Увлекательный разговор прервало появление лодки – медлительно подгребало что-то плоскодонное, видимо, предназначенное для переправки ослино-бараньего поголовья. Одинокий гребец издали что-то начал сердито говорить. Похоже, требовал поспешить с погрузкой – работы много.
«Девять» поспешно поднялся от берега, донеся приглушенный шорох включенной рации. Связь работала, но не очень – охранник выругался, побежал к палаткам, дабы донести благую весть ретроградным, но проверенным способом. Сердитый лодочник начал причаливать к топкому берегу. Вдалеке замаячила пара суровых, вооруженных мушкетами фигур – часовые 4-й легкопехотной демонстрировали свою зоркость и бдительность.
— Помаши пехоте – видишь, сейчас тревогу поднимут, – посоветовала Вдова явно занервничавшему охраннику.
— Сама маши. Я им не командир.
Катрин встала, поприветствовала солдат успокаивающими жестами содержания «все у нас в порядке», достойные стрелки сделали шутливый «на караул» и исчезли. Приметную (если не сказать перерослую) фигуру служанки ученой команды они явно считали за «свою».
Гребец продолжал возмущаться по-арабски и размахивать руками, обращаясь в большей степени к Катрин – черный наряд и никаб вводил правоверного речного труженика в заблуждение. Ситуация выглядела глуповатой, и Вдова сочла уместным вспомнить одну из двух распевных фраз застрявших в ее лингвистическом арсенале после давней недолгой командировки:
— Аааллаху алим!
Как ни странно, подействовало. Речник слегка пообмяк, принялся что-то оживленно рассказывать, указывая в сторону города.
Катрин сочувственно кивала, пару раз всплеснула руками, дивясь невнятному, но очевидному крушению миропорядка.
— Ты его понимаешь? – подозрительно уточнил «Семь-Шесть». – Говорили, что ты по-арабски вообще ни слова…
— Молчи, неверный! – призвала Вдова. – У человека горе, а ты с мелочами…
Лодочник кивал и с большим одобрением вглядывался в глаза сострадательной женщины – накрашены глаза были замечательно – сверх-густо, как подобает скромной, но следящей за собой молодой горожанке. Да и рост приятной и воспитанной особы храброго речного каирца, видимо, не отпугивал. Чисты душой и бесстрашны истинные мужчины Востока.
Насчет необходимости ношения боевого макияжа в духе местных традиций заранее напомнил Вейль. Раз шеф счел это важным, пришлось уделить внимание и не забыть руки – кончики пальцев Вдовы были выкрашены хэнной, все согласно здешней моде. Привыкнуть к дизайну собственных ладоней Катрин еще не успела, ну, ничего, ближе к делу перчатки наденутся, не будет этот красно-рыжий изыск отвлекать.
Появился шеф с остальными членами рейдовой группы – правда, не в полном составе.
— Азиз не в состоянии идти. Кишечное расстройство, – кратко уведомил Вейль.
Судя по всему, коварный кишечный недуг не миновал и второго переводчика – Барбе был бледно-сер ликом, двигался несколько кособоко и панически косился на начальника охраны. Ну, приступы неуправляемой трусости действительно напрямую связаны с кишечно-желудочным трактом: там всегда и первые симптомы, да и общая слабость организма оттуда проистекает. Недуг широко-распространенный, дело лишь в умении конкретного приболевшего человека справляться с внезапно настигшим приступом. Помогает чувство долга, товарищеского локтя, доброе слово командира с напоминанием о трибунале и иных карах, или пара точных тонизирующих ударов – вот как сейчас. Человек, сосредоточенный на крайне неприятных ощущениях в районе почек (и опасающийся повторных рецидивов), двигается своеобразным образом, а о будущих неприятностях не помышляет, ибо полностью сосредоточен на текущих.
Умело побитых людей Катрин видела неоднократно, чего скрывать, и сама к этому средству прибегала, так что особенно не удивилась. Сотоварищи по городской экспедиции тоже, видимо, все поняли, поскольку, не задавая лишних вопросов, принялись грузиться в плавсредство.
Отчалили. Барбе осторожно пытался усесться поудобнее. Все помалкивали, только лодочник опять ворчал себе под нос, сноровисто управляя высоченным косым парусом. Похоже, указания от «Спящего» речной каирец получил загодя, поскольку широкая скотовозка шла целеустремленно, пусть и черепашьей скоростью. Впрочем, лично Катрин торопиться было некуда, сидела, вдыхала запахи засохшего лодочного навоза, большой речной воды, думала о прошлом и немножко о будущем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мимо уже потянулись бесконечные лодочные пристани, навесы, склады и мелкие домишки с плоскими, переходящими одна в другую, крышами; огней здесь практически не увидеть, лишь кое-где попахивало живым дымком очагов. Подальше от берега в густеющей темноте угадывались солидные сооружения: вот проплыла толстостенная башня, участок старой мощной стены, что-то изящное с угадывающимся изобильным орнаментом, за ними торчал высокий островерхий минарет, левее еще и еще… Ощетинился многочисленными острыми копьями-минаретами древний Каир, но ведь уже уступал без боя. Город уже сдан Бонапарту, вот позже вспыхнут восстания… но «позже» будет позже.
Пока пылало не восстание, а всего лишь крыша здания в полусотне шагов от реки, тусклые сполохи бросали мутные тени, мелькали в низких клубах дыма мечущиеся люди, доносились неразборчивые крики: отчаяния и азарта поровну. Лодочник разразился гневной речью, кособоко привалившийся к борту и тяжко страдающий Барбе что-то вяло ответил. Каирец возмущенно глянул на пассажирку.
— Аллаху алим! – с чувством признала Катрин.
Лодочник согласно воздел палец к небу и занялся снастями. Присутствие единомышленников неизменно смягчает напряжение пути.
Вейль пересел ближе к подчиненной, нагнулся к укутанной голове девушки:
— Будет разумнее, если вы не будете без разрешения вступать в разговоры.
— Это не разговоры. Это все что я знаю по-арабски. Капитану скотовозки и так не по себе, день выдался нервный, а вы все еще как сговорились и угрожающе молчите. Сиганет адмирал за борт и все. Вы в этих румпелях и реях что-то понимаете?
— Тут уже недалеко, берегом дойдем, – Спящий с неопределенным выражением глянул на забортную воду. – Вдова, я не против логичных и инициативных действий. Почему бы и нет, если пойдет на пользу делу? Но после моего одобрения. Это понятно?
— Так точно, герр гауптман!
— Вот этого, бошевского, вообще не надо, – вяло запротестовал шеф. – И что у вас этакое под одеждой припрятано?
— Наябедничал цифровой тандем? Клинок у меня. Небольшой, не контрабандный, сугубо местного происхождения. Контрактом не указано, что я обязана исключительно ногтями бифштексы рвать и морды плохим дядькам расцарапывать. В конце концов, я отчасти цивилизованная девушка и имею право на ножичек.
— Допустим, – Вейль поправил на голове непривычную чалму. – Какие еще сюрпризы припасли?
— Ничего многозарядного, кумулятивного и разрывного. Собственно, и однозарядного тоже нет. Еще один ножичек типа малый кинжальчик, две пары рабочих перчаток, наличные в местной валюте.
— Откуда деньги?
— По реке плыли. Я рассказывала.
— Ах, ну да. Это все? – уточнил «Спящий».
— Все. Можете обыскивать. Хотя нет, есть еще три презерватива.
— Разумно, – шеф, вновь снял чалму, озадаченно заглянул внутрь. – Катрин, обыскивать мне некогда. Да вы и вряд ли позволите. Так что верю на слово. Сегодня меня уже дьявольски утомили болезненные переводчики. Имейте это в виду.
— Уловила, утомлять не собираюсь. А с переводчиками всегда так: когда повезет, а когда и нет. Если чалма давит, лучше дать кому-то знающему, пусть перемотают, – посоветовала Катрин. – Я определенно этим искусством не владею.
— Да? Жаль. Послушайте, Вдова, пора определить круг ваших задач.
— Вот давно пора.
— Мы говорим «по теме»? – уточнил шеф.
— Виновата. Внимательно слушаю.
— В городе вы находитесь рядом со мной, без крайне уважительных причин ни во что не вмешиваетесь. И смотрите. Как вы только что выразились, «внимательно». Вы – женщина-тень. Желательно – немая.