Читать интересную книгу Тайна одной башни (сборник) - Валентин Зуб

Лошадь запрягал сам Антек. Кроме сейфа, на подводу положили еще несколько чемоданов. Но лошадь была настолько стара и слаба, что даже этот сравнительно легкий воз едва стронула с места. Несколько чемоданов с вещами, не имевшими особой ценности, пришлось бросить сразу, как только выехали за ворота.

Ехали медленно. Как Антек ни нахлестывал лошадь, она останавливалась все чаще и чаще. Лесная дорога была переплетена корнями деревьев; местами они высоко выпирали из земли, как жилы на могучей, сжатой в кулак руке. Колеса упирались в эти корни, и лошадь никак не могла их одолеть.

— Но… чтоб тебя волки разорвали! — лупил бедное животное толстой палкой Антек. Лошадь прядала в стороны, пыталась взять рывком и наконец рухнула наземь, запрокинув старую голову с дрожащей отвислой губой. Теперь она вовсе не реагировала на удары, которые с новой силой посыпались на нее. А орудийный гул, подхваченный лесным эхом, казался уже совсем близким.

— Ты слышишь, папа? — обернулся Антек к отцу.

— Слышу, — хмуро ответил тот.

— Но… Поднимайся! — снова набросился Антек на лошадь. Но та уже не дышала, глаза ее медленно наливались свинцовым блеском.

— Приехали! — со злостью сплюнул начальник полиции и отшвырнул уже ненужную палку.

— У-у-ух… У-у-ух… — долетало с востока.

— Нужно закопать ящик где-нибудь здесь, в лесу, хотя бы вот возле этого старого дуба. Может, еще вернемся, тогда и откопаем, — предложил старый Вышемирский.

Антек согласился, отцепил висевшую у пояса маленькую лопатку, которую он предусмотрительно захватил в дорогу, и с остервенением начал копать.

Когда яма была готова, он сказал отцу:

— Давай скорей ключи. Возьмем хотя бы бумаги доктора, золото, сколько сможем унести, а остальное закопаем.

Старик полез в карман, но ключей там не оказалось. Полез в другой — тоже нет. Он стал лихорадочно ощупывать себя со всех сторон.

— Н-нет ключей… Я их, кажется, дома в столе оставил…

Антек заскрипел зубами:

— Все пропало, все пропало…

— Ничего не поделаешь, сынок. Назад не побежишь, — грустно заметил старый Вышемирский. Руки у него тряслись, он бесцельно топтался вокруг дерева, натыкаясь на сына и мешая ему работать.

Ящик сняли с повозки, поставили в яму под дубом, засыпали ее землей и тщательно замаскировали. Старик никак не мог уйти с этого места: поправлял, как на могиле, еловые лапки, пучками травы старался забросать откатившиеся в сторону комья земли. Ему все казалось, что их тайник может привлечь чье-нибудь внимание.

— Быстрей, папаша, — подгонял сын, — а то и нам лежать тут вместе с этим богатством.

— У-у-ух!.. У-у-ух!.. — стонала и вздрагивала земля.

ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ

Степа открыл глаза. Две звездочки, маленькие, серебристые, глядели на него. «Где я? Что со мной?» — подумал он.

Из-за тучи выплыла луна. Ее желтый тусклый свет скупо осветил поляну, где лежал Степа. Поблескивала холодная роса. Молчаливо и недвижно стояли темные деревья. Ни птицы, ни лесное зверье, которыми так богат был Шервинский лес, не подавали признаков жизни.

Степа снова закрыл глаза и вдруг увидел яркое пламя над зданием комендатуры, Кузьму Даниловича с фашистским автоматом в руках, перекошенные от страха лица тюремной охраны и полицейских… Он вспомнил все. «Я-то на свободе, — подумал Степа, — а вот бумаги доктора в руках у Антека. Их можно еще спасти, но для этого надо как можно скорее дать знать партизанам. Тогда батька Мирон не даст скрыться начальнику полиции. Но как сообщить в отряд?»

Где-то далеко хрустнула ветка. Степа прислушался: «Может, кто-нибудь из партизан?» В кустах затрещало громче, уже слышно было, как кто-то напролом лез через заросли. «Нет, это не человек, — смекнул Степа. — Люди теперь так смело не ходят…» И верно — на поляну выбежал дикий кабан. Он остановился, раз-другой ковырнул мордой землю, потом повернулся и снова, ломая валежник, направился в чащу. «Видно, надеяться не на кого. Надо самому как-нибудь добираться до деревни».

Степа попробовал встать. Уперся руками в землю, сел… Нет, не выйдет. Перед глазами замелькали зеленые, красные, желтые круги, и он упал.

«Ка-р-р, ка-р-р!» — прокричала поблизости ворона. Этот крик заставил Степу очнуться. Он открыл глаза и тут же зажмурился, ослепленный ярким солнечным светом. Передохнув, Степа почувствовал себя немного лучше, но встать на ноги не решался.

«Наверно, до деревни еще далеко… Эх, если бы кто-нибудь из местных набрел!..» — подумал он.

Вдруг неподалеку послышались человеческие голоса.

«Неужели это спасение? Кто, откуда?.. И что это за гром? А-а, это гул орудий… Фронт, приближается фронт… Наши близко… Ах, как хорошо!»

Степа пополз в ту сторону, откуда слышались голоса.

— Но-о-о! — долетел чей-то сердитый окрик. «Подвода… Но кто это — свои или чужие?» Степа подполз к дереву, от которого видна была лесная дорога. Из-за поворота показалась серая, жалкого вида кляча. За повозкой маячила знакомая долговязая фигура.

«Антек!» — не поверил своим глазам Степа и потянулся рукой к поясу, где он всегда носил пистолет. Но пистолета не было. Его отобрали еще там, на аэродроме. Правда, был кинжал, выхваченный во время стычки у ворот тюрьмы у часового, но какой с него прок, когда не можешь встать на ноги?

«Вот где ты, гад… Драпаешь!» — прошептал Степа, нервно комкая в пальцах несколько травинок.

Между тем кляча, подгоняемая длинной палкой, сделала еще несколько шагов, упала и больше не поднималась.

…Степа видел все, что происходило под старым дубом. «Ну, теперь-то мне никак нельзя умирать, — подумал он, когда Антек и старый Вышемирский ушли. — Один я знаю, где находятся бумаги доктора».

Степа кое-как поднялся на ноги, ступил шаг, другой… Отчаянно кружилась голова, болела рана в боку. Он часто останавливался передохнуть и снова шел; падал, поднимался и шел, шел… Когда силы окончательно иссякли, он попробовал ползти, но не смог…

Сознание вернулось к нему только утром. Снова ярко светило солнце, порхали беззаботные мотыльки и на разные голоса пели птицы. Степа попытался встать, но не удержался на ногах — упал. Колени безобразно распухли, и он не мог двинуться с места. Отчаяние охватило юношу. Пропадет такой нужный людям труд! Что делать?

Степа поднял голову, чтобы посмотреть, где он.

Может, узнает местность? Может, недалеко люди? Нет, это Косинская делянка. До деревни еще далеко. Его голова бессильно стала клониться к земле. И вдруг яркий свет солнечного зайчика полоснул его по глазам. Степа зажмурился, потом снова открыл глаза и увидел… блестящую снарядную гильзу.

Гильза? Чудесно! Он теперь знал, что ему делать.

Степа кое-как стащил с ноги сапог и достал из карманчика в голенище записную книжку с маленьким огрызком карандаша. Коротко записав события последних дней, он старательно, большими буквами, вывел те самые слова про бумаги доктора Долохова, которые первым делом прочли ребята.

Кривым суком, кстати попавшим под руку, он подкатил гильзу поближе к себе, вложил в нее записную книжку и старательно заделал отверстие. «Вот так моя книжка хорошо сохранится», — подумал он и принялся кинжалом раскапывать землю под деревом. Вырыв небольшую яму, Степа положил туда гильзу и засыпал землей.

Оставалось самое трудное. Нужен какой-нибудь приметный знак, чтобы люди заметили это место. Степа задумался. Нужно вырезать на коре дерева, под которым зарыта его книжка, надпись. Но какую? Расписывать, что бумаги Долохова, дескать, находятся под дубом, который стоит на дороге из Ляховцев на станцию, было слишком долго. На это у него уже не хватило бы сил. И тогда Степа решил написать короче: «Тут спрятан труд доктора Долохова». Если люди найдут его записную книжку, они найдут и бумаги доктора.

Так он и сделал. Торопливо, теряя время от времени сознание, он начал вырезать слово за словом. Буквы получались неровные, кинжал часто вываливался из рук, но Степа не отступал. «Нужно кончить, нужно кончить…» — твердил он почти в беспамятстве. И все же вырезать последнее слово Степа уже не смог. Силы покинули его.

…Что-то холодное льется на голову. Это возвращает Степу к жизни. Дождь! Какое счастье! Так хочется пить. Он переворачивается на спину и ртом ловит капли воды. Всего несколько капель, а сразу стало легче! Юноша пробует даже подняться на ноги, но это ему не удается. Значит, надо ползти, добраться до деревни, рассказать. Надпись на дереве — неверное дело: могут найти, а могут и не найти.

Надеть снятый сапог Степа уже был не в силах; пришлось бросить его и дальше ползти в одном. Тихо шумел лес. Верхушки деревьев клонились друг к другу, как будто перешептывались, глядя, как внизу смертельно раненный человек борется за жизнь других.