. Я сказала: можно вопрос, он ответил валяй, задавай, надевая начищенные мною ботинки, я всегда начищала по всем правилам — сначала щеткой, потом полировала замшевой тряпочкой. А если бы у нас был ребенок, Алеша, ты бы тоже ушел, а он быстро ответил: у нас же нет ребенка, перестань, у тебя все-все будет хорошо, ты такая сильная, такая молодец, держи хвост пистолетом, ну все, пока, я побежал.

Срок был пять недель, никакого выбора оставить — не оставить, ни минуты не сомневалась, я хотела, он здесь ни при чем, а официально развод мы оформили уже давно, помнишь, он не мог претендовать как женатый на квартиру в доме от своего работодателя, а он хотел претендовать… фиктивно развелись, я же все равно была его женой, а он моим мужем, я одна так считала, оказывается.

Все было хорошо и со здоровьем, и с настроением, я сильная, я молодец, ты помнишь, я особо не переживала, на соперницу ездила смотреть в ее магазин — она держит магазинчик элитных чаев, наверное, сейчас дела у них не очень — кому сейчас элитные чаи по 1000 рублей за унцию. Смотрела на нее, красивая девушка, абсолютно не блондинка, как ты предполагала, успокаивая меня, черные тяжелые волосы, тонкое лицо, подтянутые к вискам глаза, ей очень подходит имя Анжела. Уверенная, великолепно одетая и наверняка нравится Алешиной маме, Эмме Витальевне — Эмма Витальевна не будет иметь оснований сказать ей: голубушка, куда же вы нарезали такие толстенные ломти хлеба, задать свиньям? Я плюнула тогда на ее накрахмаленную скатерть, старая сука.

Я бы на месте Алеши даже не сомневалась, кого выбрать, да он и не сомневался. Анжела очень деликатна, прекрасно воспитана, тонкие руки, породистый профиль, низкий голос. Алеша только и хотел, чтобы меня ничем не ущемить, он ведь ничего из дома не забрал, все свои вещи оставил, даже носки, даже рубашки. Все свои книги оставил, справочную литературу и профессиональные журналы, как он без них, только и забрал, что музыкальный центр, она любит и ценит музыку… его девушка Анжела с черными тяжелыми волосами. Когда еще она была Алешиной тайной, то звонила ему на трубку необыкновенно красивой мелодией, что это, восхитилась я, что это, Алеша ответил: „Роллинг Стоунз“, 1973 год, „Энжи“.

Пришел он один только раз, понадобился охотничий билет, поищи, просил меня в телефон, а что мне его искать, как лежал, так и лежит в жестяной коробке из-под датского печенья, для документов у меня такая, очень удобно, и я протянула ему охотничий билет на пороге, а он молча уставился на мой живот, у меня уже было заметно, наверное, потому что я довольно худая, и он как-то прохрипел без голоса, одним горлом. Блядь, что же ты наделала, блядь, весь побледнел, а потом сразу покраснел и кинул в меня охотничьим билетом, а я развернулась и ушла в комнату, а охотничий билет в меня и не попал, да и что бы мне было-то, картонка просто. Он хрипел там в коридоре дальше, а я вынесла гантель, ну он же не забрал ничего своего, и сказала: „Так, или ты сейчас уходишь, или я сломаю тебе что-нибудь. Ключицу. Или череп“.

Естественно, я сдавала все анализы, все, что положено, а как же, и на учет встала в консультацию в семь недель, ты ходила со мной, группа поддержки… Многие ругают очереди к врачу, а я находила это ожидание даже приятным. Я знала, что у меня девочка, помнишь, как мы смеялись, что ее надо назвать Снежана или Цветана, потому что в детстве любили эти красивые болгарские имена. Ее движения я почувствовала уже на четырнадцатой неделе, мне обычно не верят, а я и не доказываю, гладила себе вздутый уже живот и говорила девочке: мне бы только взять тебя на руки. Я прочитала, что детки чувствуют все и все слышат, мне, правда, трудно это представить, но я разговаривала с девочкой, даже пела, я плохо пою, но можно и несколько уроков взять у соседки, преподавательницы музыки Ирочки, а то как же петь колыбельные, у моей девочки должны быть колыбельные — самые лучшие, какие я смогу только исполнить.

На шестнадцатой неделе пришел результат анализа на альфа-фетопротеин, нехороший результат, сказала докторша, замечательная, похожая немного на снеговика, она поморщилась:

— Нехороший результат-то какой, давай-ка мы тебя внепланово на УЗИ отправим, не волнуйся заранее: во-первых, сама знаешь, как у нас лаборатории работают, во-вторых, один-единственный анализ — это ровно ни о чем не говорит, ничего страшного, сходишь завтра утром, потом — ко мне, я тебя записываю на двенадцать, хорошо?