— Нравится? — спросил появившийся за спиной Джулиус.
Она повернулась, решив сказать как можно более вежливо и осторожно, что просто не может принять такого подарка. Но лицо старика выражало такое нетерпение и в то же время нерешительность, что она невольно улыбнулась.
— Значит, так вы провели сегодняшний день? И что же я буду с ним делать?
— Просто я решил, что тебе захочется надеть что-нибудь новое к сегодняшнему вечеру. Размер я узнал по платьям в твоем гардеробе. Надеюсь, ты не возражаешь, дорогая?
— Не возражаю ли я? — Она подошла к нему и сжала руку. — Оно прекрасно! Мне будет так приятно его надеть.
От такого проявления чувств он смутился, кашлянул и похлопал ее по руке.
— Гости придут в половине восьмого. Напитки в гостиной. — Он собрался выйти, но вдруг снова повернулся к ней. — Да, чуть не забыл! — Достал из кармана коробочку и открыл. В ней лежало потрясающее бриллиантовое ожерелье. — Оно принадлежало моей матери. Его долгое время не носили. Матери Эдвина оно не нужно. Я хочу подарить его тебе.
Анна взглянула на ожерелье и не смогла вымолвить ни слова. Наконец ей удалось пробормотать какие-то слова, означавшие, что она просто не может принять такого дорогого подарка. Но он уже вложил ожерелье ей в руку.
— Пожалуйста, — проговорил он, — сделай старику приятное.
Она со вздохом взяла драгоценность.
— Но только на сегодня, — предупредила она. — Оно должно остаться у вас. Это украшение должно принадлежать будущей жене вашего сына.
— Согласен, — ответил Джулиус с обезоруживающей улыбкой и ушел, оставив ее одеваться.
Еще оставалось время, чтобы принять ванну и не спеша привести себя в порядок. Платье она решила надеть в последнюю очередь. Анна и думать не думала, что когда-нибудь в жизни у нее будет такая чудесная вещь. Однажды, в день шестнадцатилетия мать сделала неожиданный жест — подарила ей платье, красивое, но совершенно другое. Уже потом Анна поняла, что, подарив то скромное девичье платье, мать неосознанно пыталась продлить детство своей девочки и подольше сохранить свое влияние. Она никак не хочет верить и до сих пор, что дочь выросла.
И Тони ни разу не подарил ей ничего, что подчеркнуло бы ее женственность. Последнее время он дарил духи, книги, свитера, но никогда ничего подобного. Это же платье предназначалось женщине взрослой и привлекательной.
Анна надела платье и посмотрела в зеркало. От восторга и волнения захватило дух. Волосы остались распущенными и спадали на спину густыми шелковыми прядями. Неплохо, сказала она своему отражению и улыбнулась. Повернулась боком и рассмеялась, настолько откровенно кокетливым было это движение. По своей природе она не была кокеткой. Так ей казалось. Но, возможно, тяжелая работа в больнице, где пациенты забирали все ее свободное время и силы, просто не оставляла времени проявить себя. Сейчас, глядя в зеркало, она даже слегка испугалась нового выражения лица и появившегося в глазах блеска. Вообще в последнее время обнаружила в себе много нового, каких-то черт характера, видимо доселе дремавших и теперь проснувшихся. Ящик Пандоры открылся, но, быть может, слишком поздно.
Анна спустилась вниз последней. Подойдя к двери гостиной, остановилась, услышав голоса, глубоко вздохнула, открыла дверь и непроизвольно повернулась к тому, кто наверняка был настроен дружески: Джулиусу. Едва тот заметил ее, глаза загорелись, и он одобрительно кивнул.
— Разве она не великолепна? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно. Но один из гостей, темноволосый мужчина лет тридцати с небольшим, тепло сказал:
— Она изумительна.
Эдвин промолчал, но краем глаза она заметила, что он смотрит на нее. Все замечающие серые глаза сузились.
Беседа возобновилась. Джулиус сказал что-то молодому гостю и подозвал ее, чтобы представить.
Анне казалось, что она парит в воздухе. Роберто, так звали молодого человека, поцеловал ей руку, карие глаза смотрели с восхищением. Помимо него в гости пришла супружеская пара, старые друзья Джулиуса, которых, как она поняла позже, пригласили в последний момент.
Анну представили всем присутствующим.
Я сделаю вид, что Эдвина вовсе здесь нет, подумала она. Но это было совершенно невозможно. Ее охватило волнение от одного его присутствия. Он подошел сзади и холодно сказал, наклоняясь к ее уху:
— Можно предложить тебе выпить?
Она обернулась. Он окинул ее взглядом и посмотрел в глаза:
— Сногсшибательно.
Взглянув поверх его плеча, она увидела неприязненно сверкающие карие глаза Марии. Та сидела в кресле у камина с бокалом вина, и Анна обратила внимание на ее короткое и очень открытое платье. Эдвин провел пальцами по ее щеке, и по телу побежали искры. Он поиграл ожерельем и опустил руку.
— Да, ты не страдаешь от избытка морали, по крайней мере, до такой степени, чтобы это помешало тебе принимать подарки от моего отца. Ожерелье стоит целого состояния. Ты попросила его, или он предложил сам?
Анна стиснула зубы и постаралась остаться спокойной.
— Я и не подозревала о его существовании, пока…
— Пока он не заставил тебя? Может быть, даже приставил пистолет к виску, чтобы ты не отказалась?
— Я отказывалась. Прекрати, на нас смотрят.
— Меня не интересует, что они подумают, — сказал он мрачно. — А платье? Еще один подарок?
Она покраснела от смущения.
— Ах, отвечать не обязательно. Все написано у тебя на лице. — Он налил в бокал белого вина, прекрасно контролируя при этом свои движения. — Может быть, расскажешь, от каких еще безделушек ты столь же безуспешно пыталась отказаться? — Голос был тихим и хриплым, а глаза — опасно холодными.
— И не собираюсь ничего тебе рассказывать, ты все равно ничего не услышишь.
Эдвин плотно сжал губы, и она впервые увидела, как он покраснел от злости. Одетый, как подобает в подобных случаях, в темный костюм и белую рубашку, хотя и без обязательного галстука, он стоял спиной к гостям, закрывал собой остальных, и она была вынуждена смотреть только на него. Этот костюм, как и любая другая одежда, сидел на нем великолепно, подчеркивал его привлекательность. Этот человек завораживал ее. Анна отвела глаза.
— Не придирайся ко мне, — прорычал он.
— Это ты придираешься, — прошептала она в ответ, стараясь, чтобы ее чувства не погасили гнев. — Я не собираюсь оставлять это ожерелье у себя, а платье можешь забрать, как только сниму его, если для тебя так важно, чтобы я не принимала ничего от твоего отца, какими бы добрыми ни были его намерения.
Взгляды их встретились, и она увидела, что Эдвин немного успокаивается, хотя продолжает хмуриться.