Процесс подготовки к программе, сборы и отъезд пронеслись для Оли стремительно, словно на ускоренной перемотке.
Она до последнего не могла расслабиться и поверить в то, что её действительно отпускают в другую страну на учёбу. Она даже не чувствовала волнения перед встречей с чужбиной, не испытывала естественного страха перед незнакомой школой, не беспокоилась о том, найдёт ли общий язык с принимающей семьёй. Все её усилия в оставшиеся месяцы были направлены лишь на то, чтобы не вызвать подозрений отчима, не спугнуть удачу, не выдать своего счастливого ожидания и сумасшедшего нетерпения. Дома по-прежнему были уверены, что Оля едет без особого рвения — просто привычно подчиняется воле старших.
Пройти отбор оказалось совсем несложно: её попросили предоставить выписку оценок из школы, а затем Оля блестяще сдала два теста по английскому языку — устный и письменный. Академический год начинался в сентябре, поэтому уже в конце августа Оля должна была покинуть Россию и отправиться в США.
Когда до отъезда оставалось около недели, отчим, похоже, начал о чём-то догадываться. Для незаинтересованного человека Оля слишком уж рьяно готовилась к поездке, бегала по магазинам вместе с мамой, с упоением обновляла гардероб, предвкушая новую жизнь, и щебетала, щебетала, щебетала без умолку… Рот у неё буквально не закрывался — грядущая свобода кружила голову, и Оля слегка потеряла бдительность.
Накануне отлёта, когда всё было проверено и перепроверено по миллиону раз (документы, билеты, чемоданы), Оля лежала на кровати в своей спальне с широко распахнутыми глазами и не могла заснуть, пялясь в темноту. Это была её последняя ночь в родительском доме. Внутри всё буквально бурлило и искрилось от нетерпения, у неё даже живот разболелся.
Дверь тихо скрипнула, приотворившись и впустив в комнату отчима, Оля тут же узнала его по силуэту. Она вздрогнула и моментально напряглась — два часа ночи! Не самое подходящее время для визитов…
— Не спишь? — спросил он негромко, опускаясь на край её постели. Оля тут же села, машинально прижав к груди подушку — словно щитом от него отгородилась.
— За… засыпаю, — неуверенно отозвалась она.
Отчим усмехнулся:
— Да ладно врать-то. Я же знаю, что не спишь.
Оля молчала, трясясь от страха. Что ему понадобилось от неё в такое время, в такой час?
— Радуешься? — поинтересовался отчим ехидно.
— Чему радуюсь?
— Тому, что на целый год остаёшься без присмотра.
— Н-нет…
— Радуешься, — спокойно констатировал отчим. — Думаешь, наверное, что заживёшь там в своё удовольствие? Начнёшь гулять с парнями, ходить на вечеринки, курить всякую дрянь и бухать без оглядки?
— Я… нет, ну ты что! Я вовсе так не думаю! — путаясь, торопясь и сбиваясь, заговорила Оля, пытаясь вложить в свой голос побольше искренней убеждённости. — У меня и в мыслях не было! Я ведь еду туда учиться… да, учиться!
Господи, как же она боялась, что он передумает в последний момент. Решит, что она не оправдает доверия и подведёт… С отчима вполне сталось бы всё отменить прямо накануне отъезда.
— Учиться, — повторил он, и тон его голоса сделался угрожающим. — Помни об этом. Не вздумай меня опозорить, иначе пожалеешь.
Оля отчаянно замотала головой:
— Не опозорю! Честно-честно…
— Не смей там ни с кем таскаться, — добавил он брезгливо. — Ты понимаешь, что я имею в виду?
— К-кажется… — пробормотала Оля в смятении.
— Речь вот об этом, — его рука, легко преодолев препятствие в виде подушки, вдруг скользнула под край пижамы падчерицы и накрыла её грудь.
Оля задохнулась. Зажмурилась. Оцепенела. Слёзы выступили у неё на глазах, горький солёный ком подкатил к горлу, её замутило от ужаса и от отвращения. Что делать? Кричать? Звать на помощь? Он никогда раньше не заходил настолько далеко… Мама здесь, рядом, в соседней комнате, она не позволит сделать с дочерью ничего плохого… ведь не позволит же?! Но… если Оля начнёт кричать и сопротивляться, отчим может не отпустить её в Америку. Скажет, что она недостаточно послушна и прилежна… Да стоит ли эта чёртова поездка такой цены?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Секунда бежала за секундой. Отчим не двигался, Оля тоже замерла, только ощущала болезненную пульсацию в висках. Наконец, вздохнув, отчим с явным сожалением убрал ладонь из-под её пижамы.
— Когда ты вернёшься, — произнёс он хрипло, — я лично проверю, как ты себя там вела. Надеюсь, ты меня услышала.
Оле хватило сил только на то, чтобы заторможенно кивнуть.
— А теперь спи. Спи! — приказал он резко, поднялся с её кровати и быстро вышел.
___________________________
* “Что воля… Что неволя… Всё равно… Всё равно…” — цитата из советского художественного фильма “Марья-искусница” (1959).
12
Рус
Сан-Франциско, наше время
Прежде чем дать окончательное согласие на совместную поездку, Оля поставила Русу два условия и деловито озвучила их во время совместного обеда в одном из ресторанчиков на Пирсе 39, куда они явились, чтобы посмотреть на морских львов.
— Во-первых: не приставать! В том плане, что… никакого секса и прочих глупостей, идёт? — выпалила она, чуть покраснев.
— Секс — это глупости? — не на шутку озадачился Рус, но, заметив, как она хмурится, тут же торопливо заверил:
— Вообще-то у меня нет привычки склонять девушек к сожительству, если они против. Нет — так нет. А в идеале, конечно, всё должно быть добровольно и с песней…
— Никаких песен, — отрезала Оля. — Отдельных номеров я, понятное дело, не потребую, но кровати во время путешествия у нас должны быть раздельными, а отношения — сугубо приятельскими.
Нельзя сказать, что Рус пришёл в восторг от этого заявления, вообще-то он имел на Олю куда более серьёзные виды, но в данной ситуации не оставалось ничего другого, кроме как смириться. Ему вовсе не хотелось пугать или обижать эту девочку. Она будет скрашивать его одиночество в поездке, что уже немало. А секс… ну что ж, можно и потерпеть немного. В крайнем случае — прибегнуть к самоудовлетворению.
— А второе условие? — вздохнул Рус, отправляя в рот ложку восхитительного клэм-чаудера, который здесь подавали в круглой булке.* Оля встретилась с ним взглядом и негромко произнесла:
— Обещай отпустить меня в любой момент, в любой точке маршрута, если я вдруг захочу уехать раньше.
Сердце болезненно сжалось.
— Ты настолько меня боишься?
— Дело не в тебе, — Оля замялась и опустила глаза. — И я тебя не боюсь… правда, не боюсь. Я же сказала, что верю тебе.
— Веришь — но не доверяешь, — напомнил он Оле её собственные слова, не так давно сказанные Лейле на пляже.
— Верить можно интуитивно, даже не особо зная человека, — она пожала плечами. — А доверие… доверие нужно заслужить. Но нет, ещё раз повторю — дело не в доверии или страхе. Мне просто надо знать, что в любую минуту я смогу уйти, если захочу.
— Хорошо, — медленно отозвался он. — Я тебя… понял. Обещаю, что в случае чего не стану удерживать.
Да хрена с два не стану! Никуда я тебя не отпущу!..
Успокоившись, Оля поболтала ложкой в своей густой ароматной похлёбке и тоже с удовольствием принялась за еду. Официант рекомендовал им взять ещё и дандженесского краба под чесночным соусом — фирменное блюдо здешних мест, но Оля отказалась, и Рус тоже не рискнул, хотя целоваться им при таком “дружеском” раскладе по-любому ещё долго не светило.
Выезжать решено было завтрашним утром. На сегодня оставалась ещё куча дел: необходимо было докупить либо взять напрокат кое-что из дорожной экипировки (в частности, для Оли необходимо было приобрести дополнительный шлем), проверить мотоцикл на предмет поломок или неисправностей, заправить бак бензином и, в конце концов, собрать вещи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не бери с собой слишком много, — посоветовал Рус. — Главное — чтобы было тепло и удобно в пути. Ну, и прихвати что-нибудь домашнее для ночёвки в мотелях. Пижаму, к примеру, или… — он вдруг подумал о том, что не так-то просто будет удержаться от соблазна проявить к Оле мужской интерес, если они остановятся в одном номере, пусть даже на разных кроватях. — Да, — твёрдо добавил он, — лучше пижаму. Такую… основательную, закрытую, с длинными рукавами и…